Я всегда питала особую слабость к магазинам, где продавалась всякая не очень нужная, но милая сердцу мелочовка. Разнообразные предметы декора, красивую посуду, статуэтки и часы я могла рассматривать бесконечно долго. Хотя покупала что-то подобное редко, предпочитая не захламлять свою квартирку.
Среди товара взгляд выцепил и откровенную рухлядь, и любопытные вещицы, и настоящие сокровища. Ко вторым можно было отнести нечто наподобие китайских колокольчиков, отзывающихся мелодичным перезвоном при малейшем сквозняке; красивые подставки для чая и миленькие диванные подушечки, украшенные ручной вышивкой. А вот к последней категории, то есть к сокровищам, я с ходу отнесла стационарный телефон – черный, с массивной ручкой, такой бы причислили к антиквариату даже по ту грань!
– Ничего себе! – Не сдержавшись, я чуть ли не присвистнула и тут же обратилась к продавцу: – Скажите, уважаемый, почему такая ценность продается в вашей… не самой популярной лавке?
Опасливо выглянув из-за кассового аппарата, продавец с заиканием произнес:
– Так не ценность это, госпожа ликой. Перегорел прибор этот. Столько раз его заряжали, что срок эксплуатации вышел.
Оп-па-па… это что же получается, магия, которой подзаряжают разные устройства, их со временем в негодность приводит?
Когда я спросила, сколько же раз нужно использовать «заряд», чтобы прибор перегорел, продавец ответил, что бывает по-разному, в зависимости и непосредственно от самого прибора, и от качества используемой магии. Мне, видимо, из пиетета и страха перед моей кошачьей особой, прочитали подробную лекцию, вывалив уйму информации. К слову, заикался продавец постоянно и сильно, из-за чего иногда понять его было довольно-таки проблематично.
В общем, в итоге я пришла к выводу, что при любом раскладе мой фотоаппаратик протянет как минимум полвека – уже неплохо. Собственно, он и при обычной эксплуатации вряд ли бы прожил дольше.
Параллельно со слушанием лекции я продолжала исследовать представленный в магазине товар. Многие вещи были навалены друг на друга, ютились в неприметных уголках, и чтобы рассмотреть их, требовалось поднапрячься.
Что именно меня привлекло в дальнем углу, где сгрудились кресло, колченогий столик и пара ваз, я поняла не сразу. Среди этой темной мешанины выделялось нечто зеленоватое, наполовину скрытое черной тряпкой. Приблизившись, я отдернула ее и беззвучно ахнула. Даже почти поверила, что мысли материализуются, поскольку думала о представшем передо мной транспорте буквально час назад.
Передо мной стоял… мопед. Старенький, запыленный, его некогда яркая краска выцвела, потрескалась и местами облупилась. И все же это был мопед. С ума сойти!
– Сколько? – с ходу спросила я, глядя на сие чудо влюбленными глазами.
Не то торговец растерялся в моем присутствии, но то у него напрочь отсутствовало умение рекламировать и продавать – тогда неудивительно, что покупателей в этом магазинчике немного. Вместо того чтобы нахваливать мопед и даже завысить цену, заметив восторг в глазах покупательницы, он замахал руками и зачастил:
– Это ж совсем рухлядь бесполезная, госпожа ликой! Уж сколько лет сбыть его не могу. У него-то срок эксплуатации еще не вышел, но это оттого, что никакая магия его, заразу, не берет! Потому и сбыли мне по дешевке, да так он тут и простаивает, место только занимает…
Думаю, не нужно пояснять, что «зачастил» и «заикаясь» – сочетание просто убийственное. Не в силах больше это выслушивать, я нетерпеливо и с нажимом повторила:
– Сколько?
Заикающийся и млеющий субъект резко осекся. Замер на пару секунд, после чего махнул рукой:
– А, да хоть за двести ру забирайте!
И вот тут определение «обалдела», которое не так давно относилось к Марте, можно было применять уже ко мне.
Вот жук! А я и правда поверила в его недалекость и простоватость!
– Двести ру за этот хлам? – хмыкнула, «выключив» восторг. – Неудивительно, что он у вас пылью зарос. Но так и быть, исключительно по доброте душевной готова избавить вас от этой рухляди за целых двадцать ру.
«Обалдение», подобно лягушке-путешественнице, перекочевало от меня к клетчатому прощелыге.
– Двадцать ру?! – взвился он. – Помилуйте, госпожа ликой, это цена наручных часов, а не устройства с той грани!
– Ладно, тридцать.
Торговались мы долго, не желая идти на большие уступки. Желание выгодно продать «рухлядь» в клетчатом перевесило даже страх передо мной, что было совсем некстати. И все же в итоге мы сошлись на восьмидесяти ру, что полностью меня устроило. Пришлось прибегнуть к крайней мере и, сделав вид, что собираюсь уходить, практически выйти за дверь, чтобы упертый торговец наконец сдался. Конечно, даже такая сумма была существенной, но с учетом того, сколько здесь стоит всякая техника, восемьдесят ру – всего ничего.
Половину суммы, что составляло практически всю имеющуюся у меня наличность, я заплатила сразу. А вторую предполагалось заплатить в течение месяца. На доставку я пожертвовала еще пять ру, и торговец пообещал, что покупка прибудет ко мне сегодня вечером.
Выходя из антикварного магазинчика, я не могла сдерживать улыбку. Даже то обстоятельство, что мопед якобы находился не в рабочем состоянии, понизить градус настроения не могло. Я буду не я, если не заставлю его ездить!
Сидя в кафе, я неспешно, растягивая удовольствие, поглощала мясной стейк и прилагающийся к нему гарнир. Нежилась в лучах проникающего сквозь окно солнца – специально выбрала такое солнечное место – и параллельно наслаждалась тем, как все замечательно. Бывает у меня иногда такое состояние, когда вроде бы проблем еще много, но они отступают на второй план, уступая место приятностям. Все же, как ни крути, а приятностей в жизни тоже хватает, даже если иногда кажется, что вокруг одни проблемы. Я ем вкусную до умопомрачения еду, на десерт у меня божественный молочный коктейль, вечером рядом с конюшней Лафотьера припаркуется мой старый-новый мопед, а уже послезавтра наступит полнолуние и я впервые полностью обращусь. Непременно обращусь, иначе и быть не может!
Пока я, продолжая мысленные рассуждения, представляла, как проберусь в подвальную комнату мастерской, в кафе вошел новый посетитель. Его прихода я бы не заметила, не сопровождайся он внезапно прервавшимися разговорами. Впрочем, даже наступившую тишину я могла бы оставить без внимания, если бы этот посетитель неожиданно не занял место за моим столиком.
Потрясающая наглость! И кто это у нас тут такой смелый?
– Здесь занято, – в упор глядя на наглеца, озвучила очевидное я.
Нарушителем моего спокойствия оказался мужчина лет под сорок, одетый в светлый брючный костюм. Находись я сейчас на той грани, решила бы, что это какой-то успешный бизнесмен – вроде тех, чьи лица с голливудскими улыбками красуются на обложках журналов и вещают о том, как достичь успеха.
Но даже красивое лицо, тщательно уложенные соломенного оттенка волосы и широкая голливудская улыбка не могли перекрыть моего раздражения от его появления. Не люблю, когда мое уединение столь бесцеремонно нарушают. И вообще, он мне солнце загораживает!
– Добрый день, госпожа Маргарита, – не стирая той самой улыбки, приветствовал меня незнакомец.
– У вас передо мной явное преимущество, – недовольно заметила я. – Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего.
Мужчина явно отрепетированным, нарочито небрежным жестом отвел упавшую на лоб прядь и представился:
– Виар Дэйш.
Сложилось впечатление, будто он думал, что это имя должно мне о чем-то сказать. Но я лишь выразительно приподняла бровь, ожидая продолжения.
– Мэр Морегорья, – спустя недолгую паузу последовало уточнение.
Ну надо же!
Я мысленно прикинула, могли ли мы быть знакомы в прошлом. Если и были, то в те времена он являлся совсем мальчишкой и такой высокий пост уж точно не занимал.
– И чем обязана такой чести? – Его статус впечатления не произвел. Куда больше меня занимало заслоненное солнце и остывающая еда.
Жестом фокусника мэр извлек откуда-то небольшой портфель, а уже из него – бумагу, которую протянул мне. Бегло просмотрев текст, я обнаружила, что это не что иное, как подписанное им заключение экспертизы на подлинность нашего с Лафотьером договора. Поскольку ритуал уже состоялся, этот документ интереса для меня больше не представлял.
– Решил передать лично, – не дождавшись от меня никакой реакции, произнес мэр. – В знак уважения.
Пришлось мысленно признать, что добрые отношения с мэром – залог спокойствия в этом городе. Поэтому, как бы ни раздражалась из-за его внезапного вторжения в мое личное пространство, пришлось нацеплять ответную улыбку и включать дружелюбие:
– Рада познакомиться с вами, господин мэр.
– Взаимно, госпожа ликой. Хотя много лет назад я знал вас под именем Акира. К сожалению, лично мы знакомы не были, но я был о вас наслышан.
Я позволила себе сыронизировать:
– Так уж и к сожалению? Если вы действительно обо мне наслышаны, отсутствие знакомства с прежней мной должно вас только радовать.
Дэйш негромко засмеялся, после чего попросил подошедшего официанта принести ему кофе. Я надеялась, что, передав документ, он уйдет, но господин мэр изволил «скрасить» мое одиночество. Впрочем, собеседником он оказался вполне приятным, тактичным, и вскоре его общество перестало быть навязчивым. Я спокойно доела основное блюдо, выпила коктейль, а когда Дэйш, словно угадав мое желание, чуть отодвинул стул и на меня стали падать солнечные лучи, жизнь вновь заиграла яркими красками.
Мэр порывался заплатить за мою еду, но я не позволила, хотя соблазн сэкономить был велик. Из кафе мы выходили вместе, и мне даже любезно предложили воспользоваться личным мэрским транспортом, от чего я также отказалась, ссылаясь на то, что люблю ходить пешком. Время в запасе еще имелось, и я как раз успевала возвратиться в особняк к оговоренному с Лафотьером часу.
Вместо того чтобы после моего отказа распрощаться и сесть в свой экипаж, Дэйш снова составил мне компанию. Расстались мы лишь у аптеки, где мэру, по его словам, требовалось купить лекарство.