Ф.Ф. Раскольников был первым советским посланником в Болгарии. После переворота 19 мая 1934 года Кимон Георгиев, захватив власть, решил установить дипломатические отношения с СССР, прерванные в 1914 году, когда Болгария оказалась союзницей Германии. М.М. Литвинов, предлагая этот пост Раскольникову, писал ему, что он самая подходящая кандидатура. В этой стране никогда не ослабевали любовь и интерес к русским "братушкам". Белые или красные, царская Россия или советская, неизменно любят болгары великую родственную страну.
Восточный экспресс хмурым ноябрьским вечером привез нас из Вены в Софию. На перроне нас встретила толпа журналистов, представитель Министерства иностранных дел и Михаил Васильевич Буравцев, советник полпредства. Фотографические аппараты болгарской и иностранной прессы щелкали без конца. Шеф протокола от имени министерства приветствовал первого советского посла. Наконец после обмена "ритуальными" любезностями нас отвезли в гостиницу "Болгария", где мы должны были жить до окончания ремонта в доме посольства.
Михаил Васильевич за обедом в ресторане гостиницы посвятил нас в свои первые впечатления, вынесенные им за несколько дней пребывания в Болгарии.
"Ваш приезд, Федор Федорович, — говорил Михаил Васильевич, — вызывает здесь огромный интерес. Сразу же после вашего назначения все газеты печатали в малейших деталях вашу биографию. Болгары очень польщены, что послом сюда назначен человек вашего калибра".
На следующее утро нам принесли огромную кипу всех болгарских газет и журналов. Всюду на первой странице красовались наши фотографии и интервью, которые Раскольников дал на вокзале. Вскоре начались визиты, телефонные звонки из газет с просьбами интервью, ходили какие-то люди. Раскольников в сопровождении Буравцева отправился с визитом в Министерство иностранных дел. Перед гостиницей собирались толпы, чтобы хоть издали посмотреть на русского посла. Директор отеля, хитрый левантинец, жаловался: "Министерства внутренних и иностранных дел строго-настрого приказали мне оберегать вас как зеницу ока. Но что я могу сделать? Масса людей осаждает мой "хотел" с раннего утра до позднего вечера, чтобы повидаться с вами. Между ними легко могут проскользнуть "аттентаторы" и "вагабонды". Хорошо зная террористические традиции страны, правительство, видя такое положение вещей, поспешило приставить к нам телохранителя. Федя сначала запротестовал, но Министерство иностранных дел убедительно просило его дозволить присутствие телохранителя в гостинице, и молодой человек, веселый и разговорчивый, стал охранять доступ в наши апартаменты и сопровождать нас, когда мы выезжали.
Большой дом посольства, выстроенный по соседству с царским дворцом и как раз напротив собора Александра Невского, был в жалком состоянии. Понадобилось четыре с половиной месяца капитального ремонта, чтобы привести его в порядок. Обо всем, связанном с этим ремонтом, можно было написать целую комедию: о постоянной борьбе с подрядчиками и архитектором, которые без стеснения раздували расходы, о нечестности поставщиков и т. д. Бедный Михаил Васильевич, который занимался этим, бывал иногда совершенно обескуражен.
В ожидании окончания ремонта мы жили в "Болгарии". Федя при огромном стечении народа на улице вручил верительные грамоты царю Борису Третьему, а я представилась царице Иоанне, урожденной итальянской принцессе. Кроме того, надо было делать многочисленные визиты, принимать массу приглашений, знакомиться со множеством самых разнообразных людей. Мы находили еще время для уроков болгарского языка и чтения истории Болгарии. Интерес к нам не пропадал. Каждый день в газете подробно описывалось наше времяпрепровождение, что сказал Раскольников по тому или другому поводу, а когда не было ничего более интересного, писали, что центральное отопление в доме посольства начало функционировать. Вместе с печатными органами широко распространялась "устная газета". В ней главной героиней оказалась я. Рассказывать небылицы о Раскольникове было трудно. Вся его жизнь известна, а я, конечно, другое дело. Скоро мы узнали по слухам, циркулировавшим в Софии, что я являюсь не только женой Раскольникова, но и приставленным к нему агентом ГПУ на предмет постоянной слежки за ним Кроме того, кто-то клятвенно уверял, что узнал во мне агента ЧК, руководившего подготовкой взрыва в соборе Святая Неделя в 1923 году. Мой юный возраст нисколько не смущал сплетников. Однажды, раздосадованный какой-то чересчур наглой и глупой сплетней, Раскольников сказал доносчику: "Вы не знаете самой последней новости: в Софии утверждают, что моя жена не только не моя жена, но даже не женщина, а переодетый мужчина". Мы дико смеялись, когда буквально на следующий день очередной посетитель, оглядываясь по сторонам, прошептал: "Вы знаете, господин посол, что по городу ходят слухи, что госпожа Раскольникова переодетый мужчина". "Здесь не щадят даже твою юную розовую женственность", — шутил мой муж.
Подобного рода слухи носились по всей стране. Огромный интерес, вызванный приездом первого советского посла, требовал каких-то необыкновенных новостей. Поэтому процветало мифотворчество. Русских дипломатов не видели здесь со времени вступления Болгарии в войну 1914 года. Наряду с этими иногда досадными выдумками были трогательные свидетельства дружбы и уважения со всех сторон.
Уязвленный и обиженный таким исключительным вниманием и интересом всей страны к советскому народу, старшина дипломатического корпуса, в то время английский посланник, сделал даже представление Министерству иностранных дел. Но МИД был бессилен: газеты по-прежнему продолжали писать о мельчайших подробностях нашей жизни, о моих туалетах, якобы такой невиданной элегантности, что Федя и я не могли удержаться от смеха.
Царь Борис, невысокого роста, с живыми движениями, с чем-то неуловимо обреченным в глазах, любил беседовать с советским посланником по вопросам истории.
— Как много вы читаете, господин посланник, каждый день я вижу из моих окон, как, прогуливаясь в вашем саду, вы не выпускаете из рук книги, — говорил царь Борис.
Из окон дворца можно было видеть все, что происходило в нашем саду. У моего мужа, действительно, была привычка читать гуляя. Нам было уже известно трагическое начало царствования царя Бориса. Но мы не знали его трагического завершения. Теперь, когда я пишу эти строки, жизнь и царствование Бориса Третьего отошли в прошлое, сделались достоянием истории. Позволю себе в самых кратких чертах коснуться этой истории.
Царь Борис Третий взошел на престол в 1918 году, наследуя своему отцу Фердинанду Первому, вынужденному отречься в результате поражения Германии и Австро-Венгрии в войне. Царь Фердинанд, властолюбивый мегаломан, оказался злым гением Болгарии. Его царствование отмечено сильными националистическими настроениями, обостренными ревизией Сан-Стефанского договора, по которому победоносная Россия в войне с турками в 1878 году восстанавливает "Великую Болгарию", простирающуюся от Охридского озера до Салоник. Однако Бисмарк, Англия и Австро-Венгрия, испуганные ростом влияния России на Балканах, заставили Петербург на Берлинском конгрессе принять исправления Сан-Стефанского договора. Македония была возвращена Оттоманской империи. После смерти первого князя Болгарии Александра Баттенбергского в 1887 году престол занимает принц Фердинанд Саксен-Кобургский. Ему удается объявить себя царем независимой Болгарии Фердинандом Первым в 1908 году. Но Болгария и особенно царь Фердинанд не могли примириться с потерей Македонии, и в 1912 году Болгария, Сербия и Греция объявляют Оттоманской империи войну для освобождения Балкан от турецкого ига. В момент дележа царь Фердинанд вероломно захватывает территории, отнятые у Болгарии после Сан-Стефано. Побежденный обманутыми союзниками, в начале 1913 года он вынужден по Бухарестскому миру отдать Македонию Сербии. Все же Болгарии был оставлен выход к Эгейскому морю.
Желание взять реванш и возвратить отнятые провинции заставляет царя Фердинанда в 1915 году принять участие в войне на стороне Германии и Австро-Венгрии. После поражения центральных держав договором в Нейи были подтверждены статьи бухарестского договора 1913 года. Сверх того, Болгария лишалась выхода к Эгейскому морю во Фракии. Царь Фердинанд вынужден был отречься от престола в пользу своего сына Бориса.
Царствование Бориса Третьего началось под несчастливой звездой. Катастрофические последствия войны, мировой кризис, внутренние брожения, усложненные установлением диктатуры крестьянского вождя Стамболийского с 1920 по 1923 год, когда тот был свергнут и убит. После подавления в 1923 году Цанковым восстания коммунистов и крестьян в Болгарии начинается эпоха террора и контртеррора, когда политические убийства происходили прямо на улицах Софии. Коммунисты, македонские четники и члены фашистских лиг без колебаний стреляли друг в друга, не обращая внимания на прохожих. На царя Бориса совершается несколько покушений, от которых он спасается только чудом. Наконец 19 мая 1934 года группа офицеров-националистов "Звено” под предводительством полковника Кимона Георгиева захватывает власть. Террор утихает. Болгария примыкает к экономической "оси” Германии и Италии, которая казалась ей единственным выходом из кризиса.
Во время второй мировой войны правительство Богдана Филова в марте 1941 года открывает территорию Болгарии немецким войскам, которые захватывают Грецию и Югославию. За это Болгария получает Македонию и Фракию. Когда в 1943 году война кажется проигранной Германией, царь Борис замышляет заключить сепаратный мир с Англией и Соединенными Штатами, но внезапно умирает в самолете, возвращаясь в Софию после свидания с Гитлером.
Вернемся, однако, в тот, 1934 год, что казался таким счастливым. Но все мы были уже обречены, не подозревая этого. Старые русофилы Маджаров, Бобчев и народные демократы Малинов и Мушанов — все эти великолепные старцы видели в Раскольникове представителя вечной братской России и наперерыв приглашали его, чтобы поговорить о перспективах славянства. Хотя в то время в линию советского руководства не входила экзальтация славянских чувств, Раскольников, видевший далеко вперед, знал, что эти чувства славянской солидарности всегда могут быть полезными, и не прерывал своих собеседников, искренне интересуясь их идеями. Маджаров, Бобчев, Малинов и Мушанов были на редкость представительными фигурами. От них веяло подлинным русофильством, далекими откликами войны 1878 года, Шипкой, спорами великих держав, окорнавших русскую победу.