Заседание "комиссии" вел Г. Морозов. Он задавал вопросы в довольно быстром темпе, часто не дожидаясь полных ответов. Все собеседование продолжалось не дольше 25–30 минут. Выйдя из кабинета, я продиктовал поджидавшей меня жене большую часть задававшихся вопросов. Тематика их в основном повторяла вопросы предыдущих "комиссий". Мою работу о международном сотрудничестве ученых члены министерской "комиссии", судя по всему, знали только в чьем-то изложении. Текста ее они не видели. Поэтому и вопросы об этой работе носили общий характер:
— Какова цель работы о международном сотрудничестве ученых?
— Высоко ли оцениваете уровень этой вашей публицистической работы?
— Почему начали заниматься публицистикой?
— Ваша цель — научная работа или публицистика?
Другие вопросы были примерно следующими:
— Кто, по вашему мнению, виноват, что вы оказались здесь?
— Считаете ли вы обоснованным помещение в больницу?
— Кто ваши родители? Часто ли у вас бывали конфликты на работе?
— Кого из своих детей любите больше?
— Сколько времени без работы?
— Пытались ли устроиться?
— С какого возраста интересовались биологией? и т. д.
Рой Медведев.
V. Борьба продолжается.
6 — 17 июня 1970 года
Рано утром 6 июня я начал составлять пространное заявление на имя Председателя Совета Министров СССР А. Косыгина. Было ясно, что многочисленные протесты, направленные до того на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко и министра здравоохранения СССР Б. Петровского, не смогли повлиять на судьбу моего брата и пресечь незаконные и опасные действия калужских психиатров и той неизвестной мне группы лиц, которые стояли за их спиной.
Днем 6 июня ко мне приехал А. Сахаров. Он привез показать мне свое открытое письмо Л. Брежневу по поводу принудительной госпитализации моего брата. Текст этого письма был следующим:
"В ЦК КПСС. Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Л.И. Брежневу.
Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Я глубоко озабочен беззаконием, допущенным органами здравоохранения в отношении моего друга Жореса Александровича Медведева. 26 мая отряд милиции с двумя врачами вломился в его квартиру и без предъявления документов на право задержания, с применением насилия доставил его для психиатрической экспертизы в г. Калугу, где он и находится в настоящее время в общей палате горпсихбольницы.
Вся эта акция с начала до конца является абсолютно беззаконной. Никаких соответствующих требованиям инструкций данных о психической ненормальности Ж. Медведева, а тем более о его социальной опасности у органов здравоохранения не было и нет. Ж. Медведев является абсолютно здоровым человеком. Он широко известен советским и зарубежным ученым своими работами в области геронтологии, генетики и истории биологии в СССР, своей общественной деятельностью, протекающей на строго законных основаниях, в интересах международного сотрудничества, в интересах советской демократии. Быть может, деятельность Ж. Медведева противоречит чьим-то интересам, в частности интересам бывших участников широко разветвленного клана антинаучного направления в советской биологии, который своими провокациями, ошибками и авантюрами нанес такой урон нашей стране. Но, повторяю, деятельность Медведева является абсолютно законной и, с точки зрения большинства советских ученых, в высшей степени полезной.
Акция в отношении Ж. Медведева вызывает глубокое возмущение советской и международной научной общественности, она рассматривается не только как беззаконие в отношении лично Медведева, но и как потенциальная угроза свободе науки, советской демократии вообще.
Психиатрические больницы не должны применяться как средство репрессий против нежелательных лиц, необходимо оставить им единственную функцию — лечения настоящих больных с соблюдением всех их человеческих прав.
Сейчас органы здравоохранения встали в отношении Медведева на путь уловок и оттяжек (например, перенесение срока экспертизы, согласованного с родственниками, без извещения об этом эксперта, тактика успокаивающих заверений, ложных обещаний и распространения ложных слухов). Мне стало известно, что проводятся и прямой обман родственников, психологическое давление, запугивание и нервирование Жореса Медведева.
Необходимо немедленно освободить Ж.А. Медведева. Органы здравоохранения и Министерство внутренних дел должны дать объяснение общественности. Инициаторы и исполнители этой незаконной акции должны понести строгое наказание.
Я не могу поверить, что такое вопиющее беззаконие может быть санкционировано высшей властью.
Я прошу вас вмешаться в дело Ж.А. Медведева — в интересах советской законности и демократии. В соответствии со своими принципиальными убеждениями о роли гласности в социалистическом демократическом государстве я считаю это письмо открытым.
С уважением,
А.Д. Сахаров, академик.
6 июня 1970 года”.
Это письмо вскоре получило широкую известность среди общественности, оно было опубликовано и в зарубежной прессе, и это увеличило поток телеграмм от ученых всего мира в защиту Жореса.
9 июня, во вторник, мне позвонила Н. Тендрякова. Из ее слов я понял, что в этот день в Калугу поехали вместе В. Тендряков и А. Твардовский. Это меня очень обрадовало, так как я придавал этому визиту большое значение. Позднее Александр Трифонович с присущей ему откровенностью говорил, что вначале ему не очень хотелось ехать в психиатрическую больницу. "Но я вспомнил библейское: "Если не я, то кто же, и если не сейчас, то когда же?" — и мои сомнения отпали".
Меня информировали о некоторых новых письмах и телеграммах, отправленных в директивные органы. Группа старых большевиков направила телеграмму Л. Брежневу и А. Косыгину. В тот же адрес отправили большое письмо Р. Лерт и И. Гаврилов, которые сослались и на свое посещение 30 мая калужской психиатрической больницы, где они нашли Жореса в полном здравии, "как обычно, полностью обладающим своим умом и волей". "Однако с тех пор, — говорилось в письме, — продолжается систематическое травмирование душевно здорового человека пребыванием среди людей с расстроенной психикой. К Жоресу Медведеву применяются различные раздражающие и нервирующие меры, ему угрожают применением насильственного "лечения". Все это заставляет нас серьезно опасаться за судьбу близкого нам человека и нужного родине ученого, возмущаться самой возможностью такого неслыханного беззакония. Мы просим ЦК и Советское правительство срочно вмешаться в это вопиющее дело, которое глубоко волнует советских ученых, пятнает нашу медицину и роняет престиж нашей страны. Мы твердо верим, что Жорес Медведев будет немедленно освобожден, а виновники беззакония — наказаны". В. Лакшин направил еще одну телеграмму Председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. Подгорному.
10 июня днем я встретился в Москве с А. Твардовским, который подробно рассказал о поездке в Калугу. Они два часа беседовали с Жоресом. По свидетельству Твардовского, Жорес держался с большим достоинством. Он спокойно и с юмором рассказал о событиях последней декады и о порядках в больнице. Твардовский и Тендряков выразили желание поговорить с главным врачом больницы. Лифшиц отказывался их принимать почти до конца рабочего дня, рассчитывая, должно быть, вообще избежать этой встречи, но они проявили завидное терпение, и Лифшицу все же пришлось их принять.
— Я все хотел посмотреть ему в глаза, — рассказывал Твардовский, — но мне так и не удалось это. За целый час, пока продолжалась беседа, Лифшиц ни разу не поднял на нас глаза.
В четверг я узнал крайне важную новость. Министр здравоохранения СССР Б. Петровский, который (будучи сам действительным членом АН СССР) решительно отказывался до того встретиться с добивавшимися у него приема коллегами по академии, назначил на 12 часов в пятницу специальное совещание, на которое были приглашены академики А. Сахаров, П. Капица, А. Александров, Б. Астауров и Н. Семенов. На совещании должен был присутствовать и президент АН СССР М. Келдыш. От министерства в совещании должны были участвовать А. Снежневский и Г. Морозов. Это было, таким образом, довольно представительное совещание: трое из его участников были членами ЦК КПСС. Однако повестка дня не внушала особых надежд: в телефонограмме, полученной перечисленными выше академиками, говорилось, что они приглашаются на совещание "по делу о больном Ж.А. Медведеве".
В этот же день мне сообщили, что если пребывание Жореса в больнице затянется, то возможны резкие выступления против этого беззакония на Международном симпозиуме по биохимии, который должен был открыться в Риге 21 июня (при участии семи лауреатов Нобелевской премии), а также на Международном конгрессе историков в Москве, который должен был состояться в августе. Некоторые из зарубежных ученых рассматривали помещение Жореса в психиатрическую больницу как наказание за издание в США его книги по истории биологической дискуссии. Я сообщил об этом А. Сахарову. Со своей стороны он сказал мне, что у него только что была беседа с М. Келдышем, который сообщил о создании по делу Ж. Медведева весьма авторитетной правительственной комиссии. Должно быть, именно это обстоятельство и побудило Б. Петровского к проведению совещания с группой академиков, принявших наибольшее участие в судьбе моего брата.
В тот же день я узнал от А. Сахарова о содержании состоявшегося в Министерстве здравоохранения совещания (А. Сахаров с самого начала предупредил, что не считает данное совещание конфиденциальным и не может брать на себя обязательства молчать о том, что будет говориться на нем).
Вначале перед собравшимися выступил А. Снежневский. Он прочел что-то вроде лекции о достижениях советской психиатрии и ее высоком уровне. В доказательство Снежневский зачитал некоторые отзывы зарубежных ученых о состоянии советской психиатрии. Он сказал также о планах создания в СССР большого современного комплекса по психиатрии, в котором будут использованы все новейшие достижения этой науки. Снежневский признал, правда, что кое-где в провинции отдельные психиатры действуют еще на уровне средневековых методов. При этом возможны и отдельные ошибки. Не касаясь существа разбираемого "казуса” с Ж. Медведевым, он сказал, что если калужские психиатры в чем-либо и допустили ошибку, то у Министерства здравоохранения СССР имеется достаточно прав и возможностей, чтобы исправить ее без вмешательства "посторонних". Однако некоторые писатели и ученые развернули, по его выражению, целую кампанию по поводу одного случая с Медведевым. Тем самым наносится-де ущерб