Детектив и политика 1989. Выпуск 2 — страница 64 из 85

Трехлетняя связь с Генриеттой Сайкс дорого обошлась Дизраели в материальном отношении. Поддержание светского образа жизни требовало денег, и немалых. Эти расходы добавлялись к значительным тратам на проведение безуспешных пока избирательных кампаний. А наличных денег не было, доходы от литературного труда никак не покрывали текущих расходов. Приходилось брать в долг. Новые долги прибавлялись к тем, которые возникли в ранней молодости. Положение создавалось безвыходное. Оно и было одной из важнейших причин очередного ухудшения состояния здоровья Дизраели. Выскочить из долговой западни, в которую он сам загнал себя, Дизраели пытался прежними средствами: брал новые займы для погашения сверхсрочных платежей (эти займы добывались на все более трудных условиях, что приводило в конечном счете к быстрому увеличению общей суммы долга), лихорадочно строчил новые романы, которые приносили весьма незначительный доход по сравнению с тем, что было необходимо и на что рассчитывал автор, и, наконец, как азартный игрок, пускался в сомнительные финансовые авантюры в надежде мгновенно разбогатеть и одним махом решить все проблемы. Наиболее трудными в финансовом отношении были для Дизраели 1836 и 1837 годы. Иногда положение было настолько сложным, что в перспективе маячила долговая тюрьма. Насколько действительно реальной была такая опасность, судить трудно, однако в переписке, в особенно острые моменты, это выражение мелькало.

Среди коммерческих литературных произведений выделялись "Генриетта Темпль" и "Венеция". По мнению американского автора Р. Левина, специально исследовавшего его литературную деятельность, ответ на вопрос, почему Дизраели написал эти произведения, был таков: "Он (ответ. — В.Т.) должен быть найден в той нужде в деньгах, которую испытывал Дизраели, и в вытекающем отсюда желании писать то, что считалось популярной, хорошо продающейся художественной литературой". "Генриетта Темпль" представляла собой любовную историю, написанную влюбленным автором, предмет обожания которого был вынесен в название произведения. В "Венеции" автор пишет в весьма свободной манере о Байроне и Шелли, допуская большие вольности в трактовке биографий двух поэтов.

Меркантильными соображениями были вызваны и такие произведения того времени, как "Революционная эпическая поэма", "Контарини Флеминг", "Алрой", "Возвышение Искандера". Касаясь появления этих произведений, Р. Блэйк пишет, что Дизраели к этому времени отчаянно нуждался в деньгах.

Казалось бы, в таком положении следует думать не только о том, как добыть деньги, но и как сократить расходы. Часто в самую трудную минуту Дизраели выручали Остины — Сара и Бенджамин. Дизраели был должен своему поверенному Остину значительную сумму, и в то же время он обосновался на квартире в самом дорогом аристократическом районе Вест-Энда. Остины удивлялись, почему их протеже выбрал ту часть города, где ему приходится платить баснословную цену за квартиру. Трезвомыслящие, честные, благожелательные Остины не могли понять, почему Дизраели не устраивает, например, намного более дешевый и вполне достойный район Блумсбери, где Остины жили сами, располагая хорошими доходами.

Остины не учитывали, что Дизраели любой ценой стремился жить там, где жили люди того круга, в котором он намерен был вращаться и прочно закрепиться. Это было для него и вопросом престижа, и как бы визитной карточкой. Здесь, в этом районе, он посещал многочисленные дома знати, где встречался с самыми популярными людьми большого света, связи с которыми ему были необходимы для продвижения вверх. "Дизраели, — пишет Жермен, — чувствовал себя естественно в Вест-Энде. Он прекрасно вписывался в этот круг остроумных людей и денди, распутников и эксцентрических типов. Его индивидуальность и блестящие способности были здесь расхожей монетой, ибо его новые друзья приветствовали талант, невзирая на то что у него были пустые карманы. Они принимали его таким, каким он был, и именно отсюда, а не из Блумсбери он решил вновь начать борьбу за свое место под солнцем”. В конечном итоге его несколько авантюристический расчет был правильным: именно эти люди из фешенебельных районов Мэйфера, эти лорды и леди, полковники и капитаны, денди и принцы, оказали ему моральную поддержку в последующие годы, когда он делал политическую карьеру.

Точных данных о долгах Дизраели на отдельных этапах его жизни нет. Известно лишь, что одалживал Дизраели у Остина, который наряду с юридической практикой иногда занимался и финансовыми делами. Дизраели очень часто обращался к нему за помощью и, если это было в рамках возможностей поверенного, почти никогда не встречал отказа. Важную роль при этом играли не только связи семей Остина и Дизраели, но и то, что сам Дизраели пользовался симпатией Остина и особенно его жены Сары. Поначалу Сара Остин оказывала очень большую помощь Дизраели в литературных делах. Остины привыкли к тому, что Дизраели часто бывал у них, его посещения были им приятны, и они хотели сохранить его общество. Ничего предосудительного в отношениях хозяйки дома и Дизраели не было. Остины весьма переживали, когда Дизраели, проникнув в большой свет, стал бывать у них все реже и реже, а затем вообще перестал посещать их дом. Переписка продолжалась, его настойчиво приглашали, он отговаривался занятостью, но Остины не очень верили этим отговоркам. Они не понимали или не желали принять истинную причину: общество Остинов было для Дизраели пройденным этапом, теперь у них ему было просто неинтересно, все его помыслы концентрировались на высшем свете, к которому Остины не принадлежали. Случалось так, что дружеские отношения с Остинами совсем было уходили в прошлое, становились все слабее и слабее и чуть не прекращались совсем именно тогда, когда Дизраели, все больше и больше нуждавшемуся в их финансовой помощи, приходилось обращаться к поверенному с просьбами о кредите, подкрепляя это ссылками на старую и нерушимую дружбу. Неискренность его была очевидна, но после больших колебаний Остин обычно ссужал Дизраели нужную сумму, причем зачастую делал это по настоятельным просьбам жены. Сохранилась переписка Дизраели и Остинов, и она-то дает представление о его финансовом положении в те особенно трудные для него годы. Переписка рисует лишь часть картины, ибо Дизраели добывал деньги в долг не только у Остина, который об этом не был осведомлен в полной мере, хотя кое о чем и догадывался.

Осенью 1833 года Остин ссудил Дизраели 300 фунтов дополнительно к тому, что он одалживал ранее. Но это была капля в море. Другие кредиторы брали за горло, и Дизраели оказался на грани катастрофы. Пришлось опять клянчить деньги у Остина. 30 ноября 1833 года он пишет своему другу умоляющее, с некоторой примесью фантазии письмо, в котором сообщает, что его "самые неотложные долги составляют 1200 фунтов". Здесь же он рисует грандиозные планы издания своих произведений в известном издательстве и называет суммы, которые ему якобы принесет эта операция. Он просит Остина ссудить ему на год 1200 фунтов и предлагает в виде гарантии официально передать. ему авторские права на свои произведения. "Если я умру, у вас будет двойная гарантия, — пишет Дизраели и заключает: — Помогите мне сейчас, и всей своей будущей карьерой я, по существу, буду обязан вам". Это мольба о помощи человека, оказавшегося в отчаянном положении.

И опять-таки ситуацию и поведение Дизраели необходимо рассматривать с учетом существовавших тогда в Англии, да и не только в Англии, нравов и обычаев в тех кругах общества, к которым принадлежал Дизраели. Большинство его друзей и знакомых по Вест-Энду были "по уши в долгах". Люди света тратили деньги зачастую безрассудно и залезали в долги к ростовщикам в расчете на то, что какое-то неожиданное наследство, выгодная женитьба помогут выпутаться. Надежды на авось в денежных делах, безответственные расчеты на то, что все как-то образуется, были своего рода традицией и даже модой в XIX веке у определенных слоев общества.

Остин был добрым человеком и хорошо расположен к Дизраели, но он был здравомыслящим и осторожным бизнесменом. И его очень огорчали и настораживали авантюристические выходки Дизраели, к числу которых он относил и расходы на избирательные кампании в Хай-Уикоме, и скандальную связь с Генриеттой Сайкс, и светскую жизнь. Поэтому на просьбу Дизраели он дал вежливый отказ. "Для меня было бы очень неудобно ссудить вам такую сумму… Я считаю, что обеспечение очень ненадежно… Мне не хотелось бы думать, что вы скрыли от меня истинные размеры ваших затруднений (то есть долгов)". Далее следует вполне естественный совет обратиться за помощью к отцу, другим родственникам и друзьям.

Ответ был не просто отрицательный, но весьма холодный. Остин полагал, что после этого он уже никогда не увидит Дизраели и ничего не услышит от него. Но не тут-то было. В экстремальных, как сейчас говорят, случаях Дизраели мог прятать свое самолюбие в карман. 3 декабря он опять пишет Остину. Зная, что Остин не одобряет трату денег на экстравагантные выходки, он оправдывается: "Что касается моих долгов, то это целиком и исключительно расходы по выборам". Непонятно, зачем Дизраели лукавил — ведь не мог же он предполагать, что Остин не осведомлен о других статьях его расходов. Тут же Дизраели пишет, что в спешке он предложил недостаточные гарантии и теперь готов сделать их более основательными.

Дизраели откровенно объясняет Остину, почему он не может обратиться к отцу. Он не говорит, что у отца недостаточно средств, чтобы выручить сына. Значит, отец имел состояние, позволявшее оказать сыну необходимую помощь. Дело было в другом. "Я действовал вопреки его настоятельным пожеланиям и основывал свою оппозицию ему на желании быть независимым". Имеются в виду, конечно, пожелания отца относительно избрания солидной и надежной профессии и совершенствования в избранном деле. "Теперь же я не хочу обращением за деньгами в чрезвычайных обстоятельствах вновь вызывать к жизни эту крайне болезненную тему". Что же касается других родственников, то, как пишет Дизраели, у него никогда не было тесных и дружеских отношений ни с кем из них. Здесь Дизраели откровенен и правдиво повествует о своих отношениях с отцом и семьей. Он мог бы для полноты картины добавить, что отцу и семье очень не нравились чрезмерное, как они считали, честолюбие Бенджамина, его активность в свете, история с Генриеттой и другие подобные вещи.