«И это здесь она живёт?.. — недоумевал про себя Макс. — Но как такое возможно?.. Это район для второго, третьего… максимум четвёртого класса…»
Он смутился от последней мысли. Вроде, как и сам теперь из этих. Макс никак не мог привыкнуть к тому, что и сам он теперь принадлежал к классу респектабельных господ. Но Рина… Он знал, что её пятый уровень был не от рождения. Стало быть, она из шестого, или, может быть, даже из седьмого, — он не спрашивал её об этом (такие вопросы считалось бестактными).
Рина, одетая в ярко-жёлтое короткой платье и такие же жёлтые сапожки, выпорхнула из подъезда дома с балконами. Макс смотрел вдоль тротуара, ища её среди прохожих, когда жёлтое пятно мелькнуло слева.
— Рина! ты… — сконфужено пробормотал он, когда девушка возникла прямо перед ним. — Ты здесь живёшь?..
— Да, Макс, конечно же, я здесь живу! — весело ответила Рина, уставившись на Макса своими большими зелёными глазами. — Ты опять за свое?
— Чего? — не понял Макс.
— Опять у тебя слова путаются?
Девушка улыбнулась.
Макс пожал плечами, ещё больше смутившись.
— Ну же! Не волнуйся ты так, Макс! Я ведь не кусаюсь…
— Извини, Рин, я и сам не знаю… что это со мной… — дёргано улыбнулся в ответ Макс. — Вернее, знаю…
— И что же с тобой такое? — спросила девушка.
— Я в тебя влюблён, Рина, — ответил Макс, глядя ей прямо в глаза.
Он мог бы не говорить этого, — всё и так было понятно без слов. Но Макс сказал. Только так ему удалось окончательно победить проклятую застенчивость.
После слов Макса девушка изменилась в лице: замерев, она долго смотрела на него своими большими зелёными глазами. Таких глаз не было больше ни у одной женщины во всём мире.
Ростом около ста семидесяти, тонкая как тростинка, с изящными, безупречно стройными ножками с острыми как у девочки-подростка коленками и совсем недетскими, налитыми грудями, не нуждавшимися во вспомогательных приспособлениях вроде лифчика; чернокожая настолько, что сыскать девушку с более тёмной, чем у неё кожей, было бы задачей не из лёгких, и притом обладавшая утончёнными, не свойственными негритянкам чертами лица, двадцатидевятилетняя Рина была прекрасна как богиня. Ей бы на трон в Древний Египет, а она здесь — достаточно протянуть руку и коснуться…
С минуту они стояли посреди тротуара, не замечая обходивших их прохожих, и смотрели друг на друга: смуглый, на вид немного неуклюжий рыжеволосый здоровяк и хрупкая чернокожая девушка в жёлтом, изящная, точёная, как безупречная эбеновая статуэтка. А потом Рина, ничего не сказав, протянула свою узкую хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами к его широкой лапе, и лапа бережно сжала ладонь. Потом они вместе рассмеялись и беззаботно пошли по тротуару, не разнимая рук. Машина медленно покатилась следом вдоль бордюра, как гигантская ручная черепаха.
Бóльшую часть вечера они бродили по Старому Городу, по его аллеям и скверам, по тихим улочкам и широким проспектам, прокатились на древнем метро, прошлись через похожий на настоящий лес древний парк. Несколько раз они забирались в машину, чтобы немного отдохнуть и переезжали из одного интересного места в другое, и вновь окунались в атмосферу большого музея.
До того вечера Макс не часто бывал в Старом Полисе — всего несколько раз. Рина же, как местная жительница, с детства знала там всё, и, как показалось Максу, помнила наизусть названия едва ли не всех улиц. Она рассказывала ему о местах, через которые они проходили, и Макс удивлялся эрудированности девушки. В свою очередь, и сам он старался быть интересным и дополнял некоторые её рассказы краткими описаниями основных веяний тех времён, с которыми те места были связаны.
В юности Макс основательно увлекался историей древнего мира, и теперь со знанием дела мог говорить об эпохе Нового Возрождения, Великой Войне и временах более ранних. Впрочем, Великой Войны Макс не касался, так как они с Риной хорошо проводили время вместе, и омрачать эти замечательные минуты и часы рассказами о ядерной зиме и ужасах послевоенного времени совсем не хотелось…
Большинство зданий Старого Полиса насчитывали не более двадцати пяти этажей.
Самым высоким оставался построенный ещё до Великой Войны тридцатиэтажный дом-музей правительства республики, известный также как «Дом Иеремии» — резиденция второго и последнего Короля Полиса и первого президента города-государства. Зданию было уже более тысячи семисот лет. На площади перед Домом Иеремии стоял один из древнейших памятников Новой Эры — гранитный монумент, увековечивший Президента Иеремию, его друга и соратника генерала Харриса и четырёх следующих Президентов.
Улицы Старого Города были большей частью бульварами с широкими пешеходными зонами, а некоторые и вовсе превращены в аллеи. Обилие парков, скверов и площадей, среди которых возвышались невысокие дома из стекла, пластика, гранита и железобетона, было отличительной чертой сердца Полиса.
Со всех сторон Старый Город окружали районы немногим менее древние, выросшие вокруг в первые столетия Нового Времени. Если в Старом Городе лишь несколько зданий возвышались на сто и более метров, не лишая при этом зелёные насаждения улиц и парков солнечного света, а прохожих — удовольствия по ним ходить, то в новых районах Полиса солнце можно было видеть лишь с верхних этажей башен. Новые дома с каждым столетием вырастали всё выше и выше. Вначале на сотни метров, потом на километры вверх, заслоняя небо и погружая улицы внизу в царство теней. Освещение на таких улицах работало круглосуточно.
Спустя пятьсот лет после образования республики и начавшегося затем индустриального и экономического роста Старый Полис напоминал окружённую железными скалами зелёную долину. Теперь же, когда минуло уже шестнадцать столетий, его можно было сравнить, разве что, с небольшой поляной в исполинских джунглях, где вместо деревьев в небо устремились двух-, трёх- и даже пятикилометровые мачты из металлопластика и сверхпрочного стекла, опутанные серпантинами дорог и оплетенные «лианами» внешних экспресс-лифтов.
…Они много говорили. Возбуждённо, с упоением, наслаждались обществом друг друга. От исторических экскурсов перешли к темам попроще, к работе, и к пустякам, о которых потом и не вспомнят, потому, что пустяки эти были лишь фоном для более важного. В тот летний вечер говорили не слова; говорили взгляды, говорили прикосновения, говорили вздохи и даже недолгие молчания, совсем не казавшиеся неловкими.
Нагуляв изрядный аппетит, они зашли поужинать в первый попавшийся ресторан, открытый, как выяснилось, ещё при Иеремии.
В ресторане оказалось отличное меню. Они обильно и не без удовольствия поужинали мясом и овощами. Рина ела много и с аппетитом, нисколько не стесняясь Макса, как, впрочем, и Макс. Вряд ли сытный ужин смог бы навредить безупречной фигуре этой полной жизни и энергии молодой женщины. Съев всё до последней крошки, они выпили немного вина и, сговорившись обязательно посетить это место в будущем, снова отправились в летнюю ночь.
— Смотри, Макс, какая красота! — сказала Рина, когда они вышли из ресторана на освещённую мягким светом фонарей узкую улочку.
Жёлтое платье и зелёные глаза девушки отчётливо выделялись в свете фонаря на фоне её тёмного, как сама ночь, утончённого силуэта. Рина с восторгом смотрела в небо, по которому, как раз вдоль улочки, тянулся Млечный Путь.
— Надо же! Не думал, что в Полисе можно его увидеть!
— Только с крыш самых высоких башен и из Старого Города, — заметила Рина.
Они держались за руки бóльшую часть вечера, и когда вышли на улицу, вполне естественно, уже по привычке, снова сомкнули ладони.
— Две тысячи лет люди мечтают о путешествиях туда… — сказал Макс и, помолчав, добавил: — И всё никак не выберутся из своей системы…
Рина долго посмотрела в глаза Макса и стремительно приблизилась к нему. Рука её выскользнула из его руки лишь для того, чтобы лечь на его плечо. В этот момент ладони Макса легли на бёдра девушки и, смяв короткое платье, привлекли её эбеновую фигурку. Без тени стеснения, Рина приблизила лицо к лицу Макса.
— Обязательно выберутся! — шепнули тонкие губы девушки перед тем, как поцеловать его.
Макс знал многих женщин, целовал их, и не только, но никогда до того он ещё не испытывал такой сладости от простого поцелуя.
Обнявшись, они жадно впились в губы друг друга. Тонкие пальцы Рины блуждали по плечам и шее Макса, пробегали по рыжему ёжику волос, гладили лицо, а широкие ладони парня самовольно исследовали её поясницу и бёдра, забираясь под короткое платье…
— Я хочу тебя, Макс! — выдохнула Рина, с усилием оторвавшись от поцелуя.
— Я люблю тебя, Рина! — неожиданно нежно произнёс Макс.
— Поедем ко мне, милый! — страстно прошептала девушка и снова впилась в него губами. Тугие груди её прижались к груди Макса, и ему захотелось скорее сбросить костюм, чтобы кожей ощутить это прикосновение.
Он поднял левую руку вверх от талии девушки и заключил упругую полусферу в клеть своей пятерни.
— Машина, сюда! Живо! — бросил он вслух, не в силах забираться в дебри интерфейса.
Стоявший неподалёку лимузин послушно подъехал к ним и приветливо открыл дверь.
Рухнув на широкий диван, они наперебой с хохотом стали вслух объяснять компьютеру — куда ехать, и как только машина тронулась, вернулись к поцелуям…
…Когда лимузин остановился на парковке под домом, где жила Рина, Макс был наг как Адам, а на Рине оставались лишь жёлтые сапожки. Их одежда была разбросана по салону, а сами они были одним целым.
Несколько минут они не разнимали объятий, вздрагивая, прислушиваясь к ощущениям, пока их сердца забились медленнее, а дыхание стало ровным.
— Я тоже люблю тебя, мой милый рыжий Макс, — были первые слова Рины.
Нежно поцеловав его, она потянулась за лежавшим на полу платьем…
С парковки лифт доставил их прямиком в квартиру Рины, и Макс сильно удивился, оказавшись в жилище девушки, которое занимало весь верхний этаж здания и могло бы вместить, по меньшей мере, десяток Максовых.