– Люблю работать на публику, – заявил один из троицы.
Кайя отшатнулась, пошарила по ближайшему столу и схватила кубок, поднимая его, как миниатюрную дубинку.
Тощий тип с ножом провел железным лезвием вниз по щеке жертвы, по шее. Мальчик дергался и пищал, здоровый глаз болезненно крутился в глазнице. Железо оставляло на коже тонкую красную полосу, кожа вздувалась белыми волдырями.
– Хочешь спасти его, куколка? – обратился к Кайе кто-то из троицы.
Руки ее дрожали, кубок в них казался неподъемным и уж точно не был оружием.
– Мы не собираемся его убивать, – сообщил мужчина, удерживающий мальчишку за волосы.
– Просто хотим сделать его посговорчивей, – добавил тот, что с ножом.
Ярость вскипела у Кайи в груди. Брошенный кубок угодил прямо в плечо типу с ножом, орошая фрак каплями вина, и упал на грязный пол, где беспомощно закружился на месте.
Один из троицы рассмеялся, другой рванул к ней. Кайя нырнула в ряды собравшихся вокруг фейри, отталкивая с пути утонченную даму и протискиваясь сквозь толпу.
А потом резко остановилась. Там, в зале, наполовину скрытый от ее глаз тремя созданиями с жабьей кожей, склонившимися над игрой в кости, был Корни.
Он сидел на полу, опершись спиной на опрокинутый стол и сжимая в руке кубок. Зажмурившись, парень раскачивался взад-вперед. Штаны его пропитались вином, но Корни, казалось, этого даже не замечал.
Толпа пирующих была такой плотной, что Кайе пришлось залезть под стол.
– Корни? – позвала она, тяжело дыша.
Корни сидел прямо перед ней, но словно ничего не замечал.
Кайя потрясла его. Это парень заметил и наконец-то поднял на нее взгляд. Он был чертовски пьян. Нет, даже хуже, он казался алкоголиком, не просыхающим годами.
– А я тебя знаю, – заплетающимся языком проговорил Корни.
– Да, это я, Кайя.
– Кайя?
– Что ты здесь делаешь?
– Они сказали, это не для меня.
– Что не для тебя?
Рука с кубком слабо шевельнулась.
– Вино?
– Не для меня. Вот я и выпил. Я хочу все, что не для меня.
– Что с тобой случилось?
– Это, – сказал он и дернул губами, видимо пытаясь изобразить улыбку. – Я видел его.
Она бегло оглянулась на толпу.
– Кого?
Корни указал на помост, где высокие бледные фейри общались и пили вино из серебряных кубков.
– Твоего парня. Робина Беловолосого. Ну, я так думаю.
– Что он делал?
Корни покачал головой, безвольно болтающейся на шее.
– Тебе не будет плохо от вина? – спросила Кайя.
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Мне уже плохо.
А потом запел «Короля боли», тихим голосом и жутко фальшивя. Взгляд его устремился в никуда, на губах играла легкая улыбка, а пальцы одной руки лениво поигрывали пуговицей на рубашке, словно пытались ее расстегнуть.
– Пойду найду его, – решила Кайя.
Она посмотрела на Корни, который что-то бормотал, водил по стенкам кубка пальцем, а потом облизывал его.
– Жди меня здесь, хорошо? Никуда не уходи.
Корни ничего не ответил, но Кайя искренне сомневалась, что он вообще может сейчас стоять на ногах. Корни был в стельку пьян.
Кайя влилась в толпу, устремляясь в указанную парнем сторону.
Там, на высоком деревянном троне, спинка которого доходила до самого свода, сидела женщина с багряными волосами, заплетенными в густые косы. Дерево трона было настолько поедено термитами, что напоминало кружево. В ногах женщины резвились гоблины.
Ройбен подошел к трону и опустился на одно колено.
Кайя должна была подобраться ближе. Видно было очень плохо. Но вдруг она заметила небольшую нишу в стене, где она могла бы спрятаться. Ниша находилась достаточно близко к трону, чтобы можно было удобно подсмотреть, что там происходит. Она проследит за Ройбеном и придумает, как заставить его заплатить за смерть Грисла.
Рэз Ройбен Рай шел сквозь толпу, мимо столика, рядом с которым в руках огра бился спрайт – то ли от ужаса, то ли от наслаждения. Прежний он, несомненно, остановился бы. Серебряный клинок ждал своего часа у него на бедре, но его Госпожа велела не вмешиваться, а Ройбен научился быть ее покорным маленьким рабом. Он просто прошел мимо.
Леди Никневин, Королева Неблагого двора, сидела на троне в окружении придворных. Багряные волосы обрамляли бледное лицо с сапфирами глаз, и Ройбен вновь на мгновение замер, пораженный ее холодной красотой. Подле нее веселилась четверка гоблинов. Один, как ребенок, дергал ее за юбку. Рэз Ройбен Рай упал на колени и склонил голову. Волна серебряных волос растеклась по земле, когда он поцеловал пол перед своей Королевой.
Он не желал быть сегодня здесь. Грудь еще болела, хотелось лишь лежать неподвижно с закрытыми глазами. Но каждый раз, закрывая их, он видел полное шока и ужаса лицо человеческой девчонки, когда она падала на грязный пол закусочной.
– Можешь подняться, – провозгласила Леди. – Подойди. У меня есть поручение для тебя.
– Я весь ваш, – сказал Рэз Ройбен Рай, стирая с губ землю.
– Неужели? – Она едва заметно улыбнулась. – Служишь ли ты мне так же хорошо, как служил моей сестре?
Он помедлил, прежде чем ответить.
– Возможно, лучше, ибо поручения ваши сильнее испытывают меня.
Улыбка сползла с ее лица.
– Ты смеешься надо мной?
– Прошу прощения, Госпожа. Ничуть. Просто вы редко поручаете мне праздные дела.
Она рассмеялась в ответ холодным серебристым смехом, вырывающимся из ее горла подобно вороньей стае.
– Ты не способен на придворные речи, рыцарь. Но все же мне доставляет удовольствие иметь тебя подле себя. Почему?
– Ради забавы, Госпожа? – предположил он.
Глаза ее были колючими и блестящими, как осколки синего стекла, но улыбка – неподражаемо прекрасна.
– Ну, уж точно не ради ума. Поднимись. Как понимаю, сегодня твоим присутствием здесь я обязана смертной девчонке?
Поднимаясь, Ройбен знал, что лицо его бесстрастно. Нельзя показывать ей свое удивление.
– Я был неосмотрителен.
– Должно быть, она замечательная девочка. Расскажи нам о ней.
Парочка джентри наблюдала за их беседой внимательно, как за поединком. Ройбен был осторожен, лицо его даже не дрогнуло. Голос был беспечен, а слова не казались тщательно выверенными.
– Она сказала, что знакома со свободными фейри. У нее есть Дар видеть нас. Умная девочка. И добрая.
– Но разве не свободные фейри пытались тебя убить? – улыбнулась Леди.
Он кивнул, не сумев удержать дрогнувшие уголки губ.
– Предполагаю, они не столь близки между собой, моя Госпожа. Ведь не зря мы зовем их «свободными».
О, ей не по вкусу такой ответ. Он знал это точно.
– Тогда у меня есть идея, – сказала его Госпожа, поднимая изящный пальчик к улыбающимся губам. – Приведи ее к нам. Юная дева с даром истинного зрения станет замечательной жертвой для Десятины.
– Нет! – выкрикнул он.
Это был резкий ответ, почти приказ, и головы всех придворных с любопытством повернулись на звук. Ройбен ощутил, как желчь подступила к горлу. Глупо. Он ведет себя глупо.
– Им это не понравится, что вы возжелали принести в жертву их любимицу.
Улыбка Леди Никневин наполнилась торжеством.
– Что ж, если она действительно их любимица, это станет напоминанием, что нельзя ломать мои игрушки, – сказала Леди. Его вспышку она словно и не заметила.
Возможно, Леди Никневин хотела задеть его, назвав своей игрушкой, но Ройбен едва ее слышал. Перед внутренним взором его уже умирала девушка. Губы ее двигались, извергая проклятия, повторяя его истинное имя.
– Позвольте отыскать вам замену, – услышал он собственные слова.
Может быть, она посчитает забавным такой вариант: заставить его мучиться и искать невинную жертву взамен столь же невинной и доступной.
– Пожалуй, не стоит. Приведи девушку ко мне через два дня. Возможно, я посмотрю на нее и изменю свое решение. Нефамаэль недавно явился с посланием из двора моей сестры. Служи хорошо, и, может быть, я позволю тебе передать с ним весть в Благой двор.
Взгляд его метнулся к названному рыцарю, который, казалось, был увлечен беседой с козлоногой поэтессой и не замечал их разговор с Королевой. Ройбену становилось не по себе от одного только взгляда на железный обруч, обнимающий лоб рыцаря. Поговаривали, что, даже когда он снимал этот обруч, зияющий шрам прорезал плоть глубокой черной полосой. Рыцарь носил плащ с подкладкой из шипов. Если Ройбену и хотелось как-то отомстить Благому двору, то месть эта приняла облик Нефамаэля. Он замечал, как часто Королева Благого двора отсылала своего нового рыцаря в Неблагой двор по самым незначительным поручениям.
Ройбен преклонил колени, коснувшись лбом земли, но мысли его были уже далеко.
Он прошел сквозь толпу, мимо столика, у которого видел огра и его жертву.
Ничто не напоминало о них, кроме трех вишневых капель крови и мерцающей пыли с крыльев спрайта.
Клятвы его резали по живому, как тончайшая железная проволока.
Кайя смотрела, как Ройбен спускается с помоста, борясь с разрывающими горло чувствами. «Умная девочка. И добрая». Такие простые слова заставили сердце биться сильнее, и Кайе это не нравилось.
Знает ли Ройбен, что голос его смягчился, когда он говорил о ней?
«Он настолько непредсказуем, что даже сама Королева не может ему доверять. Он может быть добр к тебе, а в следующее мгновение всадить меч в сердце».
Но воспоминание о прикосновении его губ к ее коже не желало исчезать. Даже если потереть это место. Даже если разодрать его до крови.
Кайя подобралась, когда другой рыцарь приблизился к Королеве и низко поклонился, целуя подол ее платья.
– Встань, Нефамаэль, – сказала Королева. – Полагаю, ты принес послание для меня.
Рыцарь поднялся с той же грациозной, размеренной церемонностью, что и Ройбен. Лоб его обнимал металлический обруч, кожа вокруг была темной, словно от старого ожога. Что-то в его желтых глазах казалось Кайе знакомым.
– Вот послание, которое моя госпожа желает донести до вашего слуха. – Улыбка его лишь доказывала неподчинение «своей госпоже». – Госпожа сказала, что хоть в войне и настало перемирие, ее волнует вопрос отношения к смертным. Несколько фаворитов госпожи пересекают ваши границы, и она просит предоставить им свободный проход через ваши земли. Мне велено дожидаться вашего ответа, но приказа тотчас же возвращаться не было. И должен признать, приятно быть дома в дни Десятины.