Вышинский. Ничего не понимаю! Неужели Ежов нарочно торпедирует процесс такими идиотскими показаниями?! Всем известно, что с осени тридцать шестого года Бухарин жил у себя на даче, на Сходне, под домашним арестом… Надо срочно уничтожить всех, кто жил тогда на Сходне: они же могут обмениваться мнениями, они же знали, что опальный вождь был в полнейшей изоляции… В конце концов, Сходня — не Москва, пара тысяч жителей — ерунда, капля в море… Но предлагать это надо не Ежову.
На просцениуме — Жданов.
Жданов. Я, Андрей Жданов… Почему вас беспокоит этот вопрос, товарищ Вышинский? По всей стране идут митинги с требованием казнить фашистского изувера и шпиона Бухарина, советские люди требуют кары этому Смердякову от социал-демократии… Пускали к Бухарину или не пускали — кого это волнует? Поверженный враг обречен на забвение. Через десять лет фамилия Бухарин станет никому не известной… И потом — зачем вы пришли с этим ко мне, а не к товарищу Ежову? Его люди отвечали за следствие, я секретарь ЦК, а не следователь, не мой вопрос, товарищ Вышинский… Вы — обвинитель, вам и карты в руки. Если Иванов лжет — дезавуируйте его…
Вышинский(обращается к суду). Разрешите огласить показания Бухарина. Показания от двадцать пятого декабря тридцать седьмого года… "Вновь я установил связь с Ивановым во время десятого съезда партии, беседовал с ним в кулуарах… В двадцать шестом — двадцать седьмом годах, когда мы готовились к открытым боям против партии, я рекомендовал Иванову не предпринимать открытых наскоков…" Подтверждаете, Бухарин?
Бухарин. Речь идет не о боях, а о выступлениях.
Вышинский. Вы говорили об открытых боях?
На просцениуме — Ежов.
Ежов. Товарищ Бухарин, а ведь Юра, Юрашка, Юрчик, сынок твой, крошка еще… А как на тебя похож? Вылитый папка… И шустрый такой же, и глазенки острые… Так все и сечет, так все наскрозь и видит… Не забывай о масеньком, Николай Иванович… Мы ведь договорились с тобой… Как большевики договорились, как братья по партии… Ты уж давай, не подведи…
Вышинский. Вы говорили об открытых боях?
Бухарин. Это я не отрицаю.
Вышинский. Потом Иванов поехал вторым секретарем крайкома на Северный Кавказ, и вы дали ему поручение заниматься организацией нелегальной группы правых. Верно?
Бухарин. Правильно.
Вышинский. Именно нелегальной?
Бухарин. Нелегальной.
Бухарин выходит из-за скамьи подсудимых на просцениум.
Бухарин. Товарищи, в перерыве между заседаниями суда зайдите в библиотеки и прочитайте стенограммы партийных съездов той поры. Только психически больной человек или тиран, презирающий наш народ, как скопище недоумков, может вписывать в мои ответы признания о создании "нелегальных групп правых"! Тогда правых вообще не было в природе! Как, впрочем, и позже… Что же, я даже рад тому, что должен подтверждать домогательства Вышинского и показания провокатора Иванова: это тоже форма защиты… Не вы, так ваши дети убедятся в том, что на ваших глазах насиловали правду истории… А вы — молчали… Более того, вы славили насильника… Как же вам не стыдно, а?
Вышинский. Раковский, вы признаете себя виновным? Раковский. Признаю.
На просцениуме — Ульянова.
Ульянова. Я, Ульянова Мария Ильинична… Должна засвидетельствовать, что Ильич всегда относился с глубочайшим уважением к товарищу Раковскому… Еще бы… Он вступил в социал-демократическое движение еще в восемьдесят девятом году. Дружил с Розой Люксембург, Плехановым, Каутским, Бебелем, прошел тюрьмы, много тюрем… В январе восемнадцатого был руководителем Украинской ЧК… Потом председателем Совнаркома Украины. Избирался в ЦК начиная с девятнадцатого года… Милый, интеллигентнейший, добрейший молдаванин… Трагедия в том, что он — как и Бухарин, Каменев, Рыков, Пятаков, Косиор, Смилга, Дзержинский, Фрунзе, Окуджава, Бубнов, Мдивани, Серго — был личностью… Он не считал для себя возможным соглашаться с чем-то только потому, что другие соглашаются… Он открыто выражал свои сомнения, считая, что перед союзом единомышленников надлежит говорить правду, никакой дипломатии, тайн, никакой слепоты и рева "ура"… Ильич, который сам был Личностью, принимал это, более того, поощрял… У вас сейчас говорят: "культ личности"… Это рискованное словосочетание, товарищи. Истинная Личность никогда не позволит создать из себя культ… История свидетельствует, что культы создают несостоявшиеся, претенциозные, бескультурные люди… Знаете, как плакала товарищ Крупская, когда Сталин протащил решение построить Мавзолей? Ведь это же глумление над Лениным! Ильич не терпел византийских фокусов, рабского преклонения перед должностью, саном… Личность и есть Личность… Право, понятие культа к личности не приложимо — только к идолу…
Вышинский. Раковский, как вы ответите на мой вопрос — был ли Крестинский троцкистом?
Раковский. Крестинский был троцкистом, и с троцкизмом никогда не порывал…
Вышинский (обращается к Крестинскому). Если верно то, что говорил Раковский, то будете ли вы обманывать суд и отрицать правильность данных вами показаний в тюрь… на предварительном следствии?
Крестинский. Свои показания на предварительном следствии полностью подтверждаю…
Вышинский. Что означает в таком случае ваше вчерашнее отрицание?
Крестинский. Под влиянием минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелыми впечатлениями от оглашения обвинительного акта, усугубленного моим болезненным состоянием, я не смог сказать правду, признать, что виновен. Вместо того чтобы сказать — "да, виновен", я почти машинально ответил — "не виновен".
На просцениум выходит Сталин, медленно раскуривает трубку.
Сталин. Я, Сталин… Спасибо, Христиан Георгиевич, спасибо, товарищ Раковский, дорогой мой болгарский друг, боевой соратник по Реввоенсовету Юга, вместе громили беляков, как давно это было, вечность прошла, минута, миг… Господи, как же я благодарен Тебе за милосердие Твое и доброту к рабу Твоему… Пусть самый строгий судия прочитает все, написанное мною: ни одного слова хулы против Тебя не сорвалось с кончика пера моего… Пусть Твой самый строгий судия прочитает, что готовили мне для брошюр и речей Мехлис и Поскребышев, Товстуха и Бажанов, сколько раз норовили они задеть имя Твое, но я ни разу не позволил им замарать осиянный Лик Твой… Только Твоя благодать открыла мне путь к победе… Это сейчас считают, что в двадцать седьмом году, когда Бухарчик, атеист и философ, провел исключение из партии Зиновьева и Каменева, а Рыков подписал санкцию на ссылку Троцкого, Раковского, Радека, Смилги, Смирнова, Муранова, Бакаева, я достиг высшей власти… Так считают подготовишки от политики. Господи! Так считают неучи, не сознающие высшей тайны борьбы за лидерство… Никогда я не был так близок к краху, как в двадцать седьмом году, несмотря на то что убрал Фрунзе, заменив его Ворошиловым, и похоронил Дзержинского, поставив на его место Ягоду… Менжинский не в счет, он разведкой занимался, меня это не волновало, меня интересовали настроения и слова внутри страны… А настроения были в пользу Бухарина! А слова были о несправедливости по отношению к ссыльному Троцкому, вождю Красной Армии… А слухи были о том, что рабочие ропщут из-за роста цен… А мнения партийцевбылитаковы, чтоя отступаю перед кулаком… И все, как один, талдычили: "вождь партии Бухарин, вождь кремлевского правительства — Рыков". А я? Кем был я? Троцкого и Зиновьева было не так уж трудно свалить — стоило только напомнить новым наборам партийцев, что все лидеры левой оппозиции — евреи… А вот как быть с Бухариным и Рыковым? Мужик их поддерживает, интеллигенция — боготворит, партийцы — верят… Как мне было поступать тогда?
Я был растерян и одинок, и прозрение пришло из Памяти моей, из того, чему учил меня пахан Иллидор: "Оберни врагов твоих на борьбу против тех, кого они считают друзьями твоими, дай им справить пир на телах тех, кто поверг их в прах…" Спасибо Генриху, чудо что за человек Ягода, он смог мысль мою воплотить в дело, донес до ссыльных подвижников идеи постоянной революции, во имя которой они готовы отдать жизни свои и благополучие семей своих, что, мол, Сталин остался один на один с кулацким уклоном в партии, что дни его сочтены и тогда наступит бухаринская реставрация капитализма, конец штурму и натиску революционных бурь, крах мечты о победе пролетариата в мировом масштабе… Умница Ягода, работал тонко и мудро, агентура подталкивала руку бессребреных адептов мировой бури, "я порвал с троцкизмом, прошу вернуть в партию, чтобы вместе со всеми строить социализм…" Но не я возвращал их в Москву, а именно Бухарин — добрая душа — на погибель свою… А когда ссыльные большевики снова сели в московские кабинеты, когда получили право на голос, а он у них зычный, красивый, не то что у меня, — вот тогда они и повели атаку, вот тогда я, незримо опираясь на их идейность, свалил Бухарина с Рыковым… Спасибо за это тебе, товарищ Раковский, без твоей помощи я бы не свалил нашего любимого Бухарчика, спасибо тебе, товарищ Крестинский, и вам, расстрелянным уже друзьям моим Левушке Каменеву и Юре Пятакову, низкое вам спасибо за то, что вы, нехристи, выполнили высшую волю. Никого я не боюсь, кроме как тебя, Господи… Был бы я неправ — покарал бы Ты меня, никакая охрана б не спасла, но ведь жив я, и народ славит меня, и мир внемлет словам моим, разве б Ты допустил это, будь я не прав? Погоди, пройдут годы, и я докажу всю дурь ленинистов, которые замахивались на примат Слова, и откровение мое будет называться "Марксизм и вопросы языкознания", и труд этот — во славу Твою, Господи — станут зубрить глупые атеисты, как новый катехизис революции, хоть смысл в нем другой, противоположный…
Я чист перед Тобою, Господи! Я покарал тех, кто посмел возомнить себя птицей, хотя все мы черви навозные, мразь перед Тобою… Прости же меня, Господи, за прегрешения мои, если и были они, Ты ведь знаешь, как сир и туп народ, доставшийся мне в царство, как предавал он идолов своих и владык земных, как труслив он и неумел в труде, так дай же мне каленым железом начертать в душах их: "повинуйся — и да не позволю вам исчезнуть с лица Земли!" Кто, как не я, знаю народ свой? Кто, как не я, прожил жизнь среди них?! Я их "винтиками" называю, "ржою", "железками", а они кланяются мне в пояс! Я говорю им, что любой