ебовали немедленно отпустить их. Мальчишки были уверены, что их место там, в Испании, на родине великого Дон-Кихота.
Конечно, далеко не все они прочли напечатанное в «Правде» обращение испанских юношей и девушек к молодежи мира. Ио тот, кто прочел, был убежден, что эти слова относятся именно к нему:
«Мы обращаемся к вам от имени всей испанской молодежи, от имени того героического поколения, которое самоотверженно проливает кровь на полях Испании для защиты республики и свободы… Молодежь всех стран, мы боремся, как и вы, за счастливую и достойную жизнь, за свободу, за наше право на культуру, за защиту мира на всем земном шаре… Молодежь всех стран, будь солидарна с испанской молодежью!»
Мальчишки! Милые мальчишки с отважными и благородными сердцами! Их задерживали, возвращали домой, журили, по понимали: ведь все вокруг тоже не Отрывали глаз от маленькой, опаленной солнцем и вой ной Испании.
Заявлений с просьбой послать туда было много. Повезло немногим. Те, кому посчастливилось, уезжали, уплывали, улетали небольшими группами пли поодиночке, негласно, под видом матросов. Так было нужно — ведь знаменитый «Комитет по невмешательству» «пе замечал» целых дивизий Гитлера и Муссолини, но обязательно поднял бы шум, обвинил бы Советское государство в агрессии, если б узнал хоть об одном добровольце. Они часто сражались на испанской земле под чужими именами. Так тоже было нужно…
А через несколько лет, когда пришел час мальчишек, не попавших в Испанию, грудью заслонить от фашистов родную землю, их повели в бой уже хорошо знакомые фашистам генерал Малино — Р. Я. Малиновский, Вольтер — генерал Н. И. Воронов, бывшие советники Испанской республики Павлито и Петрович — советские генералы Родимцев и Мерецков, маршалы и генералы М. И. Неделин, Н. Г. Кузнецов, П. И. Батов, Д. Г. Павлов и другие.
Их было немного, советских добровольцев свободы, — несколько сот человек. Но шли они в бой по велению сердца, были беззаветно преданы свободе и вместе с другими интернационалистами могли повторить: «Мы будем защищать Мадрид, как если бы он был родным городом каждого из бойцов. Ваша честь — наша честь. Ваша борьба — каша борьба».
…Тяжелый ноябрь 1936 года. Фашисты рвутся к Мадриду, они уже на окраинах города. В Мадрид прибывают батальоны 12-й Интербригады. Пожилые и совсем юноши, многие еще не умеющие как следует обращаться с оружием, не умеющие держать строй, они вступают в бой. И вместе с республиканцами они останавливают фашистов. Произошло чудо, «чудо Мадрида»! По итальянские и германские самолеты продолжают бомбить Мадрид, убивают мирных жителей, разрушают дома. И вдруг эскадрилья самолетов И-15 и И-16, которые народ позднее назовет «чатос» и «москас»[1], стремительно прорезает мадридское небо, приветствуя изумленное население. На крыльях самолетов, покачивающихся в честь мадридских бойцов, видны цвета республики.
«Описать этот момент невозможно. Единодушный крик радости, благодарности, облегчения, вырвавшийся из тысяч сердец, поднимается с земли к небу, приветствует и сопровождает появление в небе нашей родины первых советских самолетов, бдительных часовых, преградивших дорогу врагу, Охватившее всех чувство близости с Советской страной, лучшие сыны которой, приняв участие в нашей войне, проявили подлинный героизм и пролили на испанской земле свою кровь, во много раз усилило боеспособность и сплоченность республиканских сил». Так писала Долорес Ибаррури.
Советские летчики. Мы всегда преклонялись перед ними. Именами-символами стали имена первых Героев Советского Союза, спасших челюскинцев, легендарные Чкалов, Громов, Коккинаки, Раскова, Осипенко, Гризодубова, Чухновский… Но были еще (о них узнали много позже): генерал Дуглас — Я. В. Смушкевич, главный авиационный советник Испанской республики, героический Анатолий Серов, Николай Иванов, Борис Смирнов, Александр Минаев, Иван Проскуров… Правда, их было немного, но каждый советский летчик, говорили испанцы, стоил больше нескольких эскадрилий франкистов.
И они были молоды. Удивительно молоды, эти героические крылатые добровольцы свободы. Командир авиационного отряда Иван Проскуров считался «стариком» — ему было 29 лет!
Тихому, застенчивому Коле Острякову шел лишь двадцать пятый год. По путевке комсомола он работал на стройке Турксиба, по путевке комсомола пошел в Красную Армию, стал летчиком. По велению сердца приехал в Испанию. Бывало, месяцами не отходил от самолета, совершая по нескольку боевых вылетов в день. Пожалуй, трудно сказать, сколько фашистов было на счету у пего.
Испанский опыт пригодился через несколько лет: Отечественную войну Н. Остряков встречает в должности командующего ВВС Черноморского флота. Он погиб под Севастополем — отважный человек, Герой Советского Союза Николай Алексеевич Остряков. Шел ему тогда 31-й год.
Чтобы описать, как воевали наши летчики в Испании, какую проявляли настойчивость и желание победить, не хватит слов. До нас дошли скупые записи — боевые донесения. Вот одно из них — донесение командира звена истребителей П. Шевцова:
«16 февраля 1937 года. Дежуря в самолете, я увидел разрыв ракеты. Снова в бой! Быстро запустил мотор, оглянулся по сторонам — звено уже готово к взлету. Летим девяткой. Я заметил трех «юнкерсов» и подал команду: «Иду в атаку».
Бомбардировщики врага повернули назад. Остались только истребители. Бросаюсь в атаку на один из «фиатов», заходящих в хвост моему ведомому. Огнем пулемета поджигаю врага. Радостно стало на сердце. Сразил фашиста и спас товарища! В это время из-под моей машины выскочил «хейнкель». Я дал по нему длинную очередь, противник пошел вниз и упал на землю. Патроны все израсходованы, но из боя выходить нельзя: надо защищать товарищей. Бросаюсь снова в бой и делаю ряд ложных атак, но уже без огня.
В этом бою мы сбили 8 самолетов, не потеряв ни одного своего».
Чувство товарищества, уменье воевать, мужество, воля… Это — и о комсомольце-летчике Н. Баланове. Во время воздушной операции осколком снаряда ему пробило горло, искалечило руку. Но тяжело раненный летчик, продолжая управлять самолетом, захлебываясь собственной кровью, все таки довел машину до аэродрома и посадил ее.
Да, отвага, воля, уменье воевать. Эти слова не только о комсомольце Герое Советского Союза Н. Баланове, но и о многих и многих советских добровольцах.
Фашистская авиация была гораздо многочисленнее республиканской. На некоторых участках фронта на один самолет республиканцев приходилось два-три десятка вражеских. Отправляясь на задания, летчики часто знали — почти нет шансов вернуться. Но не было случая, чтоб кто-то дрогнул, струсил, отказался выполнить приказ. Лишь иногда, перед вылетом, кто-нибудь из них писал письмо — последнее письмо родным…
«Шурик, тебя не оставит на произвол судьбы наша счастливая Родина. Вы будете обеспечены вместе с сыном. Милочка, я погиб за революцию в Испании, в борьбе с фашизмом.
Вспоминайте меня любимой моей песней — «Песня о Родине»: «Хороша страна моя родная, много в ней полей, лесов и рек, я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».
Шурик, расскажи сыну, кто был его отец и за что погиб».
Это письмо лейтенанта Владимира Зотова, написанное перед последним его вылетом 3 января 1937 года.
Всюду, где было трудно, всюду, где решалась судьба фронта, судьба сражения, посылались советские летчики, Туда же направлялись и советские танкисты.
В годы Отечественной воины прославился танковый корпус Героя Советского Союза Поля Армана — латышского коммуниста, эмигрировавшего из буржуазной Латвии во Францию, затем в СССР. А испанцы хорошо знали отважного майора Грейзе — под этим именем сражался в Испании отважный танкист Арман. Ему было 30 лет. Один из первых повел он в бой танкистов-добровольцев. Потом Арман писал:
«Исключительно упорные и смелые люди. Я никогда не ожидал, чтоб молодняк, который в своей жизни видел только единственное горе — когда их сажали на гауптвахту, — мог выдержать такие упорные бои, причем в первом бою было 6 убитых. Несмотря на это, во второй бой пошли все — правда, были несколько бледнее обыкновенного, но шли все уверенно. Не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь манкировал, находил способы отказаться от боя. Наоборот, когда я не мог послать всех, посылал только часть, то оставшиеся на базе приходили ко мне и спрашивали: «Скажите, что я сделал, что вы не посылаете меня?» И частности, это было с командиром танка тов. Лысенко, он получил сильный ушиб, имел опухоль и ожоги… Он пришел ко мне и говорит: «Что я вам сделал, что вы не хотите идти со мной в бой?» Пришлось оставить его.
Такой же случай был с лейтенантом Колосовым, который получил ранение в плечо и все-таки не покидал боя. Мелкие ранения и контузии никогда не препятствовали продолжению боя.
К вечеру все всегда были страшно утомлены, а ночью должны были готовить танки к завтрашнему бою».
Поль Матисович Арман не мог, конечно, даже упомянуть всех танкистов-добровольцев, тем более не мог рассказать об их героизме. А ведь в первом же бою 26 октября 1936 года лейтенант Павлов под ураганным огнем противника вылез из танка, исправил повреждение, втащил в машину тяжело раненного испанского товарища.
Танк механика-водителя Семенова, в котором находились два испанца, был подбит на территории противника. Всю ночь фашисты обстреливали танк, забрасывали гранатами. Убедившись, что все-таки поделать они ничего не могут, стали предлагать танкистам деньги, обещали сохранить жизнь. Но танкисты отказались сдаться.
Это лишь два эпизода, две фамилии. Их было больше. И «все… молодые, энергичные, полны нетерпения… подать руку братской помощи» испанскому народу, — писал советский доброволец, ныне Герой Советского Союза генерал-лейтенант С. М. Кривошеин. Всех перечислить нельзя. Погодин, Новак, Садченко, Протодьяконов, Мерсон, Быстров, Николаев, Денисов, Сергиенко, Куприянов, Ершов, Склезнев… Мы знаем об их героизме по воспоминаниям однополчан. Сами они мало говорили о себе. За них говорили рапорты, донесения, реляции…