— Вы можете ответить на один вопрос, — мягко сказал Шеппард, — но при этом я хотел бы подчеркнуть, что отнюдь не собираюсь ничего вам внушать, ничего не предполагаю заранее и откровенно признаюсь, что в этом деле ничего, совершенно ничего не понимаю.
— Что это за вопрос? — резко, почти грубо бросил Грегори, чувствуя, что бледнеет.
— Почему вы вообще не допускаете возможности иного объяснения, кроме чисто криминального?
— Но ведь я уже говорил, говорил неоднократно! Потому что альтернатива здесь одна — чудо!
— Вы так считаете? — произнес Шеппард, как бы вдруг опечалившись. Он встал, приглаживая полы сюртука. — Ну что ж, пусть так. Алиби Скисса, о котором я говорил, необходимо еще проверить, не так ли? Я имею в виду случай в Люисе, ибо в тот день я видел доктора только до полуночи. Мой плащ, кажется, здесь? Благодарю вас. Пожалуй, надо ожидать перемены погоды, мой ревматизм дает себя знать и мне тяжело поднять руку. Благодарю вас. Уже за полночь. Я засиделся. До встречи! Да, еще одно, может быть, в свободное время, как бы для разминки, вы займетесь выяснением и сообщите мне, кто это здесь, в кабинете, так скрипел, когда мы беседовали? Это-то не было чудом, не так ли? О, прошу, прошу не изображать такого удивления, ведь вы это хорошо слышали! Может быть, даже слишком хорошо? Выход по лестнице, прямо вниз и через эту гостиную с зеркалами, я не путаю? Нет, прошу, не провожайте меня. Входная дверь на замке, но я заметил, что там торчит ключ. Вы можете позже ее запереть, воры не свирепствуют в этом районе. Спокойной ночи, а прежде всего спокойствия и благоразумия.
Он вышел, а Грегори поплелся за ним, не совсем отдавая себе отчет в том, что делает. Шеппард, не колеблясь, проследовал через анфиладу комнат и сбежал по лестнице к подъезду. Детектив спускался за ним медленно, держась за перила, словно пьяный. Входная дверь неслышно захлопнулась. Грегори добрался до нее, замкнул на ключ, дважды повернув его в замке, потом вернулся наверх с гудящей головой, с воспаленными, словно от огня, глазами. Он так и рухнул одетым на постель. В доме теперь царила полная тишина, в окнах маячили далекие огни, часы тикали тихо, и он лежал так довольно долго.
Через некоторое время ему показалось, что лампа на столе светит слабее, чем раньше. "Вероятно, я страшно переутомился, — подумал он, — надо заснуть, иначе завтра буду ни на что не годен". Но он даже не пошевельнулся. Что-то похожее на облачко или полоску дыма промелькнуло над пустым креслом, в котором до этого сидел Шеппард, но ему это было безразлично; он лежал безвольно, вслушиваясь в собственное дыхание. Неожиданно послышался стук.
Три четких, раздельных удара заставили его повернуть голову к двери. Однако он по-прежнему не вставал. Стук повторился. Он порывался сказать: "Войдите", но не мог; в горле у него пересохло, словно после попойки. Он встал, направился к двери и, взявшись за дверную ручку, замер, ибо неожиданно, подобно внезапному лучу света, его осенило. Он понял, кто стоит по ту сторону. Рванув ручку на себя, Грегори высунулся в темноту — за дверью никого не было. Он выбежал в длинную полосу света, падавшую из распахнутых дверей, с вытянутыми руками, чтобы не налететь на того, кто должен был находиться поблизости, но ничего не обнаружил.
Он шел дальше и дальше, эхо его шагов становилось все громче. "Как огромен этот дом", — подумал Грегори; одновременно он заметил высокую фигуру, отступавшую в боковой коридор. Он устремился туда, ответом ему был легкий, стремительный топот ног, кто-то убегал от него. Неожиданно прямо перед собой он увидел захлопнувшиеся двери, ворвался вовнутрь и с трудом удержался перед кроватью, застланной голубым одеялом. Он смущенно попятился, ибо узнал комнату мистера Феншоу. Лампа с алебастровым в прожилках абажуром висела столь низко над столом, что почти касалась его; стол был прислонен к кровати, в глубине, у стены, высился шкаф с выпуклыми дверцами, а у стены, смежной с его комнатой, стояли два женских манекена, какими пользуются в салонах мод. Они были обнажены, и свет лампы поблескивал на их кремовых туловищах. У обоих были красивые настоящие волосы, и один из них, обращенный к Грегори, с учтивой, мертвой улыбкой на лице, мерно постукивал пальцем в стену. Грегори оторопел.
В этот самый момент он увидел сидевшего на полу за манекеном старого мистера Феншоу, который тихонько хихикал, словно кашлял. В обеих руках он держал нитки, тянувшиеся к рукам и туловищам манекенов, и ловко двигал ими с помощью небольших рычажков, какие можно увидеть за кулисами театра марионеток.
— Нет, нет, — произнес он, — не надо бояться. Вы ничего не знали? Вероятно, эти звуки мешали вам спать? Я крайне сожалею, но я могу заниматься этим только по ночам. Я вызываю духов, знаете?
— Но для этого, кажется, необходим столик, — тупо произнес Грегори, недоуменно обводя взглядом комнату.
— Столики — это уже старо, теперь это делается так, — сказал мистер Феншоу, продолжая дергать за нитки.
Грегори ничего не ответил. За спиной мистера Феншоу висела, достигая пола, оконная штора с желтой бахромой; с одной стороны она незначительно выпячивалась, словно была осторожно натянута на какой-то большой вертикальный предмет.
Грегори тотчас же обратился к мистеру Феншоу с каким-то необыкновенно глупым вопросом, чуть ли не об изготовлении манекенов, похвалил Феншоу за умение ловко двигать ими и, говоря это, одновременно передвигался не то задом, не то боком по направлению к шторе, пока не коснулся ее плечом. Выпуклость на шторе подалась — до упора. Грегори уже знал, что там стоит человек. Он глубоко вздохнул и секунду стоял напрягшись, потом начал ходить по комнате, увлеченно разглагольствуя. С какой-то пошлой откровенностью он исповедовался мистеру Феншоу в своих ночных страхах и, не будучи уверен, что усыпит в достаточной степени его подозрительность, без колебаний заговорил о своем расследовании. Он останавливался то перед манекенами, то перед шторой, говоря это им или прямо ей, словно уже не замечал мистера Феншоу. Эта игра давала ему ощущение возрастающего преимущества; он сознательно усугублял риск ситуации, приправляя свою речь двусмысленностями, швыряя их в неподвижно топорщившийся желтый материал с торжествующим и сжавшимся сердцем. Громко смеясь, он обводил комнату решительными взглядами, словно бездарно играл детектива, а не был им на самом деле. В голове у него бился крик: "Выходи! Я вижу тебя!" Он говорил все быстрее и бессвязнее, выпаливая в спешке беспорядочные фразы. Когда он повернулся спиной к укрывавшемуся так близко, что ощутил тепло его неподвижного тела, в глазах поднимающегося с пола старого мистера Феншоу он уловил сострадание и удивление. Что-то вдруг схватило его, он не в состоянии был вырваться, замахал руками, теряя дыхание: леденящее, холодное острие пронзило его грудь, а все вокруг превращалось в застывшую фотографию. Он падал мягко, с ожесточением размышляя: "Вот, значит, как оно бывает: все останавливается, но где же боль?" — и остатком сознания ждал наступления агонии, стремясь открыть пошире глаза. В широко распахнутой желтой шторе, которую он видел снизу, стоял седой человек. Он склонялся над Грегори и внимательно всматривался в него. "Я уже не вижу, — подумал инспектор в отчаянии, хотя еще видел, — и так и не узнаю, кто же из этих двоих?.." Окружающее приобрело очертания огромного, гудящего колокола, и в этот момент он понял, что человек, которого он уже было одолел, убил его, Грегори, стал победителем. И это был конец сна — в темной комнате, с остывшим, горьковатым запахом табачного дыма, звонил телефон. По мере пробуждения — тяжелого, как сам кошмар, Грегори все отчетливее осознавал, что монотонный сигнал повторяется уже давно.
— Грегори, — прохрипел он в трубку, со всей силой опираясь на вытянутую руку; комната плыла у него перед глазами.
— Это Грегсон. Я уже полчаса как звоню. Слушай, старик, поступило донесение из Биверс Хоум, там нашли труп того типа, который исчез три недели назад.
— Что? — проговорил Грегори со страхом. — Где? Какой труп?
— Что с тобой, да ты еще спишь! Речь идет о теле того моряка, по фамилии Элони, которое исчезло из прозекторской. Его нашли на свалке, среди всякой ржавой рухляди, в ужасном состоянии, оно, должно быть, порядком там пролежало.
— В Беверли… — тихо произнес Грегори; у него шумело в голове, как после попойки.
— Нет, в Биверс Хоум, проснись наконец! Это десятью километрами дальше на север. Там, где большой конный завод лорда Олтрингема, знаешь?
— Кто нашел?
— Рабочие, вчера вечером, но только сейчас полицейский пост дал нам знать. Ты поедешь?
— Нет. Не могу, — неожиданно выпалил Грегори и спокойнее добавил:
— Я ужасно себя чувствую, возможно, у меня грипп. Пусть едет Коллс, вызови его, хорошо? И доктор. Сёренсен, вероятно, не поедет, не захочет. Пусть поедет Кинг. Обеспечь это, Грегсон, прошу тебя, слышишь?! Ну, Коллс прекрасно со всем справится. Да, и пусть прихватят с собой фотографа. Впрочем, ты и сам знаешь. Я действительно не могу.
Он замолчал, чувствуя, что слишком много говорит. С минуту в трубке царило молчание.
— Как хочешь, — наконец заявил Грегсон. — Если ты болен, то ясно, что не можешь ехать. Я полагал, что для тебя это крайне важно.
— Ну, разумеется! Я хотел бы знать, что там нашли. Я тотчас примусь за лечение, аспирин и так далее, думаю, что поставлю себя на ноги. В Скотленд-Ярд постараюсь прибыть около… около часа. Скажи Коллсу, что буду ждать его.
Повесив трубку, Грегори подошел к окну. Светало, он знал, что уже не заснет. Широко распахнув дверь на террасу и стоя на пронизывающем, влажном воздухе, который шевелил занавеску, он всматривался в бесцветное небо наступавшего дня.
Было около четырех, когда Грегори оказался перед рестораном "Ритц". Он бросил взгляд на уличные часы возле трамвайной остановки и задержался перед освещенным киоском, внутри которого медленно двигались яркие фотокадры нового фильма. Он рассеянно смотрел на длинноногих женщин в порванном нижнем белье, на замаскированных гангстеров и разбивающиеся в клубах пыли машины. К ресторану подкатывали длинные американские автомобили. Из черного "паккарда" высадилась туристская пара, явно из-за океана, она — старая, отвратительно размалеванная, в накидке из соболей, сколотой бриллиантами, он — стройный, молодой, скромно одетый в серое. Держа дамскую сумочку, он терпеливо ждал, пока она выйдет из машины. За волной беспрерывного движения на противоположной стороне улицы, над кинотеатром, засверкала неоновая реклама, отбрасывающая сизоватые отблески в окнах окрестных домов. Стрелки на часах сошлись; Грегори направился к вход