Надо было идти в магазин, а заодно упокоить моль, потому жить с ней в одной квартире я была категорически не согласна. Я отперла дверь, высунула нос, чтобы разведать обстановку, и застыла от удивления.
За порогом квартиры начиналась иллюстрация к песне «Миллион алых роз». Вся лестничная площадка была уставлена букетами. Розы были бордовые, желтые, розовые, белые, оранжевые, трехцветные, радужные, зеленые, почти черные… Но большинство – алые. Букеты стояли в стеклянных банках, в обрезанных бутылках, в дешевых вазах. На лестничных ступенях рассыпались бутоны, а на придверном коврике лежал ворох лепестков.
Запах стоял такой, что я чуть не потеряла сознание.
Наверное, в семнадцать лет я была бы счастлива от такого. И даже в двадцать. В свои почти тридцать я, если честно, испугалась.
Во-первых, что это за безумный поклонник? О широких жестах мечтаешь, пока глупенькая, а когда умнеешь, понимаешь, что их делают только сумасшедшие. Художник из песни ладно, им сумасшествие только на пользу, но у меня среди знакомых не было творческих людей. Значит, у кого-то из нормальных крыша поехала, а это не к добру, мне Любови Матвеевны хватило.
Во-вторых, мой мозг тут же пересчитал приблизительную стоимость этих роз в походы в магазин и взвыл. Потом пересчитал в поездки к морю и взвыл еще горше. Кто бы это ни был, он как минимум просчитался с целевой аудиторией – парочка билетов на самолет и ваучер в пятизвездочный отель меня впечатлили бы гораздо сильнее.
А теперь насчет того, кто это…
Я дотянулась до ближайшего букета. Он был очень креативно оформлен – золотая бабочка среди нежно-розовых едва распустившихся бутонов, тоже покрытых позолотой. И внутри маленькая открытка в виде сердечка. Вообще во многих букетах виднелись открытки – видимо, поклонник боялся, что его не узнают.
На открытке было написано: «Я готов любить тебя столько раз, сколько лепестков у этих роз».
И подпись – «О».
Так, что я там думала про подготовку широких жестов?
На следующей открытке было: «Твое присутствие, словно аромат этих роз, наполняет мою жизнь».
Меня уже мутило от аромата. Вот бы заставить его тут жить.
На следующей: «Ты многолика и многогранная, всегда разная, но неизменно прекрасная, как все эти розы».
На следующей: «Я готов ради тебя на все, и эти розы только малая часть».
Я содрогнулась, представив часть побольше, и остальные открытки не стала даже читать. Возможно, если бы я любила Олега, этот концентрированный романтический ужас показался бы мне трогательным и милым, но без любви это было пошло и жутко. Если говорить прямо, такие масштабные жесты чаще всего делают, когда всерьез виноваты, и к леденцовой сладости слишком сильно примешивается горечь обиды.
Или страх и отвращение, как у меня.
Пожалуй, именно в этот момент я окончательно поняла, что не будет красивой картинки нашей счастливой семьи с Олегом. Не будет мамы, утирающей слезы на моей свадьбе. Не будет двоих детей, мальчика и девочки, на которых я буду изливать всю свою неистраченную любовь и ради которых буду терпеть ночи с их отцом.
Нет. Все. Эта дверь закрыта.
Сверху раздались шаги. Я с надеждой взглянула на лестницу – и не ошиблась.
– Ева, это ты? Я понял, что у меня-то твоего номера нет… О, господи, что это?! – Ярослав застыл на середине лестницы, забыв опустить ногу на ступеньку и, вытаращив глаза, рассматривал мой миллион алых роз.
– Даже не знаю, какое дать определение, – призналась я. – Романтический жест, я полагаю.
– Тогда, думаю, ты не удивишься, если я скажу, что твой… гм… не муж Олег…
– Бывший не муж Олег, – педантично уточнила я.
– Ну да, я так и понял. В общем, попросил впустить его в квартиру, чтобы он мог спуститься с моего балкона на твой и устроить тебе сюрприз… или как ты сказала? Романтический жест? Романтический сюрприз, стало быть.
– О, боже! – Я представила себе, как просыпаюсь на час позже, как и собиралась, а у меня на балконе Олег. – И что ты ему сказал?
– Я сказал, что подумаю, а он взбодрился и ушел за веревками.
– Пожалуйста, не надо! Не пускай его! – взмолилась я.
– Ты учти, надо мной еще три этажа и крыша. Всегда можно спуститься оттуда, если я откажусь.
– Все равно сюрприз уже не получится.
– Он тебя сильно достает? – сочувственно спросил Ярослав. Он спустился по лестнице, но замер, не зная, как пройти по тесно заставленной букетами площадке.
– Очень. Но такое… в первый раз. Раньше только писал сообщения и караулил у подъезда.
– Серьезный парень… – Ярослав нахмурил брови, и мне захотелось потрогать складочку между ними.
– Я не думала, что он… такой.
Яр задумчиво потер пальцами подбородок и неожиданно улыбнулся.
Какая все-таки у него сумасшедше обаятельная улыбка! При взгляде на нее сразу стало легче дышать.
– Давай его отвадим раз и навсегда?
– Как?.. – Я замерла.
– Притворимся, что ты моя любовница. Все, место занято, можешь отдохнуть, парень.
– Как?!
– Пойдем… – Он нашел куда наступить, чтобы не опрокинуть вазы, и протянул мне руку. – Он приедет с веревками, откроем ему вдвоем в провокационном виде. Чтобы сразу и наглядно!
Я оглянулась в квартиру, пожала плечами, закрыла дверь и опасливо шагнула на ближайшее свободное место. Потом – оперлась на руку Ярослава, и он ловко выдернул меня из розовых кустов.
Мы поднялись на этаж выше. С моего прошлого визита тут почти ничего не изменилось, разве что стало посуше.
– Кстати, ты посчитала ущерб? – Ярослав, видимо, тоже вспомнил тот случай. – Сколько я тебе должен?
– Нисколько, там ерунда.
– Ева, не морочь мне голову. Сколько бы ни было, это моя вина. Сделай нормальный ремонт, скажи затраты, а еще – подумай, сколько стоят твои моральные страдания и, кстати, помощь мне.
– Помощь вообще ничего не стоит.
– Ева!
– Когда Олег обещал вернуться? – Я сменила тему, чтобы не ругаться.
– Сказал, в течение часа. Так, давай, раздевайся.
– В смысле?!
– Ну а что ты думала? Если мы ему просто вдвоем откроем дверь, это будет вообще ни о чем. Зашла соседка, попили чаю, посчитали ущерб от наводнения. Того и гляди подумает, что я решил ему помочь и специально позвал тебя, чтобы вы встретились и поговорили.
– Да, и правда…
– Поэтому вид у нас должен быть крайне компрометирующий.
Ярослав прямо в коридоре стащил с себя пижамные брюки, оставшись в черных обтягивающих боксерах. Я совсем не смотрела!
Потом подумал и снял футболку – вот тут я моментально залипла взглядом на его груди. Он был гораздо менее прокачанный, чем Олег, я это уже заметила, но привлекал куда сильнее. Его хотелось касаться, гладить, проводить пальцами по гладкой коже. Область притяжения критически расширилась – если в лифте я с трудом держала себя в руках на расстоянии сантиметров в тридцать, тут пришлось отойти на метр, чтобы не наброситься.
Я сняла ботинки, куртку, повесила ее. Стянула свитер и осталась в бюстгальтере. Ярослав повернулся и замер.
– Джинсы… – хрипло сказал он, глядя мне существенно ниже глаз.
– И остаться в нижнем белье?!
– Нет… – Он тряхнул головой, с видимым усилием возвращаясь к нашему разговору. – Это будет нарочито, если он не дурак, догадается. У меня есть идея получше.
Он нырнул в спальню и вернулся со знакомой мне футболкой Manowar.
– Ты ведь такое не слушаешь? – уточнил он.
Я покачала головой:
– Нет, больше девочек. Адель, Тори Эймос.
– Хороший вкус… Ладно, снимай лифчик.
– Яр!
– Что Яр? Отвернусь. Наденешь мою футболку.
– Может, лучше рубашку на голое тело?
– Фу, пошлятина. Слишком кинематографично. Не забудь, у нас все по-настоящему, никакой постановки! Пошловато, по-соседски помогли друг другу забыть бывших. Таков план.
Яр отвернулся, я накинула футболку и утонула в ней. Она пахла… им. Парфюмом тоже, да, но больше все-таки именно его запахом. Он в ней ходил и даже, наверное, спал. Такой уютный и теплый запах, как будто он ее только снял, и она еще хранила память о его коже. Я чуть не потерлась о нее щекой, но постеснялась это сделать под взглядом Ярослава.
И тут в дверь позвонили.
Мы с Яром в панике посмотрели друг на друга.
– Так! Расслабься! – скомандовал он.
Осмотрелся по сторонам, сгреб нашу одежду в кучу, закинул в комнату и закрыл дверь. Посмотрел на меня, двумя руками взлохматил мне волосы, потом себе, кивнул и подтащил меня к себе, прижав так близко, что я и пискнуть не могла.
Моя мягкая грудь спружинила о его твердую, и мы синхронно резко втянули воздух, посмотрев друг на друга безумными глазами.
– Губы искусай, – шепнул он, обнял меня, по-хозяйски положив руку на бедро и наконец отпер дверь.
– Я тут подумал, давай подождем, пока она уйдет, чтобы я мог… – Олег запнулся на середине фразы, уставившись на нас круглыми глазами. В его руках действительно были разноцветные альпинистские веревки, грудь и бедра перетягивали ремни обвязки.
Жалобно звякнул карабин.
Я так и не узнала, зачем он хотел, чтобы я ушла, и что он собирался сделать.
Он открыл рот и только переводил взгляд с меня на Яра. Отметил и его ладонь на моем бедре – рука тут же переползла на задницу и сжала ее! – и мою не стесненную бюстгальтером грудь под футболкой, и даже растрепанные волосы не обошел вниманием.
– Прости, приятель, не знал, как тебе сказать. Решил – лучше, чтобы ты сразу сам увидел, – сочувствующим дружелюбным тоном произнес Яр.
Его улыбка сияла, и исходящее от нее тепло чувствовалось буквально кожей. Он врубил харизму на максимум. Конечно, это мало чем могло помочь Олегу, даже морально.
На него было больно смотреть – лицо серело буквально на глазах, оплывая дешевой стеариновой свечой.
– Ева?.. – Он посмотрел на меня так, словно ждал, что все происходящее окажется розыгрышем. Это и был розыгрыш, но я не собиралась признаваться. – Ева… Я ведь… Я ведь… Вот…
Он неловко полез в карман джинсов, путаясь в веревках и карабинах, долго не мог выудить оттуда что-то, и я каким-то десятым женским чувством догадывалась что.