Открылся большой район новостроек с рядами освещенных домов. Скисс внезапно остановился, не сворачивая в сторону, Грегори поневоле объехал его, сбавив скорость, и обернулся, чтобы следить за Скиссом через заднее стекло. Тот неожиданно прибавил газу, обогнал Грегори и выехал на круглую площадь. Теперь он возвращался тем же путем, каким приехал, а Грегори следовал за ним на расстоянии десяти — пятнадцати метров. Шестиэтажные блоки, с широкими газонами между ними, тянулись друг за другом вперемежку с более низкими домами, окруженными проволочной сеткой и живыми изгородями. Скисс подъехал к тротуару и вместе с девушкой вышел из машины. Грегори наблюдал за ними, пока они не скрылись в полумраке; молочного цвета шары над подъездами домов светили слабо, и детектив тщетно пытался высмотреть в каком-то из освещенных мест силуэты обоих. Какой-то полисмен подошел к машине Скисса и с неодобрением осмотрел ее со всех сторон, так как одна из задних фар едва горела, видимо, ослаб контакт; но полисмен все же удалился. Ожидание продолжалось более пяти минут, но Грегори, неизвестно почему, был уверен, что Скисс, ничего не добившись, скоро вернется. Он вылез из машины и медленно прохаживался по тротуару, потом услышал шаги. Скисс возвращался в расстегнутом плаще, без шапки, волосы торчали у него над ушами в виде крыльев летучей мыши, развеваясь на ветру. Грегори сел в машину, не захлопывая дверцы, дабы не привлечь внимания Скисса, и наблюдал за ним, одновременно разыскивая в карманах сигареты: ему неожиданно захотелось курить. Скисс достаточно долго стоял возле своей машины, опустив руки, потом провел пальцами по капоту, словно проверяя, нет ли на нем пыли, но, не взглянув на руки, сел за руль и погасил огни. Грегори тотчас завел мотор и стал ждать. Но Скисс не трогался с места. Грегори заглушил двигатель. Он неожиданно вспомнил о салфетке, поискал ее в кармане, расправил в темноте и, не желая зажигать в машине свет, приблизил бумагу к циферблату часов. В розоватом отблеске различил несколько слов, которые прочел с трудом. Это был адрес Скисса вместе с номером телефона и его фамилией. Грегори пришло в голову, что, возможно, девушка переодевается, а Скисс ждет ее, но он тотчас же отверг эту мысль. Он был уверен, что Скисс ничего не ждет и ни на что не надеется. Фосфоресцирующие зеленоватым светом часы на разделительной панели показывали девятый час, ожидание длилось уже почти полчаса. Грегори выкурил две сигареты, окурки выбросил в окно, какое-то время возился с радио, наконец, когда ему это надоело, он вылез из машины, демонстративно стукнул дверцей и подошел к машине Скисса. За несколько шагов до нее он заколебался, но все-таки пошел дальше.
Скисс сидел, уронив голову на руки, скрещенные на руле. Падавший сбоку свет уличного фонаря поблескивал в его серебристых волосах. Грегори стоял слегка наклонившись, не зная, что предпринять. Неожиданно он подался назад, стремительно вернулся к "бьюику", глянул через плечо (в машине Скисса никакого движения не было), сел за руль, стремительно двинулся, сделал левый поворот, разогнался на широкой, в этот момент пустой мостовой и, превышая скорость, стал возвращаться, описав большой круг, на то же самое место. Темная масса "крайслера" стремительно приближалась; когда столкновение казалось неизбежным, Грегори внезапно нажал на тормоза, так что они взвизгнули. После короткого, беспорядочного скольжения "бьюик" остановился, сильно ударив в заднее крыло машины Скисса. Раздался скрежет металла, Грегори выскочил из своей машины и бросился к "крайслеру".
— Приношу свои самые искренние извинения! — воскликнул он. — У меня тормоза не держат, надеюсь, что ничем вам не повредил. Ах, это вы… — закончил он тише, останавливаясь.
Скисс, которого от удара бросило вперед, распахнул дверцу, выставил одну ногу, как бы намереваясь вылезти, но не сделал этого и смотрел на Грегори, выглядевшего довольно глупо.
— А, это вы? Ваше имя — Грегори, да? Полиция громит мирных граждан… — произнес он.
Они вместе отправились осматривать заднюю часть машины; она была практически цела, удар, согласно расчетам Грегори, пришелся в заднее крыло "крайслера".
— Как это, собственно, произошло? — спросил, распрямляясь, Скисс.
— Я одолжил машину и переоценил тормоза. А честно говоря, лихая езда — это моя слабость, может быть потому, что я не перебесился. У меня нет собственной машины.
Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он резко оборвал себя.
— У вас нет машины? — спросил Скисс. Он говорил механически, думая о чем-то другом. Затем натянул правую перчатку, застегнул ее и медленно сдернул с руки левую. Они продолжали стоять возле сцепившихся машин.
"Теперь я его приглашу", — подумал Грегори.
— Машины нет, — произнес он. — Бедность — добродетель, поощряемая полицией. Во всяком случае, я виноват, а может, судьбе было угодно, чтобы мы провели вечер вместе, раз уж мы вместе пообедали. Сейчас время ужина.
— В кафе-автомате, учитывая вашу бедность, — буркнул Скисс. Он осматривался вокруг, словно кого-то искал.
— Ну, я не настолько беден. Предлагаю шикануть в "Савое". Что вы на это скажете? Наверху там имеются тихие уголки. И недурное вино.
— Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Не знаю, право. Впрочем… — Скисс подошел к "крайслеру", сел и совсем тихо проговорил: — Мне все равно.
— Прекрасно, тогда едем. Вы следуете первым, хорошо? — быстро говорил Грегори, делая вид, что истолковал слова ученого как согласие. Скисс поглядел на него изучающе, высунулся из машины, как бы желая получше вглядеться в его лицо, неожиданно захлопнул дверцу и нажал стартер. Двигатель не заводился, потому что Скисс забыл повернуть ключ. Грегори это заметил, однако ничего не сказал. Скисс добрую минуту вращал мертвый мотор, наконец понял, в чем дело. Грегори, садясь за руль, не был вполне уверен, что Скисс поедет в "Савой", и, когда тронулся за его лимузином, внезапно захотел, чтобы Скисс передумал. Но уже на первом перекрестке убедился, что Скисс принял его приглашение.
До ресторана "Савой" было минут десять езды. Машины они оставили на автостоянке. Было уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, посредине, на вращающейся эстраде, подсвеченной снизу разноцветными лампочками, танцевали. Им пришлось пройти под колоннами, чтобы попасть наверх, откуда с балкона виден был весь зал, а укрепленные на длинных цепочках подсвечники слепили глаза. Грегори не послушал официанта, который намеревался препроводить их к столикам, занятым разгулявшейся компанией, и шел впереди Скисса почти до самого конца балкона. Там, в отдалении от других, стоял небольшой столик между капителями двух колонн. Сразу подошли два официанта во фраках, один с меню, второй с карточкой вин, на вид это была довольно толстая книга.
— Вы разбираетесь в этом? — спросил Скисс, закрывая кожаный переплет. Грегори улыбнулся ему.
— Более или менее. Для начала, думаю, не повредит вермут. Вы пьете с лимоном?
— Вермут? Это горько. А, пускай! Можно и с лимоном.
Грегори только взглянул на официанта, говорить ничего не требовалось. Второй терпеливо ждал в стороне. После долгого раздумья Грегори сделал заказ, предварительно спросив Скисса, любит ли он салат из сырых овощей и не вредно ли ему жареное.
Скисс, наклонившись в сторону балюстрады, от нечего делать поглядывал вниз на круговерть дергающихся голов. Оркестр исполнял слоу-фокс.
Грегори тоже с минуту глядел туда, потом поднял к свету рюмку с вермутом.
— Думаю, что я должен это сказать, — проговорил он с некоторым трудом. — Я… хотел перед вами извиниться.
— Что? — Скисс взглянул на него с некоторой рассеянностью. — А… — сообразил он. — Нет, нет. И говорить не о чем. Это пустяк.
— Я лишь теперь узнал, почему вы оставили свою должность в генеральном штабе.
— Так, значит, теперь вам это известно? — спросил Скисс равнодушно. Он выпил свой вермут, как чай — тремя глотками. Ломтик лимона попал ему в рот. Скисс вынул его, подержал в пальцах и положил в пустую рюмку.
— Да.
— Это старая история. Вам следовало бы знать, раз уж вы за меня взялись…
— Вы принадлежите к числу людей, о которых ходят только полярно противоположные сплетни, — произнес Грегори, словно не расслышав его последних слов. — Все либо горячее, либо холодное. Ничего умеренного. Так и в этом деле. Все зависело от информатора. Могли бы вы рассказать мне сами, почему вас освободили от руководства оперативной группой?
— И объявили красным, — добавил Скисс. Вопреки ожиданиям Грегори он не оживился. Сгорбившись, он вытянутой рукой опирался о балюстраду. — Чего ради говорить об этом? Занятие столь же бессмысленное, как эксгумация.
— Правда ли, что вы неопровержимым образом предрекали гибель? — спрашивал Грегори, понизив голос. — Для меня это крайне важно, прошу вас. Вы знаете, как люди искажают и извращают все, любую правду, любую вещь. Могли бы вы рассказать, как обстояло дело?
— Зачем это вам?
— Я хотел бы узнать, узнать еще подробнее, кто вы?
— Это такая старая история, — недовольно повторил еще раз Скисс, который почти все время поглядывал сверху на танцующих. Внизу зажгли красный свет, в котором пламенели обнаженные плечи женщин. — Нет, речь шла не о гибели. Вы в самом деле хотите, чтобы я об этом рассказал?
— В самом деле.
— Настолько вас это интересует? Ну что же, это было примерно в сорок шестом году. Началась атомная гонка. Я знал, что, когда будет достигнута граница — я имею в виду максимум уничтожающей силы, — начнется развитие средств по транспортировке бомбы… То есть ракет. И здесь должен быть достигнут предел, то есть обе стороны должны располагать ракетами с ядерными боеголовками. Существует также некий хорошо замаскированный пульт с пресловутой кнопкой. Когда ее нажмут, ракеты взлетают. Через каких-нибудь двадцать минут наступает finis mundi ambilateralis, двусторонний конец света.
Скисс улыбался. Официант принес вино, открыл бутылку, налил несколько капель в рюмку Грегори, который попробовал и кивнул.