на. Все затаенные страсти путешественника и искателя приключений проснулись в нем и требовали яркого, необычного проявления.
Жизнь в тайге, ночевки у костров, маршруты по долинам безлюдных северных рек, романтика поисков полезных ископаемых — все это так захватило Хабардина, что о мореходном училище, о всех своих мечтах и помыслах он забыл в первый же год работы в Тунгусской экспедиции, в геологоразведочной партии Григория Файнштейна.
Геологи Тунгусской экспедиции стирали с карты «белые пятна», поисковые маршруты проходили по местам, где до этого ни разу не ступала нога человека. Геологи как бы продолжали пути первых русских землепроходцев, впервые вышедших на могучие притоки сибирских великанов — Енисея и Лены. И если неприступные горы и свирепые реки были уже открыты ими, то Тунгусской экспедиции предстояло выполнить более трудную и серьезную задачу: найти среди этих неприступных гор, в долинах этих свирепых рек и нанести на карту первые месторождения алмазов.
…Юра попал в тайгу зеленым юнцом, прямо со школьной скамьи. И тайга стала для него настоящей школой жизни. Профессия геолога вырабатывала в недавнем десятикласснике лучшие человеческие качества — выдержку, настойчивость, неприхотливость. В двадцать лет Юрий Хабардин, повзрослевший, возмужавший в суровых северных походах, превратился из мечтательного мальчишки-ухаря в спокойного, уверенного в себе, волевого мужчину. Нелегкая жизнь в таежных джунглях, упорное единоборство с жестокой природой закалили и воспитали его. Юра теперь даже и думать не мог о том, что есть на свете более интересные профессии, чем профессия геолога.
Хабардин не жалел, что после года работы в экспедиции он снова не сделал попытки поступить в институт. Постепенно, бродя со своим другом и наставником Файнштейном по якутской тайге, он все глубже и глубже проникал в захватывающие тайны геологии. Интереснейшая древнейшая история Земли открывалась перед ним. Сложные и стройные закономерности, которым подчинялись недра нашей планеты много миллионов лет назад, вводили Юру в святая святых храма науки. Стратиграфия, геоморфология, тектоника — эти отрасли научного познания земной коры, оперировавшие тысячелетиями и эпохами, рисовали перед пораженным мальчишеским воображением величественные картины горообразования, опускания морского дна, извержения магмы из земных глубин.
У Юры захватывало дух, когда по вечерам, сидя у костра на берегу какой-нибудь безыменной таежной речки в окружении выветренных гигантских каменных столбов, похожих на молчаливых стражей, он слушал рассказы Файнштейна о том, как много лет назад древнюю горную страну, на которой они сейчас находились, — Сибирскую платформу — пробили снизу мощные алмазные вулканы, как высоко в небо поднялись фонтаны алмазной лавы и как, застыв, образовали алмазные жерла — знаменитые кимберлитовые трубки, которые искали в тайге геологи.
Наслушавшись этих рассказов, Юра уходил в тайгу, ложился спиной на мох и, заложив руки за голову, подолгу смотрел на испещренное звездами небо. Смелые проекты и планы обуревали его. Найти свою Атлантиду — таинственную кимберлитовую трубку, свою «Хабардинию», — найти во что бы то ни стало! Эта мысль накрепко засела в его упрямую голову.
В тайге Юра возил с собой книжки. Премудрости геологической науки, поддающиеся изучению с таким трудом, когда начинаешь одолевать их прямо после школьной скамьи, здесь, в тайге, в соединении с естественными «наглядными пособиями» давались легко. Двойной курс высшей школы — теоретический и практический — Хабардин прошел с такой быстротой, как, пожалуй, ни один из его сверстников. Уже на третий год работы в экспедиции Файнштейн стал поручать ему исследования, которые были под силу только инженерам геологам.
Юра умело справлялся с ними. Самостоятельно исследовал он русла рек Чирко, Чеки, Лахарханы, Нижнего Вилюя. Его отчеты о маршрутах и геологических работах были четки, ясны, давали выразительную картину поисковых перспектив в исследованных районах. О воспитаннике Григория Файнштейна заговорили в экспедиции как об одном из самых способных молодых геологов. Многие удивлялись: такой молодой, а ужо успел кончить институт и завоевать репутацию отличного производственника и опытного таежника. А когда им говорили, что никакого института Хабардин не кончал, удивлялись еще больше.
Вскоре Юре доверили большую и ответственную работу — во главе большого поискового отряда исследовать русло реки Маркоки. На Маркоке никто из геологов-алмазников еще не был. Хабардин выполнил и это задание. И тут произошло то, о чем он так мечтал в детстве…
После маршрута по Маркоке Юрий уехал в отпуск. И вот, возвращаясь на центральную базу экспедиции, он заспорил в самолете с незнакомым геологом о быстроте течения воды в Маркоке.
— Давайте вычислим на бумаге, — говорил незнакомый геолог, рисуя в блокноте русло Маркоки. — Вот здесь у нас устье реки, вот здесь Хабардино, здесь…
— Что, что, — перебил его Юрий, — как вы сказали?
— Я говорю, что вот здесь устье реки, а вот здесь Хабардино — так называют теперь это место, по имени геолога Хабардина, работавшего здесь в прошлом году.
— Кто называет? — спросил Юра, чувствуя, что все внутри у пего опускается вниз.
— Да все геологи-алмазники называют. А вы разве не слышали?
Все дальнейшие объяснения о быстроте течения Маркоки входили Юре в одно ухо и тут же выходили из другого. Он соглашался со всем, что говорил незнакомый геолог.
Прилетев в Нюрбу, Юра, не заворачивая домой, пошел прямо в геологическую библиотеку экспедиции и попросил карту Маркоки. На том месте, где в прошлом году он вместе с товарищами по отряду поставил два зимовья, мелкими черными буковками было выведено: «Хабардино»…
Весной 1955 года в библиотеке Амакинской экспедиции, где работали не имеющие отдельных кабинетов молодые геологи, висел красочный плакат. Па нем аршинными буквами было намалевано двустишие:
На удивленье всей Европы
В Сибири найдены пиропы.
Этот стишок пользовался в Амакннской экспедиции в то время приблизительно такой же популярностью, как в Петрограде в 1917 году двустишие Маяковского:
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй.
Последний день существования тайн коренных алмазных месторождений — кимберлитовых трубок — был уже действительно близок. Год назад ленинградский геолог Лариса Попугаева нашла по пиропам — спутникам алмаза — первую в Советском Союзе кимберлитовую трубку «Зарницу». Геологов Амакипкп охватила «пиропная лихорадка». Все вспоминали, что в прежних маршрутах находили массу похожих на пиропы красноватых камешков, по, по зная, что это путеводитель к трубкам, спокойно выбрасывали их. Теперь же, когда красный пироп был объявлен «официальным» спутником алмаза, найти трубку в местах старых маршрутов ничего не стоило.
Вообще весной 1955 года среди геологов Амакинской экспедиции царило радостное оживление. Чувствовалось, что именно в этот полевой сезон должен произойти решающий перелом в поисках коренных месторождений. Силон и убедительностью пиропового метода были покорены все. Ждали только, пока сойдет полая вода, чтобы тронуться в путь за кимберлитами по пироповой стежке-дорожке.
И хотя будущие сокровища еще не были открыты, молодежь экспедиции уже считала, что Якутия оставила позади самое богатое алмазами место на Земле — Южную Африку. И поэтому, когда кто-нибудь в разговоре упоминал для сравнения Южную Африку, молодые геологи дружно прерывали его, сердито исполняя хором:
Не нужен нам берег турецкий,
И Африка нам не нужна…
Это двустишие было не менее популярным, чем первое.
И вообще в те предвесенние дни в экспедиции много смеялись и шутили. Например, считалось, что красный пироповый цвет обладает волшебными магическими свойствами: для того чтобы найти кимберлитовую трубку, нужно быть облаченным во все красное. Тем, кто брал под сомнение этот «поисковый» признак, указывали на Попугаеву: Лариса, прилетевшая в алмазную столицу несколько дней назад из Ленинграда, щеголяла по Нюрбе в красных лыжных штанах, в которых она в прошлом году открыла «Зарницу». Попугаевой предлагали за «пироповые» штаны крупные суммы, по Лариса отвечала покупателям, что не может продать штаны по двум причинам: во-первых, они дороги ей как память, а во-вторых, штаны, в которых открыто первое в Советском Союзе коренное месторождение алмазов, естественно, не могут быть оценены ни в одной из существующих на свете валют.
…Вместе со всеми готовился к наступлению на кимберлиты и комсомолец Юрий Хабардин. Его отряд еще с зимы был заброшен в бассейн реки Малая Ботуобпя. «Весловали» половину апреля и целый май. Юрий часто выходил из палатки и подолгу глядел на залитые талой водой косы реки, в которых была скрыта путеводная пироповая «нитка».
Наконец вода сошла.
— Можно выступать, — сказал Юра, в последний раз осмотрев косы.
Оп даже не догадывался о том, что всего через несколько дней отрядом будет открыто одно из самых богатых коренных месторождений алмазов в мире — знаменитая «Трубка Мира».
Вот как это произошло.
…10 июня с места стоянки 132-й разведочной партии Амакинской экспедиции на реке Малая Ботуобия вышел в поисковый маршрут отряд геолога Юрия Хабардина. Отряд был небольшой: геолог Катя Елагина, старший коллектор Володя Авдеенко, каюр-проводник Иннокентий Иевлев. В распоряжении отряда было пятнадцать оленей.
На второй день пути геологи вышли к небольшой таежной речке Ирелях. Беря через каждые триста-пятьсот метров пробы, двинулись вниз по течению Ире-ляха. В речных косах и на перекатах сразу же обнаружили алмазы и пиропы.
— Где-то совсем рядом лежит трубка, — задумчиво сказал Хабардин вечером на привале. — Пока не найдем трубку, не уйдем из этих мест.
На следующий день геологи вышли в повитый туманами, заболоченный лог. Он был охвачен мрачным таежным безмолвием. Только маленький ручеек сиротливо булькал в густой траве, прыгая с камешка на камешек.