Я не знала, что тут можно сказать, поэтому промолчала. Так и не смогла понять, что Лафотьер теперь испытывает по отношению к Акире. И, что еще более важно – что испытывает по отношению ко мне.
– Как тебя схватили? – неожиданно обратился он к смачно чавкающему Феде.
Тот быстро прожевал очередную порцию сухариков и, точно рядовой перед генералом, отчитался:
– Мы даже до вашего дома доехать не успели! Марта… то есть Малетта… фактически бросилась под экипаж, вынудив нас остановиться. Потом меня по голове шарахнули – должно быть, господин Дэйш. Дальше ничего не помню… Точнее, помню, что один раз очнулся на постоялом дворе. Еще в окно выглянул и увидел, как вы садились в экипаж. Но меня опять в отключку отправили. Потом уже только на острове в сознание пришел…
Мне сразу же вспомнилось ощущение на постоялом дворе: как будто на меня кто-то смотрит. Выходит, не показалось.
Бедный впечатлительный Федька, на долю которого выпало слишком много потрясений, опять приложился к сухарикам. Он храбрился, но было хорошо заметно, как болезненно ноет его разбитое сердце. Марта ведь ему по-настоящему нравилась.
На этот раз ночь мы провели в экипаже, не делая остановку на постоялом дворе. Хотелось быстрее со всем покончить, поэтому мелкие неудобства вроде затекшей шеи были несущественны. Я спала крепко и без сновидений, а проснулась как раз к тому времени, когда мы подъезжали к маковому полю.
Уже наступило утро. Солнце взошло, но еще недостаточно, чтобы изнурять зноем. После прошедшего ночью дождя воздух сделался влажным и свежим, усилились все запахи, и именно сладковатый аромат маков разбудил меня.
Из экипажа мы вышли все вместе. Только Федя так и остался стоять около повозки, не горя желанием снова встречаться с Ликоой, а мы пошли по уже знакомой тропинке среди маков. Признаться честно, я бы тоже предпочла никуда не ходить, но куда уж тут денешься, если встречу назначило высшее существо, по сути, подарившее тебе новую жизнь?
– Как думаешь, чего она хочет? – немного нервно спросила я, когда мы прошли добрую половину поля.
– Понятия не имею, – честно признал Лафотьер и, глянув на меня через плечо, добавил: – Не теряй бдительности.
И без того нервничающая, я не могла не съязвить:
– Ну конечно, я же, в случае чего, так легко смогу дать ей отпор! Особенно теперь, когда у меня нет силы и выяснилось, что я никакая не ликой, а… а вообще непонятно кто! Ошибка природы.
– Ты не ошибка природы, – сказал Лафотьер так тихо, что я не была уверена, не послышалось ли мне.
Дойдя практически до самого конца макового поля, так и не увидев Прародительницу, мы остановились на том месте, где земля плавно сменялась песком.
Вблизи это место оказалось еще более поразительным, чем издали. Маки устилали прибрежную полосу и невесомой россыпью убегали под воду, делая ее ярко-алой. На берег набегали волны, стараясь утянуть с собой цветы, но те, проявляя недюжинную прочность, лишь колыхались в такт их движениям. Снаружи хрупкие, но сильные внутри. И гибкие, что позволяло им выживать… совсем как ликои.
– А вот и вы, – прозвучало поблизости.
Мы непрестанно выискивали взглядами Ликоой, но ее появление перед нами все равно стало неожиданностью. Она пришла с морской пеной, стелющейся у ее ног и казавшейся продолжением длинного струящегося платья. Озаренная розовато-золотистыми лучами солнца, она смотрела на нас так же внимательно, как мы на нее.
– Ну вот, мы пришли, как ты и хотела. – Лафотьер упорно не желал выказывать пиетета перед ее почтенным возрастом и божественным статусом. – Может, наконец скажешь, что тебе нужно?
Прародительница показательно вздохнула, и тонкая бретелька платья плавно соскользнула с ее плеча.
– Какой ты все-таки нетерпеливый, – с долей кокетства усмехнулась она.
Но эта улыбка в следующий миг оказалась стерта, сменившись отрешенной серьезностью. Теперь перед нами стояла настоящая Ликоой – Прародительница целого рода сверхъестественных созданий, высшее существо, обладающее огромной силой, и жительница Немирина.
– Посмотри на это поле, Йен Трейнар Лиан Лафотьер. – Она сделала широкий жест рукой. – Ты знаешь, что случилось здесь пятьсот лет назад. Мои дети страдали здесь, подвергались пыткам, умирали. Их боль и ярость были так сильны, что повисли на их душах якорем, до сих пор привязывающим их к этой земле и не дающим уйти в Немирин. Только прислушайся. Вы оба прислушайтесь и услышите их голоса.
Мне и прислушиваться не требовалось. Как и в прошлый раз, я ощущала их присутствие. Улавливала негромкие стоны и безмолвный плач.
Судя по тому, как напрягся и стиснул кулаки Йен, он тоже услышал.
– В тебе течет кровь того, кто сделал это с ними, – продолжила Ликоой. – Хочешь того или нет, ты наследник его силы. Один из сильнейших темных магов своего времени. Ты должен умереть. Здесь, на этом же месте. Добровольно отдав жизнь во имя спасения душ тех, кто заслужил долгожданную свободу и покой.
– Что? – тихо выдохнула я и, наплевав на то, кто передо мной, возмутилась: – Что за бред? С какой стати он должен умирать? Как будто на этой земле и так пролито мало крови! Что еще за провоцирование суицида?!
– Мы с Маргаритой связаны. – В отличие от меня, Лафотьер оставался спокоен. – Умру я – умрет и она.
– Эта связь начала ослабевать, когда вы оба пришли на мой остров, – возразила Прародительница. – А когда Акира ушла из сознания Маргариты, исчезла вовсе. Маргарита останется жить.
Я ожидала, что сейчас Лафотьер усмехнется в своей обычной манере и скажет, что не собирается умирать из-за каких-то незнакомых ему ликоев. Или просто развернется и уйдет, послав Прародительницу куда подальше.
Поэтому его следующие слова заставили меня не в первый раз усомниться в здравости собственного рассудка:
– Хорошо. Я согласен.
Чего?! Он что, и в самом деле хочет помереть?!
– Не смей! – шокированная до глубины души, воскликнула я.
– Не встревай, Маргарита, – как никогда серьезно и твердо велел Лафотьер. Сейчас его источающий властную решимость облик производил впечатление даже большее, чем Ликоой. – Это только мое дело. Мой долг.
«Долг? Да какой к чертям собачьим долг?!» – хотелось крикнуть мне, но ошарашенная происходящим, я не смогла больше выдавить ни слова.
Хорошо быть эгоистом. Так просто и легко. Не нужно думать о ком-то другом, переживать. А значит, не нужно бояться потерять. И жертвовать собой во благо сотен потерянных из-за деяний твоего предка душ не нужно тоже.
Я ведь всегда была эгоисткой. В меру, но все-таки. И Йен Лафотьер, как мне казалось, тоже. Отчего же он сейчас, отдав кулон с частицей силы Прародительнице, медленно входит в воду? И отчего я в эту самую минуту думаю о том, что уж лучше бы мне требовалось принести эту жертву?
Он не попрощался со мной. Не сказал напоследок ни слова. Просто уходил, растворялся в соленой алой воде… а я смотрела на него в каком-то тупом оцепенении и в который раз за последние бесконечно долгие дни не верила, что это реально. Что на небе сияет солнце, тихо проплывают облака и где-то этим совершенно обычным утром люди идут на работу. Открываются уютные кофейни, откуда тянет приготовленной к завтраку выпечкой, где-то на заборе умывается кот и в отделении зерров шуршит бумагами вечно недовольный секретарь… Что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Кто-то умирает, но тут же кто-то рождается, и все снова идет по неизменному кругу.
Одна жизнь в обмен на множество других.
Такой ли равноценный это обмен, как может показаться на первый взгляд? И так ли это справедливо?
Я продолжала смотреть в удаляющуюся спину.
Шумел прибой. Ветер развевал длинные светлые волосы…
«Предатель», – вспомнилась не моя, чужая мысль.
Но предателем был Риаг. А Йен… он… он…
«Люблю», – уже моя, стрелой пронзившая мысль разбила оковы оцепенения и заставила стремглав сорваться с места. На всей скорости пронестись по красным макам, забежать в воду, забыв обо всех своих фобиях, догнать темного мага и крепко-крепко обнять его за пояс, вынуждая остановиться. Прижаться к нему изо всех сил, словно желая вобрать в себя. И, сбиваясь с крика на шепот, судорожно проговорить:
– Нет, Лафотьер, если ты умрешь – я тоже умру, и связь тут ни при чем! Просто возьму и пойду следом за тобой, а плавать я не умею! Так что знай, если ты решишь покончить жизнь самоубийством и даже если тебе удастся спасти души заточенных здесь ликоев, на твоей совести все равно будет еще одна смерть!
Он на некоторое время замер, а потом резко развернулся и, схватив меня за плечи, вопросил:
– Почему? Почему Маргарита?!
– Не напрашивайся на признание в любви, – делано проворчала я, хотя этими словами, по сути, в ней и призналась. – Я знаю, что ты любил Акиру. И ко мне что-то испытывал только потому, что принимал меня за нее. Но… наверное, я дура последняя, но все равно не хочу тебя терять.
Я отвернулась, опустив глаза в плещущуюся красную воду. Нас качали морские волны, легко подбрасывали, и если бы не удерживающий меня Йен, я бы давно оказалась или снесена к берегу, или погребена в морской пучине.
– Ты не дура, Марго. – Не только его обращение ко мне прозвучало по-новому. Изменилась сама интонация, в которой звучало нечто очень похожее на нежность. С таким чувством он со мной еще не говорил.
Заставив вновь на него посмотреть, поймал мой взгляд и произнес:
– Акира – часть моего прошлого. Я не живу прошлым днем. Да и то чувство к ней давно умерло. Я полюбил тебя.
Похоже, мой чуткий слух все-таки дал сбой. Я ведь не могу этого слышать? Не могу, правда? Не может этот временами холодный, временами язвительный и вспыльчивый темный маг признаваться мне в любви!
– Знаешь, если ты сейчас все-таки суициднешься, мне придется найти другого темного мага, – не отводя глаз, пригрозила я. – С той целью, чтобы он поднял тебя в виде зомби и ты еще раз повторил то, что сказал сейчас.
Лафотьер издал негромкий смешок, окончательно разрушив всю пафосность и претенциозность момента. А потом склонился ко мне и поцеловал.