тно прополз еще несколько футов на брюхе и замер в дальнем конце поля, футах в двадцати от низкого деревянного забора и растущих сразу за ним сосен. Я выключил зажигание. Все. Агент Икс в очередной раз справился с поставленной задачей.
Никто при посадке не пострадал, но разговаривать не хотелось. Мы молча обследовали то, что осталось от самолета, и направились к домику.
Я уже начинал ощущать упадок сил и грядущее разочарование. Как только я войду вон в ту широкую дубовую дверь, жизнь агента Иск будет кончена. Останется лишь весьма сомнительная личность: Уильям П.Най. Мне все это показалось вдруг ужасно несправедливым. Захотелось повернуться и убежать — подальше от этого альпийского охотничьего домика, от Италии, от Европы, чтобы спастись самому, затерявшись в неведомых просторах, и сохранить жизнь нелепому и абсурдному агенту Икс.
Мы поднялись на крыльцо, и Гуэски протянул руку к тяжелой бронзовой ручке. Мысли о бегстве и возрождении агента Икс оставили меня, и я даже придумал подходящую поговорку: тот, кто создает иллюзию, сам от нее первым и страдает. Впрочем, это не принесло мне особого облегчения.
Молодой человек с короткой стрижкой открыл нам дверь и сообщил, что нас уже ждут. Мы проследовали через небольшую прихожую в просторную гостиную с панорамным окном, обращенным в сторону Альп.
У противоположной стены, перед камином, сцепив руки за спиной, стоял мужчина. Его тень плясала на потолке. Мужчина обернулся к нам и с улыбкой произнес:
— Джентльмены, я чрезвычайно рад, что вам удалось долететь. Я уже начал волноваться.
Перед нами стоял Форстер, на лице его было написано безмятежное спокойствие. Дверь за нами захлопнулась.
Глава 23
Последовала немая сцена: встреча трех медведей с волком-оборотнем. Да, было от чего прийти в восторг, особенно если вам нравится горький вкус поражения! Но самое скверное — вспоминать, сколько сил я потратил, чтобы доставить всех нас прямо к Форстеру в пасть! Мне ведь даже в голову не приходило выбрать какое-либо другое направление. Я и не задумался над тем, что наша явка, возможно, провалена. Но мы снова попали в лапы противника, и снова я чувствовал, насколько все это ужасно и несправедливо…
Так вот как играют в эту игру, думал я, чуть не плача от жалости к самому себе. Бежишь, ускользаешь, придумываешь на ходу всякие увертки, добираешься в конце концов до желанного убежища, и тут обнаруживается, что правила игры изменились и убежище давно занято противником, а ты, по сути дела, глупейшим образом проиграл.
Ну да, конечно! Как же я мог позабыть об этом! Ведь в этой игре правил не существует!
Вернувшись к мрачной действительности, я обнаружил в гостиной еще двоих — они спокойно держали нас под прицелом своих револьверов. Третий тип обыскал нас, и, когда с этими формальностями было покончено, Форстер пригласил нас сесть. Мы вошли, точно зомби, уселись в кресла, взяли предложенные стаканы с выпивкой и закурили. Люди Форстера бесшумно исчезли в коридорах, а сам он вышел на середину комнаты и остановился прямо в розоватом пятне солнечного света, как в луче прожектора. Мы не сводили с него глаз; нам предстояло выслушать его речь, а потом, видимо, нас собирались просто пристрелить. Боевой дух в нас полностью увял, мы чувствовали себя глубоко несчастными.
— Во-первых, — начал Форстер, — позвольте мне ответить на вопрос, который вас, несомненно, мучает: как случилось, что я оказался здесь, а не барахтаюсь в болотах Венето?
Мы дружно промолчали, и Форстер продолжал:
— Я вам отвечу: ваши приготовления, Гуэски, ни для кого не были тайной, что бы вы на сей счет ни думали. А сбор сведений относительно лодок, самолетов и возможности снять охотничий домик в Сан-Стефано мгоновенно стал известен мне. Большую часть своих людей я оставил в Венеции, приказав им захватить вас живыми или убить, а в случае неудачи — продолжать вас преследовать. Самому мне не было необходимости руководить столь заурядной операцией, и я отбыл в Сан-Стефано, решив дождаться вас здесь и всецело полагаясь на то, что победит здравый смысл. Естественно, сначала мне пришлось спровадить отсюда ваших коллег. Это оказалось нетрудно. Я послал им записку от имени Гуэски, назначив встречу в другом месте. Сейчас полковник Бейкер и его помощники сидят на вилле Сантини, милях в восемнадцати отсюда.
Форстер замолк, ожидая реакции с нашей стороны, но не дождался. Наше тупое молчание явно его раздражало.
— Я полагал, вас несколько развлечет беседа со мной, — сказал он разочарованно, — но, видимо, я ошибся. Вы слишком скучные люди, и я полагаю, не имеет смысла и дальше тянуть кота за хвост. — Он не спеша достал из кармана пиджака тяжелый браунинг.
Как раз в эту минуту я пришел к выводу, что умирать мне вовсе не хочется. Никоим образом. А хочется жить — по возможности, еще лет 30 или 40; или хотя бы еще 30–40 минут, если уж больше мне не положено. Я так сильно хотел жить, что сумел даже превозмочь ступор, в который погрузился, и вернулся к реальной действительности, которая явно попахивала полным поражением. Чтобы жить, я готов был валяться в ногах, умолять, лгать, воровать, стать коммунистом или демократом, обратиться в арианство или в православие, притвориться ацтеком или испанцем — все, что угодно, все, что от меня потребуется…
Я готов был даже снова стать агентом Икс, что, как оказалось, было труднее всего.
— Ну, и что теперь? — спросил я Форстера.
Он широко улыбнулся:
— Теперь я убью вас.
— Пуля в затылок?
— Возможно. Боитесь, мистер Най?
— Конечно. Но куда больше разочарован.
— Вас вполне можно понять. Оказавшись в таком положении…
— Вы меня неверно поняли, — перебил я его. — Я разочарован вашим поведением.
— О чем это вы? — спросил Форстер.
— О вашей трусости, — отвечал агент Икс.
Я шкурой почувствовал, как вздрогнули его помощнички. Форстер поднял пистолет и взвел курок.
— А вот за это вы получите пулю прямо в лицо.
— Какая, в сущности, разница? — равнодушно сказал я. — Все равно ничем не изменить тот единственный факт, что не дает вам покоя: даже мертвый, я для вас недостижим!
Форстер помолчал с минуту и сказал:
— Я понимаю, мистер Най, вы пытаетесь спровоцировать меня на некие действия, способные дать вам возможность бороться. Получается у вас, правда, довольно неуклюже. К тому же все это бесполезно. Время нашего личного соперничества давно миновало. И мне пора как следует взяться за выполнение своих прямых обязанностей.
Я сумел-таки довольно нагло усмехнуться.
— Я так и знал, что вы постараетесь прикрыться своими «прямыми обязанностями», Форстер. Ваше счастье, что в руках у вас пистолет, не то я бы вас в бараний рог скрутил!
Моя наглость явно произвела на него впечатление; не потому, что он в мои угрозы поверил — нет, именно потому, что он в них не поверил. Он был уверен, что я полностью в его власти; его бесило одно: обстоятельства не позволяли ему доказать эту свою власть.
— Ваша тактика весьма неглупа. Это делает вам честь, мистер Най, — заметил он. — Впрочем, что вам еще остается при сложившихся обстоятельствах?
И это была чистая правда. Хотя Форстер обращался скорее не ко мне, а к своим людям, которых пытался убедить, что так и надо. Вообще-то ему бы следовало застрелить нас еще три минуты назад, оставив все объяснения на потом.
— Ваше поведение можно было бы понять, если бы вы были всего лишь мелким исполнителем, — сказал я. — Но тогда вам и не пришлось бы проводить сравнения между собой и мною. Хотя я лично считал вас человеком одного со мной калибра. — Я театральным жестом закурил, помолчал и продолжил: — Карьеры у нас с вами складывались практически одинаково. Но было и одно различие: я добился некоторой известности как боец, вы же заработали себе репутацию вполне компетентного чиновника.
От злости Форстер не мог произнести ни слова. Я, конечно, врал напропалую и к тому же был абсолютно несправедлив по отношению к нему; но я всегда полагал, что человек, стоящий на пороге смерти, — самое несправедливое существо на свете.
— У вас, впрочем, немало хороших качеств, — не моргнув глазом вещал я. — Вы умны, беспощадны и достаточно интеллигентны. Но, к сожалению, вы начисто лишены способности радоваться честному поединку. Один на один.
— Все, с меня довольно! — заявил Форстер.
— Извините, что пришлось вам это высказать, но по-моему, лучше уж услышать это от меня, чем от ваших работодателей.
— Довольно, черт возьми! — окончательно разозлился Форстер и поднял пистолет.
— Да, наверное, вам лучше покончить со мной сразу, — посоветовал я ему. — Пока я вам еще гадостей не наговорил.
— Вы сущий параноик! — заорал Форстер. — Неужели вы действительно верите в свою репутацию?!
Я заставил себя лениво откинуться на спинку кресла, скрестить руки на груди и усмехнуться, хотя губы меня почти не слушались.
— Форстер, — сказал я, — я мог бы выйти против вас с любым оружием, в любое время и при любых обстоятельствах. И без труда убить вас. Да будь у меня даже консервный нож против вашей шпаги, я бы все равно первым порезал вас на куски. И вообще — лучше бы вы предоставляли боевую часть операции другим, не то кто-нибудь, будучи в дурном настроении, чего доброго успеет снести вам башку, пока вы будете ковыряться с предохранителем.
Один из людей Форстера не выдержал и улыбнулся. Вот и отлично; а еще лучше — что Форстер это заметил.
Гуэски и Кариновский смотрели на меня, открыв рот. Я быстро глянул в их сторону и снова перевел взгляд на Форстера.
— Эта мелкая скотинка, разумеется, не в счет, — сказал я, небрежно махнув в сторону своих товарищей. — Гуэски был и останется всего лишь любителем, да и Кариновский, в общем и целом, особой важности не представляет. Противостояние всегда было только между вами и мной. Как вам кажется, а, Форстер?
Он не сводил с меня глаз. Потом лицо его прояснилось, он даже приподнял брови и неторопливо проговорил: