От заговоров у меня начинает болеть голова.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на лучшей части этого. Между нашими мирами мы разделим информацию и доступ, необходимый, чтобы свергнуть Триаду, раз и навсегда. Это было бы облегчение, если бы не тёмные намёки Пола о настоящих намерениях моих родителей.
Обернувшись к Тео, я говорю:
— Ты помнишь, что Тео из этого мира знает о моих родителях? Что они задумали?
Он качает головой.
— То, что они говорят, проще запомнить, чем то, что они думают. Ты получаешь… эмоциональное впечатление, а не запись того, что происходит на экране.
Все говорит в пользу этого плана.
— Тогда нам нужно найти их и заставить рассказать.
— Нет, — резко говорит Пол. — Не Тео. Если твоя версия прыгнет и оставит нашу версию там, где его могут выследить, Триада засадит его в тюрьму в течение получаса.
— Тогда я пойду сама. Хотя я на самом деле не знаю, где живу в этом измерении.
— Я дам тебе адрес, — говорит Пол. — У нас есть эта информация.
Тео поднимается со стула, даже его манера стоять отличается. Он более устойчив, более уверен, но не такой усталый.
— Мне это не нравится. Ты отправляешь её одну, чтобы её родители сказали ей то, что ты знаешь, но очень удобно не рассказываешь.
— Я вам расскажу, — говорит Пол. — Но, как я уже сказал ранее, никто из вас мне не поверит. Маргарет не успокоится, пока не услышит это от них.
Я делаю шаг к нему:
— Испытай меня.
Он медлит, и я думаю, не поймали ли мы Пола Маркова на лжи. Потом я понимаю, что он мешкает, потому что считает, что его слова причинят мне боль.
— Твои родители… — Пол делает глубокий вдох, потом заканчивает: — Они не просто хотят навещать Джози в других мирах. Они хотят вернуть её в наш навсегда.
Я бы поняла это, если бы мама и папа уже не рассказали мне.
— Ты бы не хотел вернуть своего ребёнка? Но это невозможно. Джози расщепилась на множество осколков. Мои родители знают, что нет способа воссоздать её.
— Есть один способ, — говорит Пол. — Есть одна вещь, которую они могут сделать со всеми измерениями, которые посещала Джози, чтобы обеспечить, что каждый осколок её сознания вернётся домой.
Мы с Тео переглядываемся, он так же сбит с толку, как и я. Это обгоняет наши исследования. Я спрашиваю Пола:
— Что им нужно сделать со всеми этими измерениями?
Пол говорит тихо, как будто хочет смягчит свои следующие слова:
— Уничтожить их.
Через двадцать минут я стою лицом к лицу с побледневшими как пепел версиями моих родителей.
Пол дал мне указания, как найти их. Должно быть, квартира считается роскошной в этом измерении, но мне она кажется пустой и бездушной, нет чёрной стены, испещрённой формулами, нет стопок книг. Я почти могу поверить, что мои родители решили жить в номере отеля вместо семейного дома — такая квартира отстранённая и холодная.
— Ты пыталась найти твою версию Теодора Бека, не так ли? — Мама так говорит, когда она злится, но пытается сдержаться и вести разумную дискуссию. — Внизу опасно, милая. Ты не должна…
Мне не нужно это выслушивать.
— Я нашла Тео. И Пола.
Мои родители переглядываются. Папа говорит?
— Я предполагаю, ты не расскажешь нам, где они.
— Нет. Вы расскажете мне, что… что вы собираетесь делать по поводу Джози.
Я не повторяю то, что сказал мне Пол, вслух, потому что я всё ещё не верю в это. Я не могу.
Отец выглядит так, будто не знает, что сказать, или ему слишком стыдно сказать это. Мама, однако, снова обрела почву под ногами. Единственный признак дискомфорта — то, как она обхватила себя руками, как будто пытается спрятаться от несуществующего холода.
— Путешествия между измерениями опасны, даже для идеального путешественника. Конечно, нам не нужно говорить тебе об этом, ты сама сталкивалась с опасностью. Конечно, в какой-то момент, ты спрашивала себя, не стоит ли прекратить путешествовать насовсем.
Спрашивала, но эти сомнения были не более чем шёпотом в глубине моего подсознания. Удивительные вещи, которые я видела, разные воплощения себя, которыми я была, и которых узнала в других мирах, для меня это перевешивает страшную часть. Пока что.
— После смерти Джози мы сначала подумали, что нужно полностью завершить проект, — продолжает мама. — Риски были слишком высоки, чтобы удовлетворять простое любопытство или даже служить технологическому превосходству. Но потом твой отец и я поговорили с Ваттом Конли, и мы поняли, что у нас есть новая цель. Та, которую добиваются любой ценой. Которая стоит любой жертвы.
— Вы хотите вернуть Джози, — говорю я. — Но как вы собираетесь этого добиться?
Я хочу, чтобы они спорили со мной, чтобы повторили, что воссоздать Джози после расщепления невозможно. Или, если не так, то сказали бы мне, что решение более адекватное.
Но из того, как затихли родители, я понимаю, что Пол сказал мне правду. Триада может быть мотивируется искренней любовью к моей сестре, но их планы более ужасны, чем то, о чём мог когда-либо мечтать мой Ватт Конли.
Мама подходит ближе и встает прямо передо мной.
— Маргарет, осколки души Джози рассыпаны слишком обширно чтобы мы смогли собрать их. Но если это измерение не сможет больше удерживать её…
— Потому что оно прекратило существование? — спрашиваю я.
Через несколько секунд папа кивает.
— Меньшее бы не сработало.
Я так нервничаю, что почти физически дезориентирована, как будто вся планета вращается в новом направлении. Всю свою жизнь я шутила насчёт «сумасшедших маминых теорий», хотя я всегда знала, что они не сумасшедшие, просто немного странные. Но то, что я вижу сейчас на лице моей матери, и моего отца тоже, это безумие.
Не метафорическое безумие. Настоящее, реальное сумасшествие забрало их обоих.
— Вы не можете уничтожить целое измерение, — я объясняю это медленно, как будто это как-то поможет им понять. — Даже если бы это не было абсолютным злодеянием, я имею в виду — как? Нет такой бомбы, которая разрушила бы вселенную, тем более несколько.
— Маргарет, подумай, — мама становится профессором, ошеломляюще знакомым в эту безумную минуту. — Резонансы между измерениями удивительно чувствительны, как ты должна знать. Помни, их можно изменить чтобы создать только одного идеального путешественника на вселенную.
Я никогда не понимала научное значение слова «резонансы», но смысл понятен.
— Чувствительны — значит хрупкие. Разрушаемые.
Папа улыбается, подбадривая меня, не смотря на своё напряжение, как он делал, когда я училась кататься на велосипеде.
— И каждая вселенная пытается достичь идеального баланса. Всё, что нам нужно сделать — это вернуть её к её фундаментальной симметрии.
Воспоминание о прогулке в Муирском лесу с Полом приходит так живо, что я чувствую запах леса. Он стоял на освещённом месте и рассказывал мне что фундаментальная симметрия нарушилась на самой заре сотворения мира. Если бы этого не случилось, если бы материя и антиматерия существовали в равных количествах, как гравитация и антигравитация, вселенная бы уничтожила себя в то же мгновение. Мы бы даже не узнали, что происходит катастрофа, происходила бы катастрофа, потому что время бы тоже перестало существовать.
— Как вы это делаете? Как это вообще возможно? — шепчу я.
— Устройство на удивление просто, — говорит отец. — Удивительно, что никто не придумал его раньше. Но опять же, если даже кто-то подумал о нём, у него хватило здравого смысла не конструировать его.
Я хватаюсь за единственную надежду, которую вижу.
— Но нельзя принести устройство в другую Вселенную! Только сознание может путешествовать между измерениями. Не материя.
— Большая часть материи не может, — мой отец указывает на Жар-птицу, висящую у меня на шее. — Мы экспериментировали с различными сплавами и соединениями. Не займёт много времени сконструировать устройство, которое будет путешествовать так же легко, как Жар-птица. Однако, конечно, любой человек не сможет активировать его. Большинство людей будут стёрты с лица земли с разрушением вселенной, без возможности сбежать.
— Только идеальный путешественник, — говорю я.
Наконец, всё встаёт на свои места. Я знала, что Конли слишком зациклен на мне, что было лишком много других способов сделать грязную работу без меня. Чего я не знала — это насколько грязной будет работа.
— Стоп-стоп-стоп, — я руками показываю знак тайм-аут. — Вы имеете в виду, что хотите, чтобы я уничтожила целые вселенные?
— Джози разбилась на множество осколков, слишком маленьких, чтобы собрать. Но возможно путешествовать в эти измерения. В конце концов тебе не нужно оставаться там надолго, — мама кладёт руку мне на плечо, жест, который должен успокоить, но вместо этого у меня бегут мурашки по коже. — Ты не будешь никого убивать, Маргарет. Всё измерение будет просто стёрто из Мультивселенной. Никому не будет больно. Никто даже не поймёт.
Когда измерение умрёт, оно заберёт с собой всю свою историю. Люди в нём не умрут, они никогда не родятся.
Я думаю о Военной Вселенной, где Джози — пилот истребителя. Или о родителях — военных исследователях, которые изо всех сил стараются поддерживать надежду своей страны. О солдате-Тео, который пробирается в мою комнату по ночам, ища моменты любви в той серой, страшной жизни.
О Лейтенанте Маркове из того мира, который любил меня так глубоко, даже узнав, что я одурачила его.
Я не осмелюсь вернуться в то измерение, и это значит, что я больше не увижу этих людей. Но они заслуживают жить своими собственными жизнями и найти свою судьбу. Получить шанс выиграть войну и выжить.
Как бы ни больно было узнать, что люди в Военной Вселенной мертвы, бесконечно хуже знать, что их никогда не было.
— Вы не понимаете, о чём меня просите, — мой голос дрожит. — Уничтожить измерение — это хуже, чем геноцид.
Они хотят, чтобы я уничтожила целые виды, планеты, звезды, бесчисленные галактики.
— Возможно, уничтожить — неправильное слово, — говорит папа, как будто смена словаря всё исправит. — Думай об этом, как об «аннулировании» измерения, и это гораздо ближе к истине.