– Правда, правда, – кивнул Кай. – А Гамлет, этот тот парень, который был у цистерны с бензином? Так он не мог меня увидеть, потому что я очень тихо умею ходить. Я же Маугли, вы помните?
– Где Гамлет?! – повторил дезертир. Руки у него тряслись все сильнее. Глаза стали белыми от страха.
– С ним все в порядке. Он скоро вернется в себя и, я думаю, придет сюда. Я просто подошел к нему и немного успокоил. А автомат я выбросил в бензин, внутрь. На всякий случай. Гамлет лежит в тени, ему не будет плохо. Я думаю, его дразнили из-за имени, да? Я знаю: Гамлет – принц датский. Когда я был беспризорником на улице, а потом недолго жил в детском доме, там был такой мальчик, бурят. Его звали Санжежап Мункожапович. Понимаете, как его дразнили?
– Ну, Жопой, конечно, – пробасил мужик с беломором. – Чего ж тут не понять?
– Ты был беспризорником, Кай? – спросил щупленький солдатик.
– Что ты сделал с Гамлетом, паскуда?! – истерически крикнул второй солдат, потрясая автоматом. Кажется, он единственный из присутствующих понял, что все уже закончилось, и спецназ в любой момент может начинать штурм.
– Да вырубил он его просто, ты чего не понял, что ли? – сказал мужик. – Чего орать-то? Очухается твой Гамлет, сюда придет… Да вот и он, кажется…
Кай шагнул внутрь и пропустил и поддержал под локоть шатнувшегося на пороге темноволосого юношу с большим и горбатым носом. Руки у юноши были связаны сзади ремнем.
– Что?… – потерянно спросил он. – Кто это, Андрюха…
– Проходи, Гамлет, садись вот здесь, у окна, – ласково сказал Кай. – Голова не болит, нет?
Грузинский юноша со связанными руками опустился на пол и смотрел на порыжевшие носки своих кирзачей. Ему явно было трудно и стыдно взглянуть в глаза своих товарищей, которых он таким ужасным образом подвел.
Лопоухий солдатик перехватил автомат одной рукой и озадаченно почесал затылок. Третий солдат швырнул свой автомат на пол и заплакал.
– Зачем плакать? – сказал Кай с отчетливым грузинским акцентом. Гамлет поднял голову и удивленно взглянул на него. – Плакать не нада. Теперь как раз дагавариваться станем.
– О чем тут договариваться?! – всхлипнул дезертир Андрюха. – Все уже. Ты, артист, свое дело сделал. Ловко у тебя вышло, чего уж там. Сейчас спецназовцы нас расстреляют при попытке сопротивления, или уж капитан лично пристрелит, чтобы не выяснять ничего…
– Ну уж нет, – сказал Кай. – Наоборот, мы сейчас все выяснять будем. Сначала я вам про себя расскажу… Люди, вы еще подождать можете?
– Отпустите нас! – истерически завизжала хорошо одетая женщина. – Немедленно отпустите!
– Хорошо, – кивнул Кай. – Подождите. Сейчас я им скажу, что часть заложников отпускают…
– Слушай, парень, я не понял, что тут у тебя за игры… – начал было приподниматься мужик с беломором, но старушка-мать неожиданно дернула его за рукав.
– Сиди, Витюша! – строго сказала она и поправила немного сбившийся на сторону платочек. – Ты же не хочешь, чтобы тех мальчиков убили? Они же никому ничего плохого не сделали, нет? Посмотри, какие они молоденькие, и у каждого мама есть. Им еще жить и жить. Так? Тогда слушай вот этого мальчика, в рубашечке с цветочком. Кажется, он знает, что делает.
Две женщины с двумя девочками медленно шли к шоссе по раскаленному от солнца и мучительных ожиданий множества людей асфальту. Младшая девочка безмятежно грызла сникерс. Старшая – хмурилась и оглядывалась назад с каким-то странно мечтательным выражением на худеньком личике.
– Слушай, что там эта твоя поп-звезда два часа делает?! – тряс Мишку старшина спецназа. – Поет он им, что ли? И куда делся тот грузин, который цистерну караулил? Если твой артист его по-тихому снял (хотя я ума не приложу, как это возможно!), так надо же быстро идти туда и брать их всех…
– Он просил не мешать… Не мешать… – стоически повторял Мишка, который, если честно, и сам ничего не мог понять в ситуации. – Вы же видите, заложников выпускают… А Кай вообще не поет, он – танцует. Наверное, он с ними разговаривает («Два часа?» – изумился про себя Мишка) …Он просил – не мешать!
Слухи всеми силами старались не пропускать, но они все равно просачивались. Журналисты, попрятавшись по кустам от жары и конкурентов, звонили в свои издания. Пожарники выясняли между собой, кто что видел или слышал про группу «Детдом», солист которой почему-то обезвреживает террористов вместо спецназа и частей МЧС. Врачи скорой с пристрастием допрашивали о подробностях освобожденных заложниц, а самый пожилой из них, подробно расспросив самую младшую заложницу о том, что она делала во время заключения, безуспешно пытался отобрать у малышки две заныканные ею плитки шоколада «Марс». «Мамаша, да скажите же вы ребенку! – раздраженно обратился он к практически сомлевшей от переживаний женщине. – У нее же сейчас гипергликемическая кома начнется!»
– … Вот так это все и было… – закончил свой биографический рассказ Кай.
Все слушатели были полностью захвачены косноязычным, но полным приключений повествованием. Мать Витюши даже пару раз всплакнула от жалости к сироте. Лопоухий солдатик непрерывно облизывал губы. Гамлет, сидя на полу со связанными руками, жалел обо всем сразу, и думал о том, что скажет отец, когда ему сообщат, что сына расстреляли при попытке совершения террористического акта.
– Теперь вот что, – сказал Кай. – Я буду говорить сначала, а вы потом говорить мне, согласны или нет. Было так: я артист, вы хотели меня видеть, звали сюда. Миша из МЧС позвонил мне. Я пришел и стал убеждать вас – отпустить заложников, во всем разобраться миром. Гамлет все это время стоял там, у цистерны. Я не бил его. Я убеждал здесь. Потом вы решили сами сдаться, и позвали Гамлета… Виктор, вы сейчас развяжете Гамлету руки, иначе нам не поверят… Гамлет послушал, как я, Кай, «жил в трущобах городских и добрых слов я не слыхал», заплакал и сказал: «Вай, вай, как я был не прав!» – и утопил свой автомат в бензине…
Все было так, вы согласны?
Старушка поспешно закивала. Витюша, помедлив и покосившись на мать, тоже кивнул.
– Кай, ты – супер! – радостно осклабились пацаны-подростки. – Мы никому не скажем! «Детдом» – forever!
Два парня с бензоколонки были явно не согласны, но им ужасно хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Суженые звериные глаза и сам странный облик таинственно появившегося Кая пугали их едва ли не больше, чем солдаты-дезертиры.
– Пускай, – сказал один из них.
– Ладно, – добавил второй.
– Ладно-то ладно, – сварливо сказала продавщица из магазина. – Но я лично согласная только в том случае, если мне кто-нибудь возместит все, что тут Зинкина оторва сожрала и все остальные прочие. Не хочу я, чтоб с меня высчитывали!
– Вот стерва-то, прости господи, – вздохнул Витюша и полез в задний карман брюк за бумажником. – Едва ведь жива осталась…
Кай вынул из кармана рубашки цветок маргаритки и картинно преподнес его продавщице. Потом из того же кармана вынул свернутую стодолларовую бумажку.
– Я собирался давать взятку милиционерам, – объяснил он. – Но это не стало нужно… Возьмите…
– Не возьму! – продавщица решительно спрятала руки за спину. – У вас, мужчина, – не возьму! Вы и так всех спасли! И детство у вас вон какое тяжелое было!
– Не надо так волноваться… – попросил Кай. – Мы решать этот вопрос. В остальном – договорились, так?
Продавщица зажмурилась и кивнула, сжимая в ладошке увядший от жары цветок.
Большое количество очень серьезных, правильно упакованных и при оружии мужчин смотрели на то, как от бензоколонки к оцеплению шли люди. На шаг впереди всех шел босой Кай, на шее которого вольно болтались два автомата. Грузин Гамлет что-то темпераментно доказывал ему, а лопоухий солдатик буквально заглядывал в рот. Третий дезертир шел вяло и понуро. Пацаны и парни с бензоколонки щурились на солнце и бездумно радовались жизни. Витюша и продавшица с двух сторон поддерживали светло улыбающуюся старушку в платочке.
– Кай, виват! – завопил Мишка, потрясая сжатым кулаком. Трое приятелей поддержали его.
Спецназовцы смотрели хмуро и тихо жужжали, как стая тяжело вооруженных жуков.
Кай остановился посреди дороги, оглядел всех и сказал:
– Я обещал вот ему, – он пальцем указал на лопоухого солдатика. – Если мы договоримся правильно, то будет расследование, а я буду танцевать для него «Красный Цветок». Но в магазине нет место. Поэтому я танцевать здесь, сейчас. Жаль, нет музыка, но я могу так.
Кай начал танцевать. Все смотрели ошеломленно. Несколько эмчеэсовцев помоложе, милиционер-стажер, медсестра из машины скорой помощи, пацаны-заложники и двое прорвавшихся сквозь оцепление журналистов молодежных телепрограмм, образовав широкий круг, азартно отбивали ритм и подпевали слова. В конце танца продавщица магазина с бензоколонки бросила Каю свежесорванный ею цветок маргаритки, и он поймал его, и триумфально поднял к высокому небу в знак победы человека над темной частью своей души. Все бешено зааплодировали. Пожарники стучали сапогами, а капитан хрипел что-то в мегафон. Даже спецназовцы ворочались и поскрипывали в своей сбруе.
Внезапно сквозь собравшуюся толпу протолкался немолодой уже человек в форме МЧС. Морщины на его лице свидетельствовали о его уме и были гармоничны, как план Петербурга.
– Кешка! – воскликнул он. – Неужели это действительно ты?! Да что я спрашиваю! Кто же еще мог сделать такое, как не наш Маугли!
– Павел Петрович? – поколебавшись, спросил Кай.
Мужчина вместо ответа сгреб его в объятия.
– Это наше главное начальство, – объяснил Мишка Каю, показывая на Павла Петровича, отдающего поодаль какие-то приказы.
– Я его знаю, – ответил Кай. – Когда-то он собирался сделать из меня солдата удачи. Анжелика и Олег помешали ему.
– Ага, – сообразил Мишка. – Действительно, был какой-то смутный этап в биографии отца-командира. Но сколько же тогда было лет тебе, Кай?