м две или три забегаловки, которые открыты в это время.
– Я не поеду на Монпарнас. Я поеду к себе.
Он ничего не ответил, свернул направо и поехал по авеню Мэн.
Я не стал возражать. Впрочем, мне хотелось выпить кофе. Было шесть часов утра, и на дорогах попадалось много грузовиков. Нас с ревом обогнала испачканная грязью «ланчия».
– Вы не могли бы представиться? – спросил он.
Мы остановились на красном светофоре.
– Сегодня мой день, – вздохнул я. – Все вспоминают обо мне. Эжен Тарпон.
– Дело в Сен–Бриек.
Сзади послышались гудки.
– Да, – подтвердил я.
– Заткнись, старая калоша, – крикнул Хейман настигшему нас «торнадо» цвета помидора.
Мы медленно подъезжали к Монпарнасской башне, зловеще выделяющейся на фоне неба в свете восходящего солнца. Мой сосед повернулся ко мне:
– Чем вы занимаетесь, господин Тарпон?
– Частный детектив. Цена умеренная.
– Вы шутите!
– Хотелось бы.
Он рассмеялся, но, вопреки моим ожиданиям, смех его не был продолжительным.
– Вы знаете, что за нами следят от самой Алезии? – спросил он.
– Вы имеете в виду серый «пежо–404»?
Хейман кивнул.
– Детские игры, – вздохнул он. – Хотите, я уйду от них?
– На вашей–то «аронде»?
Он смерил меня холодным взглядом.
– Да, на моей «аронде».
– Я верю вам на слово, – сказал я, – но не стоит. Мне нечего скрывать.
Мы свернули на улицу Депар и выехали на Пляс–де–Рен.
– Вы все еще принимаете меня за полицейского? – спросил Хейман. – Поехали лучше ко мне.
При этих словах он резко развернулся на площади и помчался на полной скорости на улицу Арриве и несколько раз проехал на красный свет, как чокнутый.
– Это далеко? – спросил я.
– В пяти минутах.
Я думал, что если он не сбавит скорости, то через пять минут мы будем уже где–нибудь в Корбей. Лично мне больше пошел бы на пользу сон, но я ничего не сказал. Я повернулся вполоборота и через заднее стекло увидел вдали «пежо–404», проехавший на красный свет в погоне за нами. В следующую секунду раздался чудовищный скрип тормозов и огромный желтый «фольксваген» зацепил кузов «пежо». Бум! «Пежо» начал вышивать зигзаги, взобрался колесом на тротуар, перекрыв дорогу автобусу. Больше я ничего не смог увидеть. Я посмотрел на Хеймана. Его губы были растянуты в улыбке. Теперь я был почти наверняка уверен в том, что он не фараон, поскольку это было бы слишком закручено: сначала посадить меня в свою тачку, устроить слежку за другой, затем удрать на первой от второй только для того, чтобы внушить мне доверие. Но я обошелся без комментариев, так как если он не был фараоном, то его действия мне еще ничего не говорили о том, кем он был на самом деле.
Через десять минут (а не через пять, как он утверждал) мы проехали Ванвские ворота, пересекли Малакофф и оказались в Кламаре, на зеленой извилистой улице с маленькими садиками за изгородями из деревянной рейки и некрасивыми домиками. Хейман затормозил и взобрался на разбитый тротуар. «Аронда» остановилась в облаке пыли.
– Вы слишком быстро водите, – заметил я.
– Это еще что. Когда я выпью, вот тогда это действительно впечатляюще, – сказал Хейман и вышел из машины.
Он открыл решетчатые ворота и загнал машину. Я тоже вышел из машины и пошел за ним по аллее из желтого гравия к цементному двухэтажному домику, в котором было не более пяти метров в длину и пяти в ширину. Ставни были закрыты, и Хейман открыл их одну за другой, переходя из комнаты в кухню, гостиную внизу и спальню наверху.
Хейман больше не улыбался, он был мрачен. Он открыл секретер в спальне; стоящий рядом с кроватью, достал из него картонную папку, завязанную полотняным ремешком, и бросил ее на кровать.
– Давай ройся, господин Недоверчивый, – сказал он.
Я стал рыться. Недолго. В папке было полно газетных вырезок со статьями, подписанными «Ж. – Б. Хейман», датированными от тридцать пятого до шестьдесят девятого года. Хейман стоял у секретера. Он бросил мне книгу – маленький белый томик, изданный в Монако.
Книга называлась «Летящее перо». Это были его мемуары о своей журналистской карьере. Была даже его фотография.
– Я вас убедил, господин Недоверчивый?
– Я могу позвонить?
Он кивнул и проводил меня в гостиную, затем вышел и деликатно закрыл за собой дверь. Я снова позвонил Эрве Шапюи. Было шесть тридцать. Он снял трубку сам и бешено завопил. Я подождал, пока он успокоится.
– Поскольку вы журналист, я решил получить у вас кое–какие сведения, – сказал я.
– Пошли вы… Я не журналист, я режиссер. Какие сведения?
– Вы знаете журналиста Жана–Батиста Хеймана? – спросил я.
– Нет.
– Вы могли бы навести справки?
– Почему вы преследуете меня таким образом?
– Мне больше некого преследовать. Вы можете навести справки?
– Сейчас?
Когда я сказал «да», он выругался, затем добавил:
– Что вы хотите о нем знать?
– Его репутацию. Можно ли ему доверять.
На другом конце трубки мне ответили молчанием.
– Алло? – сказал я. – Вы еще здесь?
– М–м–м… Вы меня интригуете, Тарпон. Я вас ненавижу.
– Я пока ничего не могу вам объяснить. Вы можете навести справки и перезвонить мне?
Я дал ему номер телефона Хеймана, и мы оба повесили трубки. Я поднялся в комнату, где меня ждал мой пенсионер.
– Итак, господин Недоверчивый, вы навели обо мне справки?
– Да, – подтвердил я.
– Вы расскажете мне, что произошло на вилле, которую вы покинули утром?
– Да.
Он принес кофе. Кофе был плохой. Мы добавили в него немного водки. По крайней мере, так он хоть согревал. Мы выпили кофе, и я рассказал ему о девушке с перерезанным горлом, о наркотиках в квартире и о взрывчатой смеси в погребе.
– Кто эта девушка? – спросил Хейман.
– Я не знаю. Я слышал только ее имя – Гризельда, – но мне оно кажется вымышленным.
– Шекспировское имя, – сказал Хейман. – А фамилии вы не знаете?
– Нет, но я знаю, как зовут девушку, с которой погибшая жила в квартире.
Я рассказал ему то же самое, что отвечал полицейским. Что я встретил Мемфис Шарль во время съемок моего интервью, после событий в Сен–Бриеке, что записал ее адрес и решил навестить ее, потому что мне было тошно, и то, что я ее почти не знаю.
– Это то, что вы рассказали полицейским? – спросил Хейман. – Браво. И они вас отпустили? Теперь мне понятно, почему вы приняли меня за полицейского. Кто занимается этим делом?
– Комиссар Кокле.
Хейман кивнул и допил кофе. Он налил себе водки, на этот раз без кофе.
– Это интеллектуал, – сказал он. – Отпустить подозреваемого и установить за ним слежку – это точно в его духе. Он сразу понял, что вы связаны с другой девушкой, как ее…
– Мемфис Шарль, – напомнил я. – Но это неправда.
– Вы врете по–свински, – заметил Хейман. – Впрочем, неважно. Вы говорите, Мемфис Шарль? С вашего разрешения, я позвоню.
Он вышел из комнаты, не дожидаясь моего ответа, спустился по лестнице и закрылся в гостиной. Я спустился следом за ним и стал подслушивать под дверью. Мне показалось, что он звонил в Агентство Печати Франции и разговаривал со своим знакомым, специалистом по искусству.
– Некая Мемфис Шарль, – сказал он: – Мемфис как Теннесси, и Шарль как де Голль. Она снималась в телефильмах, что–то в этом роде. Хорошо, я жду. Ее приятельница тоже, но я не знаю ее фамилии, некая Гризельда. Адрес тот же. Спасибо.
Я оторвал ухо от двери с некоторым облегчением и поднялся наверх. Пять минут спустя Хейман вернулся с листом бумаги, на котором он что–то записал. Я пил уже третью чашку кофе, и кофейник был пустым. Я перегрузил им свой желудок.
– Ну! – воскликнул Хейман с тягостным оптимизмом. – Гризельда Запата – это имя жертвы. Так, по крайней мере, она себя называла. Такая же Запата, как вы или я. Ее настоящее имя Луиза Сержан, она родилась третьего января сорок пятого года в Курвилле, возле Анверме, в департаменте Сен–Маритим. Актриса, с позволения сказать. Мелкие роли в спектаклях под названиями «Запрещенные ласки», «Как излечить гомосексуалиста, не утомляясь» и еще «Желания татар». У вас интересные друзья, должен заметить.
– Я не знал ее, – сказал я. – Только ее приятельницу. Немного.
Хейман сел и налил себе еще водки. Он предложил и мне, но я отказался.
– Мемфис Шарль, вы говорите? – спросил он. – Это тоже не настоящее имя. Ее зовут Шарлотт Шульц. Тоже актриса и каскадерша. Поприличнее другой. Родилась в Париже в пятьдесят третьем. Мелкие роли в фильмах типа «Андерграунд», всевозможные каскадерские трюки. Скажите мне спасибо.
– За что?
– За сведения. Я пью за продолжение вашего расследования.
Он выпил.
– Я не веду никакого расследования, – стал отрицать я. – Я не сумасшедший. Я не занимаюсь убийствами.
Он пожал плечами.
– Что касается меня, – сказал он, – меня бы это очень занимало, то есть вести следствие.
– Давайте, – поддержал я.
– Вы хотите, чтобы я держал вас в курсе, если этим займусь?
– Черт побери, – проворчал я.
Зазвонил телефон. Хейман нахмурил брови и посмотрел на часы.
– Это мне, – заключил я.
Мы вместе спустились. Это был Эрве Шапюи.
– Ваш Хейман – дотошный старик, но с ним все в порядке. Вы это хотели узнать?
– Думаю, что да.
– В чем дело, Тарпон? Это имеет отношение к Мемфис Шарль?
– Если вы ее увидите, – попросил я, – скажите, чтобы она хотя бы позвонила мне.
– Но что случилось? – повторил он.
Мне бы тоже хотелось это знать.
Глава 6
Хейман проводил меня домой. По дороге я задал ему несколько вопросов, например, как он оказался против виллы «Огюст Вантре», когда я из нее выходил. Он искоса посмотрел на меня.
– Вы больше не думаете, что я полицейский, – ответил он, – но теперь вы подозреваете меня в совершении садистского убийства.
Я сказал ему, что просто навожу справки.
– Я был в комиссариате четырнадцатого округа, – объяснил он. – Я вам уже сказал, что мне было скучно, у меня была бессонница. И я отправился к полицейским, они меня знают. В наши дни тоже существуют некоторые такие молодые газетчики, которые толкутся в отелях или в полицейских участках в надежде на что–нибудь сенсационное. Как бы там ни было, я выпил с этими парнями теплого вина, я хочу сказать – с полицейскими, а потом парочка молодых газетчиков отправилась около половины двенадцатого на кровавую стычку негров у Орлеанских ворот. Что касается меня, то я не интересуюсь драками. Итак, я остался там, потягивая теплое вино и пытаясь обучить покеру этих остолопов. Около полуночи зазвонил телефон. Кажется, это была женщина. Она сказала, что на первом этаже виллы дерутся две девушки.