зами глазам. – Я старалась не влезать в мужские дела. Ведь женское дело, чтобы мужчины были сыты, опрятно одеты и окружены любовью. Я ничего не понимаю в том, что они делают с братом.
– Жаль, – честно призналась я, проклиная эту классическую зашоренность. – А вы, мистер Звиллинг?
– Нет. Сожалею.
– Ну что ж, – я поднялась, собираясь закончить опрос. – А может кто-то из прислуги видел мистера Фьюри в то утро?
– Мы опросили слуг в тот же день, – принялся пояснять хозяин дома. – Личного слуги у Кастора нет, как, впрочем, и у моих сыновей. Мы считаем, что мальчики должны сами себя обслуживать. А остальная прислуга появляется в комнатах для того, чтобы убраться, лишь с уходом хозяев.
– Понятно, – я отряхнула юбку форменного платья, благодаря небо, что его шьют из плохо мнущегося материала и собралась прощаться. Но тут мне в голову пришла интересная мысль. – Скажите, миссис Фьюри, вам известно, что за девушку ваш сын рисовал?
Та, удивленно подняла на меня взгляд.
– Девушку? Он рисовал многих. Меня в том числе. О какой девушке вы говорите?
Я указала рукой в сторону окна.
– Вы позволите? – дождавшись согласного кивка хозяина, я подошла к окну и, взяв папку, достала из нее один из пяти портретов незнакомки и передала его матери пропавшего.
Та какое-то время рассматривала рисунок, после беспомощно посмотрела на меня, покачала головой и перевела вопрошающий взгляд на брата.
– Нортон, ты знаешь, кто это?
Я увидела, как заледенел взгляд хозяина дома. Он попытался скрыть это за увлеченным взыванием к собственной памяти, но я поняла, что сейчас мне предстоит услышать ложь.
– Нет, мне незнакома эта девушка.
Я расстроенно закивала.
– А можно мне взять с собой папку с рисунками Кастора? – спросила я, возвращая портрет на место, и, предупреждая отказ, продолжила, взяв миссис Фьюри за руку: – Поверьте, любая мелочь может помочь найти его.
Та быстро закивала.
– Берите, конечно же. Берите все, что вам нужно, – платочек снова оказался прижатым к глазам женщины.
Я же мягко улыбнулась и завязала ленты на папке, торжествуя маленькую победу.
– Я бы еще хотела посмотреть на комнату Кастора, если это вас не шокирует, – высказала я просьбу и взглянула на взявшего себя в руки мистера Звиллинга.
– Я не возражаю и меня это не шокирует. Эмансипация женщин уже стала привычной, – ответил тот. – Хотя я не понимаю, что можно найти в комнате Кастора. Наша прислуга довольно хорошо убирается.
Я закивала головой, мысленно поставив жирный плюс хозяину за современность взглядов.
– Но, если я не осмотрю комнату, мистер Фокс будет очень недоволен. А с прислугой вам и правда повезло. Садовник у вас просто волшебник.
Мистер Звиллинг нахмурил брови, соображая, потом перевел взгляд на окно, и, поняв, о чем я говорю, мягко усмехнулся.
– Нет, дорогая мисс Фэлкон, – опередила его сестра. – За садом ухаживает мой Кастор. Он так талантлив. И проводит в нем очень много времени. Видимо, перенял свой талант от отца. Гарольд был прекрасным садовником, несмотря на положение в обществе.
Легкая и теплая грусть коснулась ее голоса.
– Простите, мисс Фэлкон, – прервал ее воспоминания мистер Звиллинг. – Мне пора идти. Если вы не возражаете, то в комнату вас проводит моя сестра. Ты же проводишь мисс Фэлкон, Эмма?
– Конечно, пойдемте, мисс. Я вам все покажу.
– И, мисс Фэлкон, – остановил нас хозяин дома почти у дверей. – Передайте мистеру Фоксу, что завтра в шесть часов вечера я приду за результатом. А если оного не будет, то не будет и оплаты.
Я посмотрела в глаза нанимателю и, молча кивнув, вышла из гостиной следом за миссис Фьюри.
Глава 4. Четыре мелких монеты
Второй кусочек сахара перекочевал в правый карман, но я до сих пор стояла у калитки к дому Звиллнгов и не могла определиться, куда поехать сначала. Время было обеденное и мой урчащий желудок требовал пищи, вспоминая съеденные корзиночки с тоской.
Потеряв у нанимателя два часа, я не могла сетовать на то, что все прошло впустую, но и к ощутимым результатам это не привело. Прислуга и правда работала довольно усердно. Никаких записок, бумажек, открыток и писем я не нашла. Не нашла и бутылок, а потому не смогла теперь с уверенностью сказать, был ли Кастор в дурном расположении духа, когда исчез. Зато мне посчастливилось побеседовать с его матерью без надзора хозяина дома, и беседа вышла довольно милой. Я узнала, что Кастор, несмотря на взрывной холеричный темперамент, нежно любил растения и с большим терпением относился к своему дяде, пытавшемуся, конечно, из благих побуждений, привить племяннику любовь к торговле всеми возможными способами. Но Кастор упрямо не желал постигать эту прибыльную специальность, каждую свободную минуту проводя в саду или за рисованием. Однако в последний месяц он стал рассеян, все время что-то обдумывал и миссис Фьюри уже хотела поговорить с братом о необходимости показать сына доктору, но сия необходимость пропала сама собой.
Нет, все же следовало пообедать, прежде чем продолжать. Но времени не было совсем. На то, чтобы заезжать в контору, где я и квартировала, уж точно. Следующим пунктом плана у меня числился театр, а все едальни вокруг него отличались не только разнообразным меню, но и кусачей ценой, видимо, подходящей только театралам. Я к театралам относила себя только в те периоды жизни, когда это касалось дела, и потому думала, как решить дилемму, стоя на тротуаре и нетерпеливо постукивая ботильоном.
Погода портилась. Солнце спряталось за тучами, погружая город в серую марь. Но улица, не обращая на это никакого внимания, гомонила на все голоса. Спешившие по делам мужчины галантно обходили меня стороной. Пробегавшие мальчишки-газетчики орали новости прямо под ухо, лихо лавируя меж проезжавших парокаров и лошадей.
– Читайте в свежем номере! Вампир загрыз ребенка! Банкира ограбили в веселом доме у мадам Коко! Корова родила двухголового теленка! Читайте в свежем номере! Лорд Ольден оказался обманщиком!
Лоточники, офени, сапожники, точильщики рекой потянулись по улице в послеполуденный час, рассчитывая своими зазывными криками всполошить прикорнувшую после обеда прислугу и заставить вспомнить о намерении починить хозяйские прохудившиеся сапоги или поточить затупившиеся ножи на кухне. Я оказалась в центре этой бурлящей толпы.
– Пышки, крендели, пироги с зайчатиной, с ягодой, с рыбой, баранки, ватрушки. С пылу, с жару. Подходи, разбирай, пока горячие, – послышался зычный голос лоточника с конца улицы.
Я направилась прямо к нему, но тут меня поймал за рукав один из юрких разносчиков и протянул пахнувшую типографской краской сложенную газету.
– Мисс, купите газету. Всего четыре мелких монеты. Купите, не пожалеете.
Конопатый нос, широкая чумазая улыбка и залихватский вихор, торчавший из-под модного, но заштопанного кепи.
– Я уже слышала все новости, – проворчала я, сердясь на то, что меня так бесцеремонно остановили.
Шагнула прочь, но мальчишка меня не отпустил, вцепившись в рукав пальто всей пятерней. Я увидела, что краска, в которой были вымазаны его руки, остается пятнами на синем фоне и дернула рукав на себя.
– А ну пусти, убери руки, – зашипела я.
– Мисс, ну купите газету, – клянчил тот.
– Ты мне пальто испачкал, а я еще и газету купи? А ну…
– Вот, возьми, – прозвучал спокойный мужской голос слева, и в ладонь мальчишки легла монета. Газетчик тут же отпустил меня и протянул листок мужчине, остановившемуся около меня.
– Благодарю, – сухо проговорила я и поспешила к лотошнику, стараясь одновременно оттереть платком рукав от краски и не уронить альбом Кастора.
Купив горячий пирожок с капустой и грибами, я заплатила, отсыпав пару монет и совершенно бесцеремонно откусив от него, быстрым шагом пошла к станции, где как раз остановился очередной парокар.
– На Театральную площадь проследует? – спросила я у закопченого машиниста и тот кивнул, чуть замешкавшись.
– Чутка не доедем, мисс, за квартал свернем, – пояснил скучающий молодой кондуктор.
Я радостно протянула ему монету и нырнула в салон, где осталось два последних места в конце кабинки. Устроившись на месте около окна, я с наслаждением вгрызлась в пирожок. Подумаешь квартал, пробегусь, не впервой.
По окну закапали первые капли, кабинка качнулась на рессорах, видимо, впуская последнего пассажира, послышался негромкий гудок и шипение пара. В этот момент я, во-первых, ощутила, как рядом со мной кто-то садится, а во-вторых, поняла, что забыла свой зонтик у мисс Нолан. Осознание этого вызвало злость на собственную безголовость, потому что теперь, если небо не сжалится, мне придется добираться еще в кучу мест под дождем. Я, конечно же, вымокну и, как всегда, простыну.
Парокар дернулся, набирая ход. Сидевший рядом со мной пассажир так тряхнул развернувшейся газетой, что я невольно заморгала.
– Будьте, пожалуйста, чуть аккуратнее. Вы этой газетой чуть не попали мне в глаз.
– Прошу прощения, мисс, – прозвучал мужской голос и мне показалось, я его уже где-то слышала.
Скосив глаза на сидевшего рядом со мной, отметила: нет, ни разу его не видела. Дождь, застучавший по стеклу резвее, отвлек мое внимание, вновь рисуя безрадостную картину моего предстоящего мокрого будущего.
– Не любите газеты? – послышалось сбоку.
Я посмотрела на пассажира, подняв вопросительно брови. Так, напрямую, он оказался симпатичнее, чем когда я разглядывала его украдкой. Но чисто, до скрипа, выбритое лицо, торчавший из-под черного пальто белоснежный воротник рубашки и узорчатое кашне вызвали тошноту. В довершении всего мой нос уловил бывший в моде десять лет назад парфюм – и затошнило еще сильнее.
– Прошу прощения? – подтвердила я словами ошеломление его наглостью, но тот ничуть не смутился.
– Сначала едва не подрались с газетчиком, теперь возмущаетесь по поводу самого предмета. Вот я и подумал, что вы не любите газеты.