Казнь проходила в присутствии и под контролем маршала Ивана Конева.
Дело бывшего заместителя министра бывшего МГБ Рюмина было выделено в отдельное производство.
Рюмин был осужден и расстрелян.
Следом были осуждены и расстреляны Комуров и Влодимирский.
Абакумов, обвиненный (после захвата Берии в сталинском кремлевском кабинете) в фальсификации "ленинградского дела" и садистских зверствах, содержался в Лефортовской тюрьме; от дачи каких-либо показаний отказывался наотрез; следователю дал отвод.
Когда к нему в камеру пришел генерал, работник ЦК в прошлом, назначенный (после ареста Берии) заместителем Главного военного прокурора, проводивший реабилитацию всех необоснованно репрессированных, Абакумов хмуро поинтересовался:
— В чем дело? Я ж сказал — никаких показаний не будет. Точка и ша. И вообще — вы кто такой? Я вас раньше не видел.
— Я заместитель военного прокурора.
Абакумов расхохотался: в этом его веселом, дерзком хохоте не было ничего наигранного или, более того, истеричного:
— Ты мне баки не заколачивай, "прокурор"! Ни на Лубянке, ни в Лефортове ноги прокурора не было и не будет! Это наша вотчина! И не хрена со мной комбинации строить, я их все наизусть знаю!
Генерал достал удостоверение, подписанное Прокурором СССР, протянул Абакумову:
— Вот, ознакомьтесь…
Тот взял красную книжку, раскрыл, читал долго, шевеля губами, раз пять, не меньше, потом книжку аккуратно закрыл, вернул ее генералу, обхватил голову руками и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, повторяя:
— Все… Все… Все… Все кончено… Конец… Конец Державе… Конец родине, конец святому делу, конец, конец, конец…
…Назавтра начал давать показания, выскабливался.
Держался с полнейшим безразличием; только один раз разбушевался: "Я санкции на расстрел доктора Шимелиовича и Этингера не давал! В бумагах генералиссимуса ищите!"
Был приговорен к расстрелу.
Расстреляли.
…"Золотую Звезду" Героя Советского Союза Всеволод Владимирович Владимиров (Исаев) получил из рук Ворошилова, который вместе со Сталиным и Молотовым шестнадцать лет назад подписал список на расстрел учителей и друзей Исаева товарищей Уборевича, Антонова-Овсеенко, Постышева, Блюхера, Пиляра, Сыроежкина — несть числа этому списку.
Обменявшись рукопожатием с "народным президентом", Исаев обязательного в таких случаях благодарственного слова не произнес, возвратился на свое место за столом заседаний, а перед началом коллективного фотографирования ушел, сославшись на недомогание.
Через месяц он начал работать в Институте истории по теме "Национал-социализм, неофашизм; модификации тоталитаризма".
Ознакомившись с текстом диссертации, секретарь ЦК Суслов порекомендовал присвоить товарищу Владимирову звание доктора наук без защиты, а рукопись изъять, передав в спецхран…
Прошу открыть специальный счет для финансирования строительства санатория, где будут лечиться и отдыхать воины Советской Армии, служившие в Афганистане, и перевести на этот счет гонорар, причитающийся мне за публикацию повести "Отчаяние”.
Юлиан СЕМЕНОВ
КРУПНЫМ ПЛАНОМЕвгений ДодолевПРАВО НА СОЧИ
Несезон — понятие условное. Сочинские гостиницы зимой столь же неприступны, как и в разгар южного лета. Хотя бы потому, что большинство из них переключается на "пансионное" обслуживание организованных отдыхающих. Впрочем, и неорганизованных влажными зимними месяцами можно встретить на вечнозеленых улицах крупнейшего (четыре миллиона гостей ежегодно!) курорта страны. Правда, это не те ошалевшие "дикари", которые с отпускным энтузиазмом готовы выкладывать по пятерке с носа за казарменного типа койку в тесном мезонине. У этих "отдыхающих", ищущих приют в Сочи под рождество, нет зачастую и мятого-перемятого рубля. Бомжи. И они тут, конечно, не очень-то ко двору.
Когда-то в начале века Сочи славился дешевизной. Отборное парное мясо — гривенник за фунт. Свежая, только из сетей, кефаль — еще дешевле. Лучшие сорта винограда (в том числе и "Изабелла") продавались за 3–4 копейки фунт. Грецкие орехи шли по рубль пятьдесят, но… уже за целый пуд! Были времена, когда номер в центральной гостинице вблизи желанного моря (пусть даже с балконом на главную — Московскую улицу) можно было снять всего за рубль-два в сутки. А ныне сочинский рынок сезонными рекордами не уступает минскому и ленинградскому, а про гостиницы и говорить не хочется — только за устройство в "Жемчужине" дорогие гости отваливают иногда и "пятихатку" (500 рублей), а сутки на человека обходятся там в четвертной. Хотя… беспризорная публика традиционно находится на подножном, так сказать, корму, а на ночлег запросто устраивается в любом подвале.
Сочи — негласная столица "южных" бомжей, поскольку город этот — узел самых популярных бродяжьих маршрутов: из средней полосы в Закавказье. Весь бездомный "андерграунд" знает: ноябрь — мандаринный сезон. Тысячи и тысячи спившихся босяков дружно устремляются в землю обетованную. Землю мутной, словно ночь, чачи и кислых, как дешевое вино, цитрусов. Поближе к Новому году рваная вереница тянется обратно, и отдельные бойцы бесприютной армии "людей вне прописки" пробиваются через милицейские кордоны и прячутся в укромных уголках Большого Курорта, одним видом своим нарушая безмятежно-праздничную 140-километровую (во всю длину сочинского побережья) панораму круглогодичного отдыха.
Кстати, на полпути от аккуратных тропинок парка "Ривьера" до эскадры модных виндсерфингов знаменитой "Жемчужины" (после постройки роскошного Дагомысского комплекса переставшей слыть наиболее комфортабельной и, следовательно, самой популярной среди "фарцы" гостиницей), буквально в сотне метров от гранитной оправы бархатистого моря, гигантским аквариумом зажатого тут сочинским портом, почти на том самом пятачке, где до революции соседствовали местная жандармерия и лучший городской бордель, расположено неприметное здание без окон, с сиротливой дверью над стоптанными ступенями — приемник-распределитель для лиц, задержанных за бродяжничество и попрошайничество. Этакий "отель" для сирых и нищих вместимостью 150 койко-мест.
В Сочи, повторю, бомжей не любят. Мы вообще не любим тех, кто своим внешним видом явственно напоминает нам о темной стороне жизни, беде, несчастье. Мы их боимся, инстинктивно хватаемся за скупое наше сердце, как сытый богач хватается за толстый бумажник, завидев в темноте переулка неясный силуэт. Потенциальные грабители, с которыми придется делиться если не содержимым кошелька, то душевным теплом, которого и самим подчас не хватает, — вот кто они, эти забитые бомжи, для нас, благоустроенных. Потому мы и не уважаем этих несчастных. Потерял, мол, человеческий облик, стало быть, и на человеческое отношение не рассчитывай. Не так ли? То ли дело холеная, позолоченная загаром проституточка-хохотушка, из дорогих. Или отутюженный и благоухающий французским лосьоном добродушный валютчик, остроумный и щедро раздающий чаевые. Любо-дорого смотреть! Этих в Сочи привечают душевно…
А вот бродяг не любят. Впрочем, работники сочинского приемника, несмотря на явно "не курортные" условия работы, не приобрели, как мне показалось, иммунодефицит милосердия. Судя по тому участию, с которым они повествуют о злоключениях своих несчастных подопечных, работающие здесь люди переживают за каждого. А ведь это непросто — да не прозвучит это шаблоном — сочувствовать каждому. За год через номера этой "гостиницы" проходит тысячи полторы "клиентов". Причем едва ли не каждый четвертый — туберкулезник. Не редкость сифилис. Вши вообще дело обычное. Но, как горько констатировал заместитель начальника приемника Александр Гончаров, клиенты их — люди, от медицины отрешенные.
Ни одна больница не берется оказывать бесплатную медпомощь выпавшим из жесткой социальной структуры. Справедливости ради замечу, что, насколько мне известно, в других городах нашей необъятной родины клятва Гиппократа точно так же забывается, едва речь заходит о людях без прописки: нет штампа в паспорте или, тем паче, собственно паспорта — тебя вроде как не существует для людей в белых халатах; заниматься тобой — прерогатива мужчин в серых шинелях.
— Года два назад "гостил" у нас пожилой мужчина. С гангреной. Вызвал я "скорую". Они приехали, осмотрели и говорят: "Показатели смертности нам портить не с руки. Вдруг он дуба даст?" Отпустили мы его. Если начистоту, то это не совсем по правилам. А что делать? Вот к нам иногда постоянные клиенты сами приходят. Не дом отдыха, но хоть подкормиться бедолагам можно. Хотите рапорт покажу? Там черным по белому: спал, укрываясь газетой. Так что это не только атрибут западного безработного — газета вместо одеяла. Сейчас наш бродяга хоть почитать ее перед ночлегом может, есть что… — невесело иронизирует Гончаров.
Попадают в приемник и калеки, и восьмидесятилетние старики. Картина с ними аналогичная: направить их в дом престарелых или инвалидов нельзя — нет прописки, нет пенсии. Бродят по городам и весям одинокие ровесники нашего государства и никому не нужные ровесницы века. А мы о ком и о чем печемся?
Нет, нет! Мы затыкаем уши: не рассказывайте нам о полуслепых старцах, рожденных на излете века прошлого, регулярно попадающих в распределители и привычно, на ощупь, заполняющих, мягко говоря, неумные (в контексте их возраста) листки со строгими вопросами: "Отношение к воинской обязанности?", "Каким репрессиям подвергались?" и пр. Мы ничего не хотим знать о старушках с датой рождения до семнадцатого года, отвечающих на эти же вопросы по нескольку раз в год. И который уже год подряд, бог мой! О да, среди них попадаются, по изящному выражению одного из "оперов", "пожизненно не ставшие на путь исправления". Согласно бумагам, шестьдесят процентов завсегдатаев сочинского "спеца" ранее судимы. Но по каким статьям-то? По тем, которые, возьму на себя смелость утверждать, являют собой позор нашего законодательства (а значит, и общества): 209 — "тунеядство и бродяжничество", 198 — "нарушение паспортного режима", 122 — "алименты". Дежурные по приемнику рассказывали о пожилой женщине, числящейся бродягой: ее выжила из дома ловкая невестка, и коренная сочинка стала персоной нон-грата в родном городе. Еще одна обитательница приемника лишилась здешней прописки "с подачи" родной дочери. Но уезжать ни за что не хочет. В Сочи немало "людей с корнями", которые никогда и никуда отсюда не уедут, невзирая на перспективу оказаться в этом "санатории" без окон, где кормят на 47 копеек в сутки.