— Что с тобой, Катюша? — спросил Валера, запихивая в рот полоску ветчины. — Ты бледная.
Катя медленно подняла на него виноватый взгляд. Она понимала, что следующая фраза прозвучит слишком банально, недостойно мужчины, который столько для нее сделал. Но решение было принято, а волнение, которое последовало за ним, мешало сосредоточиться и придумать что-то более подходящее.
— Валера… — Катя набрала в легкие побольше воздуха. — Ты замечательный. Самый лучший… Но я люблю другого мужчину.
Валера перестал жевать, отложил вилку на край тарелки.
— Вот как… И кто он?
Сгорая от стыда, Катя не могла заставить себя посмотреть Валере в глаза.
— Ты не знаешь его.
— Ты изменяла мне с ним? — от леденящего спокойствия его голоса Кате стало не по себе. — Это важный вопрос, Катюша. Возможно, мне нужно провериться.
Ну, почему мужчина не может оставаться джентльменом до конца?..
— Нет, не изменяла, — потухшим голосом ответила она.
— Ты жила со мной, спала со мной, но любила другого мужчину? — похоже, это и в самом деле не укладывалось у него в голове.
— Я думала, это пройдет, — она, наконец, подняла голову.
Ответный взгляд Валеры был красноречивым. Катя догадалась, каким словом он назвал ее в мыслях. Щеки снова зардели, но глаза она не опустила.
— Ладно, Катюша. Давай, выпьем. За тебя. За меня. За Рождество.
Чокнулись. Катя — только протянула бокал. Валера — сильно, со звоном, пролив напиток в салат «Оливье». Она пригубила. Он выпил залпом.
— Слушай, Катюша… — Валера, как ни в чем не бывало, принялся нарезать буженину. — Ну, скажи, чего вам, бабам, не хватает? Шикарная квартира. Хорошая должность. Машину подарил. Домработницу отплачиваю. Ты же, как у Бога за пазухой! Ну, что еще тебе нужно?! — Валера со звоном опустил на блюде нож с вилкой, так и не дорезав последний кусок.
— Он, — тихо ответила Катя. Валера злился, не понимал, но по тону его голоса было слышно: он смирился, принял. — Можно, сегодня я здесь переночую?
— Оставайся. Рождество, как ни как.
Валера откинулся на спинку кресла и стал нажимать кнопки на пульте от телевизора, методично, медленно, словно с одного удара вбивал гвозди.
Он все щелкал, не останавливаясь ни на одном канале, и даже, казалось, глядя поверх телевизора. А Катя, то ругая себя, то благодаря, неотрывно смотрела на мельтешащую картинку экрана. Наверное, со стороны они выглядели довольно странно.
Глава 33. Дорога домой
Водитель такси вышел покурить, а Катя осталась сидеть в салоне. Этой ночью свет на первом этаже — в квартире Яна — снова не горел. Слепые окна. За четыре последних месяца Катя видела их разными. Размытыми пеленой дождя, занесенными снегом. Отражающими солнце и черными — словно в квартире недавно полыхал пожар. Окна меняли оттенки, меняли настроение. Иногда смотрели с надеждой, иногда обреченно. Они были разные, но всегда — неживые. За четыре месяца в них ни разу не зажегся свет.
Каждый вечер Катя приезжала на эту парковку у входа в парк — на своей машине или на такси — и смотрела в окна, которые с такого расстояния выглядели крошечными. Сначала ритуал казался важным, приближающим ее к Яну. Потом — чем-то вроде искупления. Затем — формой самоистязания. И, наконец, — тягой преступника к месту преступления. Но, спустя четыре месяца, это стало казаться тем, чем и являлось — пустой тратой времени. Ян мог появиться здесь через двадцать лет — или не появиться вовсе. Эти мысли преследовали Катю днем, а вечером она все равно мчалась сюда.
И вдруг одно из окон заполыхало апельсиновым светом.
Катя не сразу в это поверила — но тело тотчас отреагировало на увиденное: молоточками застучала кровь в висках, гулко забилось сердце. Еще раз проверила: да, то самое окно. Там, за кухонной шторой, что-то вспыхивало и затухало, двигалось и замирало. Там, на кухне, был Ян.
Прилипнув взглядом к окну, Катя не сразу нащупала ручку, чтобы открыть дверь. На ватных ногах вышла из такси, машинально сунула купюру в руку окликнувшего ее водителя. Она, словно кошка, кралась по мягким прошлогодним листьям, по студеным апрельским лужам. В ее зрачкам отражался оранжевый свет окна.
Катя поднялась по невидимым в темноте ступеням, вошла в тускло освещенный тамбур. Прислонила ухо к двери — тихо. Нажала на дверную ручку — заперто. Она сглотнула комок в пересохшем горле и протянула дрожащую руку к звонку. Пальцы не слушались — звонок молчал. Надавила сильнее — и закрыла глаза, когда раздалось пронзительное дребезжание.
Никто не открывал.
Катя подождала — и нажала снова.
Опять тишина.
Тогда Катя надавила на кнопку — и не отнимала пальца так долго, что голова начала трещать от безостановочного вопля звонка. Дверь, наконец, распахнулась — и на Катю дохнуло теплом и затхлостью. Она отступила на полшага, щурясь от электрического света.
— Ян… дома? — спросила Катя, чувствуя во рту горький, как от микстуры, привкус.
Марго, одетая в одну лишь футболку Яна, удивленно вскинув бровь.
— Да он уже три года, как съехал.
— Куда?.. — Катя отступила еще и, отыскав опору, прислонилась спиной к стене.
Марго пожала обнаженным плечом, с которого сползла футболка.
— Кто ж его знает.
Яна здесь нет…
Уже три года…
Катя поморщилась, словно от боли, и потерла переносицу указательным пальцем.
— Но он же должен как-то оплачивать счета…
— Для этого американцы придумали интернет. А я только раз в полгода достаю рекламу из его почтового ящика. Сегодня еще и заночую здесь. Спонсор выгнал. За плохое поведение, — Марго, поеживаясь, потерла голой ступней о ногу.
— Ты знаешь, как с ним связаться? Ну, хоть какая-то ниточка? — с мольбой спросила Катя.
— Неа. Старый телефон давно недоступен. Нового номера не знаю. Возможно, у него есть электронная почта или скайп — но этого я тоже не знаю… Может, зайдешь? Я нашла у Яна бутылку виски. Закуску, правда, уже съела.
— Нет, я пойду…
— Нет, ты останешься, — и Марго бесцеремонно втянула Катю в квартиру за ворот плаща.
Не раздеваясь, Катя опустилась в кресло возле кровати Яна.
Она все еще не могла поверить в происходящее. Каждый вечер четыре месяца подряд дежурить у его подъезда — и взамен не получить ничего. Удача почти улыбнулась ей. Но «почти» — не считалось. Так, наверное, чувствует себя игрок, когда спин выпадает на ближайший сектор к его ставке.
Марго села на кровать и, поджав под себя ноги, плеснула в бокалы виски. Катя грустно улыбнулась.
— Эту бутылку я подарила Яну, когда у него закончились деньги.
— Ему вряд ли понравилось.
Катя тяжело вздохнула.
— А я думала — понравится. Продавец в магазине сказал, что это — самое лучше…
Выпили, не чокаясь: Катя пригубила, Марго — залпом. Похоже, актриса топила своих демонов.
— Судя по тому, что бутылка была непочатой, права я, — с нажимом заявила Марго. — Только дело не в качестве виски — в этом я не разбираюсь. Яну вряд ли понравилось, что ты купила ему это, — красотка потрясла бутылку за горлышко, — когда у него закончились деньги. Он же гордый. И не просто гордый, а до какой-то дурацкой степени, как могут только мужчины, — Марго долила себе виски — раз уж бутылка оказалась в руке. — Однажды мы вместе возвращались домой, в эту самую квартиру, так он не сел ко мне в такси, а поехал на троллейбусе — потому что, кроме заветной последней купюры, денег у него хватало только на талончик.
Марго сделала большой глоток. Поморщилась — и выпила еще. Она то и дело поправляла наспех поднятые заколкой волосы, и, казалось, они вот-вот рассыплются по плечам, но прическа все еще держалась.
— Наверное, он и в самом деле тебя любил, — заключила Марго.
Любил.
В прошедшем времени.
Катя посмотрела на нее с мольбой.
— Давай сменим тему. Лучше расскажи о себе.
И разрумяненная алкоголем Марго, неунывающая авантюристка, хищница и укротительница мужчин, произнесла фразу, которая стала для Кати вторым потрясением за вечер.
— По-настоящему я родилась тогда, когда уехала из Слуцка, чтобы поступать в театральный…
А дальше Катя вполуха слушала байки, которые в лицах разыгрывала перед ней Марго, и все смотрела и не могла насмотреться на лицедейку, которой восхищалась столько лет.
Слуцк, черт побери! Слуцк!..
И Катя, пьянея, улыбалась.
Она уже сняла и плащ, и джемпер. Сидела, закинув ногу за ногу, лишь в джинсах и маечке на тонких бретельках. Со стороны они с Марго, наверняка, выглядели давними подружками.
Слуцк! Ну, надо же!
— А он не такая уж и скотина… — донесся до Кати задумчивый голос Марго.
— Ян?
— Да нет же! Его отец. Знаешь, у его бывшей жены были проблемы с алкоголем. Когда он стал зарабатывать деньги, она все чаще дома одна оставалась. Дети взрослые. И как-то постепенно, постепенно… А когда Ян в армию ушел — так вообще… А Игоша при всем при этом ее не бросил.
— Игоша? — Катя чувствовала себя так, словно выплывала из тумана: неясные мысли, мутные образы.
— Игнат Вадимович, — печально улыбнулась Марго и, взбив подушку, растянулась на кровати. — Думаю, несладко ему пришлось: жена-алкоголичка, один сын — наркоман, второй — Ян. Не дай Бог кому такое. А у него, между прочим, до сих пор на компе, на рабочем столе, семейное фото висит. Не наш с ним портрет — а то, старое. Ян на нем еще школьник.
Катя едва подавила в себе желание совсем по-волчьи завыть. Как бы ей хотелось сейчас взглянуть на то фото. На фотографии Яна, сделанные до истории с Машей, до гибели его брата и матери. В то время, когда он был еще цельным, счастливым. «Золотым» мальчиком, летящим на олимпиаду в Японию.
Рассказ о муже, казалось, истощил Марго. Она еще поерзала щекой по подушке — и затихла. Заколка, наконец, щелкнула — волосы рассыпались по плечам. Несколько прядей упало на лицо, но Марго, этого не заметила. Как и не заметила сборов Кати. Окликнула ее, когда та уже открыла входную дверь.