– Как насчет тебя? – повернулся Джеро к Ирии. – Сможешь переместить нас с корабля на корабль?
– Непросто, – пробормотала Ирия, почесывая татуировку на подбородке. – Прыжки, то есть перемещение, между двумя точками – штука заурядная. Прыжки в воздухе между двумя точками в движении – штука возможная. А вместе с еще двумя людьми, да так, чтобы хватило Мены выбраться отсюда с Реликвией…
– Да или нет.
– Конечно, блядь, да, – прорычала Ирия. – Я просто дала тебе возможность прикинуть, насколько ты тут поднасрал. – Она двинулась к ближайшему свободному пространству и вытащила свой мел. – Но нужно время. И сигилы Урды, чтобы закрепить точки, между которыми мы прыгаем.
– Не то чтобы мы ждали от него чего-то еще, – буркнула я.
– Эй! – взвизгнул Урда.
– Ну прости! – рявкнула я. – Хотел взять меч и сражаться?
– Ну… нет. Но все-таки.
Он угрюмо поплелся за сестрой, и они вдвоем принялись трудиться над порталом. Джеро повернулся к нам с Агне.
– Мы не знаем, что происходит, как Приверженный нас заметил и как далеко флагман, – произнес он. – Но знает кто-то на корабле. Этим мы и займемся в первую очередь.
Джеро ткнул парой пальцев в меня и Агне, потом указал ими вверх.
– Примерно двумя этажами выше, на корме корабля, находится рубка. Там найдутся капитан, штурман и командование. Вы как можно тише туда отправитесь. – Он осекся, передумал. – Тишайше. Нам нужен способ добраться до флагмана, поэтому воспользуемся этим кораблем. Убейте остальных, если понадобится, но капитан должен остаться в живых, чтобы стоял у руля, пока я не вернусь.
– С чего ты взял, что он станет нас слушать? – поинтересовалась Агне, морщась. – Революционеры не то чтобы славятся подчинением тем, кто не Великий Генерал.
– Фанатики ломаются так же, как остальные люди, – мрачно заметил Джеро. – Просто надо сломать чуть сильнее. Чтобы управлять кораблем, ему все равно нужна только одна рука.
– Батюшки-светы. Звучит, будто станет проще, если ты отправишься с нами.
Джеро покачал головой.
– Нам нужны сведения, а мы их не добудем, если будем шататься все вместе. Искомое найдется в корабельных архивах и каюте капитана. Я отыщу их, пока…
– Погоди. – Агне помолчала. – Откуда ты все это знаешь?
Ага-а. Джеро открыл рот, и я увидела, как его морщинки прорезались глубже, как случалось всякий раз, как он собирался солгать. А раз уж мы спешили, я решила избавить его от хлопот.
– Потому что ты уже бывал на этом корабле, – произнесла я, – верно?
Взгляд, который Джеро на меня бросил, был почти уязвленным. И это единственная причина, по которой я не взбесилась. Ложь – одно, но тут дело не в ней. Это была тайна, которую он еще мне не раскрыл.
Тайны я понимала. Острые, крошечные блестящие штучки, полные безжалостных острых кончиков и зазубренных кромок. И тот, кому ты их вручишь, получит все, чтобы тебя убить.
– Ага, – отозвался Джеро. – Однажды.
Я кивнула.
– Так что, сколько солдат нам ждать?
– Много.
– А как насчет Паладинов и Драконоборцев типа как на флагмане? В такой вылазке вдобавок должны участвовать и Хранители Реликвий.
– Должны были, разумеется. В настоящее время они лечатся от желудочного недуга в городе, из которого планировалось их отбытие. Всегда пожалуйста. – Джеро покачал головой. – Корабль слишком мал для тяжелого вооружения. Можно не ожидать сильного сопротивления.
Мои губы шевельнулись, силясь подобрать слова – очередной вопрос, очередное ругательство, не знаю. Но я их так и не нашла. Пока он не выдал мне крошечный кивок и еще более крошечную улыбку, отвернулся и растворился в тенях за дверью.
Только тогда я осознала, что хотела ему сказать. И почему не смогла.
Потому что когда мы падали с небес…
Я кричала не его имя.
На мое плечо опустилась тяжелая рука. Я взглянула в лучистые глаза Агне, которая мягко улыбнулась и смахнула мне с лица прядь волос.
– Приступим к делу?
– Не вопрос, – ответила я, скользнув ладонью к бедру. – Вот только…
Я вытащила Какофонию, и его латунь блеснула в полумраке так, что я увидела в ней отражение своей ухмылки.
– Как думаешь, насколько тихим должно быть «тишайше»?
38. Железный флот
– Десять… нет, погоди. Двенадцать? Больше?
Агне свела брови, чутко вслушиваясь. Аж язык от сосредоточенности высунула.
– Около двенадцати, – шепотом заключила она. – Я уверена. И слышу… стук металла. Звяканье кружек. Жевание. – Агне глянула на меня. – Думаю, это кухня?..
– Революционеры называют ее столовкой, – отозвалась я.
– Столовкой? – пришла в ужас Агне. – Какие же все-таки дикари.
– Агась. – Я порылась в сумке, нащупала патрон, поколебалась. – Под около двенадцати ты имеешь в виду больше или меньше?
Агне снова прижала ухо к двери. Сощурилась, силясь различить звуки на той стороне.
– Меньше.
Я кивнула, выудила патрон. Вставила с приятным щелчком, захлопнула барабан Какофонии и взвела курок. Отошла от двери на шаг, обхватила черную рукоять обеими ладонями и прицелилась.
Оглянулась на коридор, из которого мы вышли. Ничего, лишь далекий гул двигателей. Никакой засады.
Снова посмотрела на Агне, стоящую сбоку от двери и держащую ладонь на дверной ручке, кивнула.
– Тихо? – уточнила Агне.
– Насколько тихим может быть то, что зовется Какофонией, – отозвалась я.
Ответ ей, судя по выражению лица, не понравился. Но если так, то она имела полное право предложить идею получше. Однако вместо этого Агне просто пожала плечами, повернула ручку, толкнула дверь…
И убралась к чертям подальше.
Дюжина – как я думала, считать было некогда – мужчин и женщин оторвались от столов и уставились на меня с глазами, полными смятения, и ртами, полными еды. Лишь заметив у меня в руках револьвер, они осознали, что происходит, и подняли крик, лихорадочно пытаясь добраться до прислоненных к стойке штык-ружей.
К тому времени я, разумеется, успела нажать на спуск.
Заряд вылетел из ухмыляющейся пасти Какофонии, унесся в столовую и взорвался голубой вспышкой. Вопли и прочие звуки утонули в хрустальном треске и шипении, когда помещение поглотило до боли яркое белое облако.
Я натянула палантин на лицо, когда облако, студеное, поблескивающее изморозью, вытекло за порог. На мои плечи упало несколько снежинок, холод попробовал на зуб куртку, просочился в самые кости. Такого я не знала ни в Долине, ни в небе.
Пришлось признать, я была впечатлена. Он и в самом деле расстарался.
Холод сошел на нет, превращаясь из ослепительного облака в морозный туман, и я шагнула в столовую. Солдаты не сдвинулись с места – кто-то остался с разинутым в крике ртом, кто-то успел схватить штык-ружье, один бедный мудила пытался прикрыться тарелкой, как щитом.
Они стояли. И не шелохнулись.
Так бывает, если стать ледышкой.
Под ногами хрустело. Я обходила столовую, проверяя каждого солдата. Их кожа утратила цвет, пелена инея покрывала несчастных, словно вторая кожа. Они застыли в последних мгновениях своей жизни, и лица не выдавали ни мучения, ни даже страха. Изморозь взяла свое, прежде чем они успели это понять.
Ну, по крайней мере, это быстрая, безболезненная смерть. Единственная милость, которую я могла им оказать.
Один… два… три…
Я считала лица, проходя мимо.
Десять… одиннадцать… двенадцать. Погодите-ка…
Слева хрустнул лед.
Я рывком развернулась, увидела нацеленное в меня дуло штык-ружья. И пару очень даже не замороженных рук, его держащих. И революционерку, которая коснулась спускового крючка.
– Десять тысяч лет, – ощерилась она.
– ПОБЕРЕГИСЬ!
Лед хрустнул. Курок щелкнул. Мне в лицо рванула вспышка выстрела и облако севериума.
Быстро, безболезненно. Мне хотелось той же милости.
Вернее, хотелось бы, если бы между мной и штык-ружьем не стояла очень высокая женщина.
Я оторвала взгляд от пола, на который меня так резко отшвырнула Агне. Революционерка мигнула, ошеломленно уставившись на женщину, которая только что получила заряд севериума в грудь и осталась стоять. Агне на мгновение воззрилась на штык-ружье, потом на почерневшую дыру в своей рубашке, обнажившую неуязвимую кожу, потом на революционерку.
– Как грубо.
Агне вскинула руки – одна ладонь выхватила у революционерки оружие, другая сжала ее горло. Несчастная забилась, но крик мигом оборвался под хваткой осадницы, которая затем опустила штык-ружье на голову женщины с тошнотворным хрустом.
Революционерка рухнула сперва на колени, потом ничком, и последним, с металлическим стуком, на пол приземлилось засевшее в ее черепе оружие.
– Меньше двенадцати, меньше двенадцати, – проворчала я, поднимаясь и отряхивая окрасившийся алым иней с куртки. – Ага, хрена с два.
– Ой, бедное золотце. Если б только нашлась потрясающе шикарная, неуязвимая женщина, которая бы могла тебя спасти. – Агне хмуро уставилась на дыру в рубашке. – Любимую сисю подстрелила.
Я мигнула.
– У тебя есть любимая?
Она мигнула.
– А у тебя нет?
Я твердо решила никогда не отвечать на этот вопрос и, развернувшись, зашагала к двери на противоположном конце столовой.
Ну, могло быть и хуже – хоть я и целилась, и спускала курок, но магию творил уже Какофония. Чтобы заморозить всех одним порывом, ему нужно дать четкое число. Но, раз уж из нас никто не умер, а подстрелили всего лишь одну титьку, я считаю, это успех.
Да обычно я, черт возьми, с радостью назвала бы то, что на борту этого корабля мы встретили только тринадцать солдат, потрясающим успехом. Но присутствуй ты там, то заметил бы, что я из штанов что-то не выпрыгивала.
Не то чтобы я была полностью недовольна тем, как гладко проходила наша вылазка по кораблю. Однако я привыкла, что сражения с революционерами развивались по определенному сценарию: они являлись во всеоружии, они являлись с воплями, и они являлись в большом количестве. То, что один из их великих аэроблей н