– Идем, – позвал он.
Ройбен ступил в глубь холма, повел по коридорам с блестящими от слюды стенами и овитыми корнями сводами. Свет был тусклый и редкий, в нишах на стенах плакали воском свечи. Рыцарь слышал глухой стук тяжелых ботинок Кайи, покорно следующей за ним, и хотел обернуться, улыбнуться успокаивающе, ведь она так старалась не отставать. Но улыбка была бы ложью, чем она помогла бы?
Они миновали настоящие подземные сады, где росли белые, словно кость, деревья со спелыми фиолетовыми плодами. Проходили через пещеры из кварца и опала. Шли мимо длинных рядов дверей с вырезанными на них лицами. А наверху призрачным светом мерцали каменные своды.
– Можешь просить у меня все что угодно. Запреты Королевы – не мои. – Ройбен надеялся, что Кайя все же сможет противиться колдовству Королевы.
– Знаешь, я хочу извиниться, – тихо сказала она. Глаза девушки были затуманены магией, веки полуприкрыты. Шагая, она поглаживала сверкающую от слюды стену, словно ласкала мягкий живот огромного животного.
– Извиниться? – эхом отозвался он.
– За тот раз в закусочной, – ответила Кайя, слегка пошатнувшись. Рука на стене помогла удержаться на ногах. – Я не знала, о чем спрашиваю.
Ройбен поморщился. Эта девушка заполучила власть, которая была сильней любой клятвы – он теперь в прямом смысле принадлежал ей. А сейчас просит прощения, что оказалась так умна? Впрочем, возможно, это тоже происки магии. Она не позволяет Кайе даже думать о выживании.
Рука девушки замерла на стене, взгляд опустился к полу. Ройбен сделал глубокий вздох.
– Тебе удалось ловко обмануть меня. Может, это знание еще послужит тебе?
Глупый, глупый совет. Зачем он в ту ночь просил Кайю достать стрелу из груди, если теперь так упорно пытался вновь попасть под удар? Но девушка рассмеялась внезапным, шальным смехом, словно одна из фейри.
– Мы правда идем выбирать мне платье?
Ройбен кивнул:
– У нас есть швея, которая может соткать тончайшую паутину из шелка. Она позаботится, чтобы у тебя было платье для… – Он оборвал себя на полуслове, не зная, как завершить фразу, как сказать, что их ждет не бальное платье, а погребальный саван. – Красивое платье, – наконец выдавил он истинную правду.
Кайя довольно заулыбалась, кружась по сияющему коридору в неловком танце, вновь и вновь повторяя его слова:
– Тончайшая паутина из шелка, тончайшая паутина из шелка…
Покои портнихи Скилливидден[11] находились в дальних пещерах дворца, Ройбену бывать здесь приходилось редко. Пол полутемной комнаты устилали рулоны блестящего золотистого атласа, теплого, как летнее солнце; шелков, таких тонких, что их можно было продеть в игольное ушко, и тяжелой парчи с изображениями диковинных животных. Длинный деревянный стол занимали серебряные блюда, в которых лежали булавки, катушки ниток, обрезки ткани и разные мелочи: мышиные шкурки, капельки сверкающей росы, вечнозеленые листья и иные, менее приятные украшения.
Ройбен знал, самые невероятные вещи в покоях швеи – те, что на первый взгляд кажутся совершенно обычными. Ткацкий станок, который на вид был старым, ничем не примечательным станком, на самом деле мог заточить фейри в гобелен и держать его в сплетении нитей, пока не исполнится то или иное условие. Веретено из грубого дерева тоже казалось обычным, но Ройбен знал, что длинная темная нить на нем была спрядена из человеческих волос.
Сама портниха была маленьким существом с тонкими лапками, длинными и неуклюжими. Она была замотана в большой кусок плотной ткани, прятала за ней лицо и так сильно сутулилась, что длинные руки свисали до самого пола. Ройбен слегка поклонился, почувствовав на себе взгляд блестящих черных глаз. Скилливидден зашипела, приветствуя его, и проковыляла к Кайе, чтобы поднять руки девушки и снять с них мерки, сжимая между большим и указательным пальцами. Ройбен заглянул в карие глаза Кайи, ловя в них проблеск страха. Но тело ее оставалось покорным магии Королевы.
– Вкусная, – изучив девушку, проскрипела Скилливидден, – гладкая кожа. Что хотите в обмен на нее? Могу сшить рубаху с ароматом яблоневого цвета, она будет напоминать вам о доме.
Кайя вздрогнула.
– Я не предлагаю обмен, я пришел за платьем, – сказал Ройбен, сам едва подавляя дрожь. – Королева желает, чтобы девушка на сегодняшнем пиру была достойно одета, ведь она, – вновь он с трудом подобрал слова, дабы не спугнуть Кайю, – наша почетная гостья.
Скилливидден зачирикала и с головой зарылась в ткани. Кайя, судя по затуманенному взгляду, уже позабыла, что испугалась портнихи, она спокойно поглаживала кусок ткани, меняющей цвет под ее пальцами.
– Подними руки, – прокаркала швея, – шире, как птица. Вот так.
Кайя послушно держала руки по сторонам, пока Скилливидден прикладывала к ней разные ткани и бессвязно что-то бормотала. Внезапно старуха схватила девушку за подбородок и дернула, заставляя склонить голову, а потом прошаркала к чашам, что-то в них выискивая. Ройбену оставалось только ждать.
Цветущие яблони больше не были для него памятью о доме, хотя весь Благой двор пропитался их сладким ароматом. О нет, теперь этот запах напоминал Ройбену о дриаде, чье смуглое лицо оставалось спокойно и недвижимо, как земная твердь, как бы далеко она ни находилась от своего дерева. О провидице, которая отказалась заглянуть в будущее Неблагого двора. И Ройбену было приказано добиться ее согласия.
Впрочем, четче всего в память врезались ее последние слова.
«Не завидуй умирающим», – произнесла дриада, когда мшистые пальцы царапали его щеку, а из многочисленных ран на теле бежал густой древесный сок.
Все можно сломать, но не всем обломкам получится придать желанную форму.
– Рыцарь? – окликнула его Скилливидден, показывая моток тончайшего белого шелка. – Это подойдет?
– Платье отправьте в мои покои, – согласился Ройбен, выныривая из своих мыслей. – Королеве угодно, чтобы сегодня ночью девушка уже поднялась к ней в этом одеянии.
Скилливидден подняла голову от тканей и украшений, которые компоновала между собой, по-совиному моргнула и хрюкнула. Ройбену этого хватило, торопить портниху он не собирался – Кайе любая задержка будет только на руку.
– Идем, – позвал он, и девушка покорно шагнула следом. Магия Королевы пьянила ее.
Вновь пройдя через Дворец термитов, они, наконец, добрались до деревянной двери, на которой было вырезано грубое изображение единорога. Ройбен отпер ее серебряным ключом и пропустил Кайю вперед. Он молча наблюдал, как девушка остановилась, чтобы рассмотреть лежащие на низком столике книги, как она задержала пальцы над сборниками Йейтса и Мильтона, как замерла, коснувшись кожаного тома с серебряными пряжками. Это был сборник древних песен, но на пыльной коже не было тисненого названия, а Кайя не рискнула расстегнуть пряжки, чтобы взглянуть на страницы. На стене висел гобелен, который Ройбен жестоко изрезал одной далекой ночью. Сейчас он стоял и гадал: похожа ли для Кайи его комната на тюремную камеру? Очевидно, что после красот дворца она не ожидала увидеть подобное.
Кайя не отрывала глаз от гобелена, рассматривая оставшиеся от него обрывки.
– Красивая. Кто это?
– Моя Королева, – ответил Ройбен. Он хотел исправиться, но не смог.
– Не Королева Неблагого двора? Другая?
Кайя присела на кровать, застеленную унылым серым покрывалом, и чуть склонила голову набок, продолжая изучать женщину на гобелене. Ройбену не нужно было смотреть на стену, чтобы увидеть ту же картину: темные волосы, волной спадающие поверх изумрудно-зеленого платья, – прекрасно, но нереально, всего лишь гобелен. Его соткал смертный мужчина, который, увидев Королеву Благого двора один только раз, потратил остаток своей короткой жизни, чтобы запечатлеть ее образ на ткани. Он умер от истощения, пачкая стертыми до крови пальцами готовый гобелен. И долгое время после Ройбен завидовал такой отчаянной преданности.
– Другая, – согласился Ройбен.
– Я читала его. – Кайя указала на том «Потерянного рая». – Не весь, но…
– Сомнение и страх гнетут его беспокойные мысли и вздымают Ад, сокрытый в душе; ибо Ад повсюду – внутри него и снаружи, и невозможно спастись от Ада, как не дано от самого себя сбежать, – процитировал он.
– Отрывок из книги был в одной из огромных школьных антологий, которую мы в итоге так и не обсудили в классе. Я оставила ее себе, когда бросила школу… знаешь, что такое школа?
Голос Кайи звучал сонно, но разговор складывался почти нормально. Колдовство никуда не делось, но, казалось, слегка отступило. Ройбен посчитал это хорошим знаком.
– Мы знаем об устройстве вашего мира, по крайней мере, в общих чертах. Свободным фейри известно больше. Они прячутся под окнами, за занавесками и смотрят телевизор. Я видел тюбик помады, который дриады перепродавали друг другу по баснословной цене.
– Жаль, мне не дали взять с собой сумку. Можно было бы всех подкупить и сбежать отсюда, – хихикнула Кайя, с ногами забираясь на кровать.
Она села, опершись на изголовье. Черные джинсы обтрепались на щиколотках, где касались стоптанных ботинок. Девчонка. Просто девчонка, которая не должна быть такой храброй. Запястье ее обнимала плотная резинка для волос, на коже еще виднелись какие-то узоры, нарисованные выцветшими синими чернилами. На пальцах ни единого кольца. Ногти сгрызены под корень. Детали. Мелочи, которые ему давно стоило отметить.
Ройбен вдруг осознал, что вид у Кайи уставший. Он почти ничего не знал о том, как она жила, пока не явился и все не испортил. Поморщившись, он вспомнил уже рваную рубашку, которую девушка разодрала на ленты, чтобы перевязать ему рану.
– По крайней мере, мы верим, что знаем ваш мир. Впрочем, о тебе я знаю далеко не так много, как хотелось бы.
– Я мало что знаю о мире, – отозвалась Кайя. – Только дерьмовый городок, в котором выросла, и в сотню раз более мерзкий мегаполис, куда мы потом переехали. Я даже за границей не была. Мама мечтает стать певицей, но чаще всего она просто напивается и орет, что другие певички – полный отстой. Боже, как-то это все печально.