Доктор Штайниц действительно проверял произведенные Лебволем расчеты. Они полностью удовлетворяли его, и он удивлялся высокой способности племянника профессора логически мыслить и делать единственно правильный вывод. Поистине талантливы эти Шмидты!
— Я очень доволен вами, мой друг, — сказал улыбающийся Штайниц, входя в кабинет к Лебволю. — Ваши расчеты подтверждают — я на правильном пути. С вашей помощью мне быстрее, намного быстрее удастся закончить эксперименты. Никогда не думал, что муж моей дочери окажется химиком, да еще таким способным!
Лебволь встал при входе шефа, смутился от чрезмерной похвалы, даже покраснел.
— Мне еще очень далеко до настоящего химика, — произнес он, — Я это особенно чувствую при виде двух корифеев химической науки — моего дядюшки и вас… У меня нет даже диплома о высшем образовании!
— Диплом будет! — заверил Штайниц. — Зимой вы экстерном защитите диплом.
— Это моя мечта.
— А потом я сделаю из вас большого ученого. Очень большого! Если станете придерживаться моих, — Штайниц особенно подчеркнул последнее слово, — взглядов. Ваш дядюшка, вне всякого сомнения, гениальный ученый, — продолжал он. — Образец, так сказать, устоявшегося классицизма в науке. У него, как и у подобных ему не менее знаменитых ученых, старые, тысячу раз проверенные тенденции развития научной мысли. Я же противник всего устоявшегося. Я за индивидуализм в изысканиях. И иду к цели не от первоначального замысла, принятого почти всеми, а от конечного результата. Вот почему ваш дядюшка меня не любит, считает этаким выскочкой в науке, дерзающим на все и вся.
— Насколько мне известно, дядюшка всегда вас ставит выше всех своих учеников, — заступился за профессора Лебволь.
— Вынужден ставить, друг мой! Вынужден! — Штайниц явно любовался собой перед входящим в науку юнцом. — То, что создаю я, — удивит мир! — Он в возбуждении прошелся по кабинету, заложив руки за спину. — Переделает его!.. В общем, у нас будет еще время поговорить на эту тему. Обязательно вернемся к ней после завершения экспериментов…
Частым гостем Лебволя неожиданно стал оберштурмбанфюрер Грюндлер. Всякий раз появляясь в бактериологической лаборатории, он неизменно заходил к нему и подолгу болтал о пустяках. Каким-то чутьем Грюндлер почувствовал разлад в отношениях старого ловеласа Штайница, которого он ненавидел и боялся, с фрейлейн Региной. Это давало ему надежды сблизиться с профессорской дочкой. Грюндлер полагал, что дружба с ее кузеном позволит быстрее достигнуть желаемой цели.
Фактически же оберштурмбанфюрер давно следил за Лебволем. Ему казалось, что между Баремдикером и заокеанским племянником профессора Шмидта есть какая-то связь. Очевидно, Баремдикеру потребовался помощник, и Интеллидженс сервис в срочном порядке послал в «гости» к дяде единственного племянника или его двойника. «Что-то смущает меня этот племянник, — усмехался Грюндлер. — Ничего, мне дополнительно сообщат из-за океана, кто он».
По имеющимся в РСХА сведениям, Лебволь не вызывал никаких сомнений. Тем хуже будет для молодчиков Кальтенбруннера, если он, Грюндлер, докажет их близорукость. У профессора пропал в Белоруссии сын Альберт, являвшийся для РСХА заложником — гарантом успешной работы отца. Известие о его смерти вывело бы из равновесия ученого, и никакие силы не заставили бы его трудиться в бактериологическом центре. Специально проведенное по личному приказу начальника РСХА расследование в Белоруссии установило, что капитан Альберт Шмидт вместе со своей русской любовницей был у стога сена схвачен партизанами и расстрелян.
Профессор не должен знать о пропаже любимого сына, по крайней мере до окончания исследовательских работ по созданию оружия массового уничтожения людей. Отсутствие писем от Альберта ему объясняли новой секретной работой сына, требующей особой предосторожности в переписке. Вот почему появление заокеанского племянника обрадовало Кальтенбруннера. Лебволь успокоит профессора и рассеет его сомнения по поводу затянувшегося подозрительного молчания сына.
В химической лаборатории оберштурмбанфюрер приставил к Лебволю двух лаборантов, приказав им следить за каждым его шагом. Все, что делает племянник профессора, с кем встречается, о чем говорит, — должно быть немедленно известно Грюндлеру.
Лебволь в свою очередь сам старался сблизиться с оберштурмбанфюрером. Понимая причину внимания к нему Грюндлера, он нередко намекал, будто красавица кузина благоволит оберштурмбанфюреру, особенно после спортивного праздника.
Грюндлер сетовал на свою однообразную работу, завидуя творческим изысканиям ученых.
— Вы в своей стихии, а я…
— Без вас мы не смогли бы работать спокойно, — возразил Лебволь. — Доктор Штайниц говорит, что он за вами как за каменной стеной. Он в восторге от вас! Ведь только вы один способны были разоблачить проникшего в Шварцвальд английского шпиона Баремдикера.
Оберштурмбанфюрер брезгливо скривил тонкие губы.
— Баремдикер так… мелкая сошка…
Ему не хотелось признаваться, что все расчеты на баронского сынка фактически провалились. Гестапо до сих пор не добилось его признания. Вот вам и хваленый-перехваленый шеф гестапо группенфюрер СС Мюллер! Ему бы, Грюндлеру, быть на его месте… Мало того, Мюллер вообще свернул все дело. Его молодчики схватили группу английских разведчиков, пытающихся найти установку ФАУ-II. От них якобы и поступило сообщение о новом чудо-оружии рейха, появившееся затем в английских газетах. По крайней мере, Мюллер так проинформировал своего начальника Кальтенбруннера, и тот поверил ему. Пришлось Грюндлеру отправить обратно в Берлин машины с радиопеленгаторами. Они напрасно простаивали в Шварцвальде в ожидании выхода в эфир не существующего в понятии Мюллера английского разведчика.
При очередном приходе Грюндлер устало поздоровался с Лебволем и поинтересовался его здоровьем.
— Как вы себя чувствуете?
— Ничего…
— А у меня небольшая температура… С вечера что-то знобило… — Грюндлер вяло улыбнулся.
Лебволь удивился: с чего бы?! В самом деле, не болен ли оберштурмбанфюрер?
Грюндлер поймал недоуменный взгляд Лебволя, подавил усмешку на губах.
— Скажите, Лебволь, где вы жили в последнее время? — спросил он.
Лебволь насторожился. Неужели Грюндлеру стало известно что-то новое о заокеанской жизни племянника профессора Шмидта.
— В анкете я писал об этом.
— Да, да, писали… — Грюндлер утвердительно закивал головой. — Кажется, ваш дом был рядом с табачной фабрикой?
— Вы прекрасно обо всем осведомлены, оберштурмбанфюрер. Это делает вам честь.
— Странно… — Грюндлер в упор посмотрел на спокойного Лебволя. — На днях я встретился с сыном владельца той табачной фабрики, коммерсантом. Представьте, он удивился, когда узнал, что вы в Германии…
— Вы хороший дипломат, оберштурмбанфюрер, но плохой экономист, — засмеялся Лебволь. — Заокеанский делец просто хотел из вас побольше выжать… Повадки Гарди-младшего мне хорошо известны.
— Ах вот как? — воскликнул Грюндлер. С минуту он помолчал, потом стал жаловаться на однообразную и скучную жизнь. Может быть, стоит организовать маленький пикник для разрядки? Они могли бы забраться куда-нибудь в глушь и превосходно провести время.
— Разве есть причина для пикника? — спросил Лебволь.
— Достаточно веская. По крайней мере, для меня.
— Понимаю! Моя обворожительная кузина?..
Лебволь понял, что Грюндлер собирает досье на него, добывая факты из заокеанской жизни. Где встретил оберштурмбанфюрер сына хозяина табачной фабрики и встречал ли вообще? Может, это просто шантаж? Как из Америки попал в Германию представитель враждующей стороны? Хотя Гарди-младший коммерсант. А у дельцов свои взгляды на войну. Мог оказаться здесь как представитель дочерней фирмы одной из нейтральных стран — Швеции, например.
Лебволь еще и еще раз проследил весь свой долгий и опасный путь из Америки в Европу, пребывание у дядюшки. Кажется, нигде не было допущено просчета. Он скрупулезно следовал разработанному Центром плану, вжился в образ Лебволя Шмидта и был радушно принят в Вальтхофе. Все шло хорошо до сегодняшнего визита Грюндлера, разыгрывавшего из себя влюбленного в красавицу кузину. Ведь не Регина ему нужна, а ее кузен! Игра принимает серьезный оборот. Оберштурмбанфюрер имеет в руках козырь против него. Он явно пошел в атаку. И в одно прекрасное время выложит свои карты на стол. Хватит ли доказательств отвести от себя подозрение? Если бы только знать, чем конкретно располагает Грюндлер, что ему наболтал Гарди-младший?!
От мысли о разоблачении Лебволю стало нехорошо. С таким трудом удалось пробраться в бактериологический центр, и вдруг все провалится. О своей участи он не думал. Только бы взорвать эту проклятую фабрику смерти!
«Сегодня же обо всем переговорим с Федором Ивановичем, — решил Лебволь. — Откладывать больше нельзя. Надо ускорить выполнение задания Центра. А пока надлежит принять игру, предложенную оберштурмбанфюрером…»
Вернувшись к себе, Лебволь рассказал кузине о предстоящем пикнике. Регина смешно сморщила нос.
— Я же умру со скуки, — рассмеялась она.
— Ради меня, сестрица. Поскольку я обещал…
Лебволь заметил, что кузина была в новом платье и необычно возбуждена. Она то и дело поглядывала в окно, хотя и отец и кузен были уже дома.
Ему все стало ясно, когда в гостиную вошел осунувшийся, молчаливый Юрген. Регина, подав ему для поцелуя руку, вышла на кухню поторопить повариху Марту с ужином. Профессор тем временем попросил Юргена и Лебволя подняться к нему наверх. Старику не терпелось узнать о первых впечатлениях своего любимого ученика на новой работе в бактериологическом центре.
— Ваш бывший ученик доктор Штайниц — преступник! — произнес Юрген, едва переступив порог. — То, что он делает, не укладывается в сознание.
— Что из этого следует? — спокойно спросил Шмидт.
Юрген плотно сжал зубы, прищурил полные ненависти глаза, кулаки его крепко напряглись.
— В присутствии всех сотрудников я дам доктору Штайницу пощечину и назову мерзавцем! — вырвалось у него с болью.