то она сама, ну, эта женщина, оступилась и упала…
Говоря про телефон, Маша опустила руку в кармашек куртки, где всегда носила его, и вдруг поняла, что его не то что там нет, что она вообще забыла, когда видела (или ощущала его рукой) в последний раз. Понимая где-то на подсознательном уровне, что ей нельзя звонить в полицию, потому что она этим звонком сломает жизнь этому мужчине, она даже взглядом не искала телефон, вроде как за ненадобностью.
– Телефон… Это вы его взяли?
– А ты как думала. Чтобы я вот так доверился незнакомому человеку и оставил ему телефон? Я же в своем уме.
Они разговаривали, сидя в машине, тихо работал кондиционер. Было тепло… Когда мимо них по улице со свистом пролетали машины, Константин, словно невольно, рефреном, бормотал, глядя в окно вслед утихающему реву мотора: «Самоубийцы!»
– Получается, что я не в своем уме? Так?
– В смысле?
– Ну, вы же только что сказали, что довериться незнакомому человеку может лишь человек, находящийся не в своем уме. Но я-то доверилась вам, незнакомому человеку. Получается, что я полная дура? Но раз так, тогда оставайтесь, пожалуй, здесь один. А я пойду, – в голосе предательски прозвучали слезы. – Водить машину вы умеете, поедете туда, куда вам нужно. А я уж как-нибудь доберусь домой…
Обиженная, чувствуя, как полыхают ее щеки и уши, она хотела уже было выйти из машины, как сильная рука буквально пригвоздила ее к сиденью.
– Вы куда это, барышня?
– Домой…
– А машину свою, стало быть, оставляете мне, так?
– Вернете, когда захотите… – ее вдруг сковал такой страх, что она готова была вообще расстаться с машиной! – И пустите меня, иначе закричу!
– Кричите. Вас все равно никто не услышит. А вам совсем неинтересно узнать, что будет с вами, если и я тоже уйду, оставив вашу машину прямо здесь?..
– А что со мной может быть?
– Понятия не имею… Но можно проконсультироваться у адвоката, и он уж точно скажет мне, какой срок вы можете получить за… убийство… Что вы так на меня смотрите?
Он обращался к ней снова на «вы», и эти переходы свидетельствовали лишь об одном: он все больше отстранялся от нее, он, в котором она все эти часы, что находилась рядом, пыталась разглядеть только хорошее и которого она мысленно защищала, оправдывала, теперь говорил ей какие-то немыслимые, страшные вещи, от которых ее бросало то в жар, то в холод. О каком убийстве идет речь?
– Не советую вам делать резких движений и пытаться сбежать.
– А то что? Что? Что вы со мной сделаете? Здесь-то лестницы нет, столкнуть не получится… – воскликнула она уже на грани истерики.
– Я не сталкивал ее! Она сама оступилась! Вот почему я все еще здесь.
Она его не понимала. Совсем. «Она оступилась, а он – здесь…»
– Мне нужна ваша помощь. Алиби – это единственное, что мне от вас нужно. И я готов вам заплатить. Триста тысяч рублей – не такие уж и плохие деньги.
– Деньги… Вы думаете, что все можно купить за деньги?
– Нет, я так не думаю. Но что стоит вам сказать следователю, который будет вас допрашивать…
– Какой еще следователь? – гневно перебила она. – Кто будет меня допрашивать? С какой стати? Что вы такое говорите?
– Это я сам лично скажу следователю, что провел ночь у вас, в вашем прекрасном доме. А вы просто подтвердите. Вот и все! Тем самым вы спасете меня, человека, который ни в чем не виноват, от тюрьмы, а может, и от смерти. Таких, как я, там не любят…
– Думаете, там любят таких, как я? Вы предлагаете мне нарушить закон! Нет-нет… Поищите себе другого свидетеля, а еще лучше – свидетельницу… Уверена, у вас полно знакомых женщин, девушек, которые с радостью помогут вам, спасут вас, причем бесплатно!
– Вам-то откуда знать про моих знакомых женщин…
– Оттуда… Вы и сами все понимаете.
– Что я понимаю?
– Ничего. Выпустите меня. И не пугайте.
– Хорошо. Идите. Можете спокойно открыть дверцу и выйти. Только не удивляйтесь, если, добравшись до дома на перекладных, как угодно, вы столкнетесь лоб в лоб с полицией. Да-да, и не смотрите на меня так… Вам придется ответить за то, что вы убили мою жену.
Она несколько минут находилась в ступоре. Ее мозг отказывался воспринимать сказанное им. С какой стати он обвиняет ее в убийстве своей жены? С ума, что ли, сошел?
– Позвольте спросить, почему это полиция решит, что вашу жену убила я? Она когда погибла? Когда упала? – И вдруг спохватившись, что задает совсем уж идиотские вопросы, словно допускает эту мысль об убийстве, замолчала и даже прикрыла рот рукой.
– Ночью.
– Но я ночью была дома, – зашипела она. – У себя дома. А вы – у себя дома. Где и поссорились с вашей женой. Так? К тому же я не знакома с ней!
– Откуда вы знаете? Быть может, вы работаете с ней или дружите… или недавно познакомились…
– Да это просто бред… – воскликнула она, лихорадочно подбирая в памяти хоть кого-то из своих знакомых женщин в пару к этому красивому брюнету.
– Предположим, что бред. Однако труп моей жены сейчас находится в вашей машине. Прямо здесь, за нами, в багажнике… Еще пару часов, и в машине будет нечем дышать…
Они проникли в чужой дом, тот самый, что с голубой крышей. Обыкновенный сельский дом снаружи, внутри он был вполне себе ничего. Старая, но добротная мебель. Картины, написанные маслом и изображающие простенькие пейзажи и букеты цветов. На письменном столе – чей-то довольно современный ноутбук. Константин по-хозяйски включил кондиционер на кухне, налил воды в электрический чайник.
Маша, у которой зуб на зуб не попадал от страха и холода, сидела в кресле, на самом краешке, пытаясь понять, когда в багажник ее машины был перенесен труп женщины.
Вероятно, тогда, когда она одевалась, и ее отвлек телефонный звонок. Надо же, воспользоваться моментом, буквально несколькими минутами, чтобы подкатить свой джип прямо к багажнику ее машины и проделать это…
Вот только зачем он это сделал? Если бы они по дороге на станцию не увидели пост ГИБДД и не развернулись бы в обратную сторону, то купили бы бензин, вернулись домой, он заправил бы свой джип и уехал, оставив, получается, труп в ее машине?
– Зачем вы это сделали?
– Чтобы привязать тебя к себе, чтобы ты вынуждена была согласиться предоставить мне алиби. А иначе как?
– Но если бы нас сейчас остановили… Попросили бы открыть багажник, а там… И что бы вы делали тогда?
– Сказал бы, что это не моя машина, что ты меня просто подвозила.
– Вы – негодяй.
– Нет. Я нормальный человек, который обратился к тебе за помощью. И если бы в тебе была хоть капля человеколюбия, ты бы согласилась помочь мне. Вот что я лично плохого тебе сделал?
– Вот как? Это я должна задать вам этот вопрос! Зачем вы втянули меня в это дело? За что? Я сидела спокойно себе дома, смотрела телевизор…
– Ладно, посиди, подумай, а я пока что согрею чайник. Посмотрю, может, у хозяев что в холодильнике имеется.
– Вы знакомы с хозяевами?
Она загадала, если он сейчас солжет и скажет, что нет, не знаком, значит, настоящий урод, и надо поскорее выбираться отсюда. Хоть через окно. Он точно знает, кому принадлежит дом, потому что ведет себя здесь так, словно бывал здесь. Да и ключ он нашел в условном месте – внутри старой калоши под крыльцом.
– Конечно, это дом моего друга. Собственно говоря, я и ехал к нему сюда за помощью. Да только он вчера вечером улетел в Питер. Так некстати… А меня сюда словно магнитом притянуло, я же не знал, куда вообще двигаться и что делать. Я сначала ехал куда глаза глядят, вообще не в себе был, а потом поехал сюда, думал, что Макс дома, он все выходные проводит здесь, а только потом уже догадался ему позвонить, и вот тогда-то он мне сказал, что его дома нет. Вообще удар под дых…
Он говорил быстро, нервно, словно боясь, что его прервут, и такой он в этот момент был растерянный, что Маша, которая уже успела его возненавидеть за такое вот грубое вторжение в ее жизнь, испытала к нему чувство, похожее на сопереживание.
– Представляю, как он бы обрадовался, когда увидел труп вашей жены… Вот счастье-то привалило бы! Не знал бы, как и благодарить!
– О! Колбаска! – Пропустив мимо ушей ее колкость, Константин достал из холодильника колбасу, сыр, масло. – Загляни-ка вон туда, в буфет, там должен быть хлеб.
«Для убийцы у вас очень хороший аппетит», – хотела она сказать, да воздержалась. И без того было все непросто и страшно.
– Садись, будем ужинать… – На столе появилась и бутылка водки.
Константин разлил водку по рюмкам, одну протянул Маше. – Тебе надо выпить. Расслабишься, успокоишься, потом выспишься хорошенько, а утром примешь правильное решение.
– Снова про алиби?
– Да. Вот смотри, мы сегодня с тобой вдвоем проведем ночь под одной крышей, и, если тебя кто-нибудь спросит, с кем ты была сегодня, ты спокойно ответишь, что со мной. Ну может, у нас с тобой отношения. Никто же не знает…
Она выпила залпом, схватила кусочек «Бородинского» и жадно потянула носом, стараясь заглушить хлебным ароматом горечь водки.
– Да, точно… отношения. Еще какие!
– Так вот я и говорю… Что же тебе может помешать сказать следователю, что мы и вчерашнюю ночь провели с тобой вдвоем? Тебе нужно просто открыть рот и произнести эти слова. Все! И ты заработаешь кучу денег, а я останусь на свободе.
– Как ее звали? Расскажи мне о ней, – попросила Маша, вдруг чувствуя, как у нее проснулся аппетит.
Она соорудила бутерброд «волна», положив сверху на хлеб с колбасой кусочек сыра. Водка, понятное дело, растворившись в крови, действовала жизнеутверждающе, даже лампочка над головой стала светить как будто ярче, да и Константин показался ей каким-то несчастным. Она и не заметила, как положила свою руку на его. – Она была красивой?
– Да не то, чтобы очень… Не знаю… Я к ней привык.
– Блондинка? Брюнетка?
– Она была шатенкой… – он сощурил глаза и устремил взгляд куда-то в окно, – … с карими глазами. Высокая, худая, с белой кожей… Очень меня любила, ревновала страшно. А я постоянно торчал на работе. Зарабатывал и зарабатывал, затевал новые проекты, брал кредиты, нервничал, иногда чувствовал, что нахожусь на грани… И тогда мне просто тупо хотелось напиться и выспаться на работе, в своем кабинете. У меня там и диван есть, такой удобный, между прочим. В шкафу имеется плед с подушкой… Так вот, моя жена, ее звали, кстати, Лара, не верила мне, что я просто сплю один на этом диване. Иногда приезжала ко мне на работу ночью, типа, чтобы застать меня с кем-то, и когда будила меня, то всегда плакала, просила прощения.