Он оказался единственным свидетелем последних месяцев жизни царской семьи, оставившим свои воспоминания, которые, как указывалось в издательском предисловии того времени, стали "весьма ценным историческим документом", хотя не со всеми оценками и выводами П. Жильяра мы можем согласиться.
Императорская семья оставалась в Царском Селе до августа месяца 1917 года. В продолжение пяти месяцев, проведенных мною вместе с нею, я вел дневник нашей общей жизни. Понятно, что чувство деликатности не допускает меня воспроизводить нашу жизнь всю целиком. Я стараюсь избегать, насколько возможно, касаться живых. Тем не менее я буду избегать этой оговорки, когда вопрос будет касаться описания характера императора или его семьи или же чувств, которыми они воодушевлялись во время этих длинных месяцев испытаний.
Воскресенье, 7 апреля. Алексей Николаевич чувствовал себя гораздо лучше, и мы утром отправились в церковь, где уже находились Их Величества, великие княжны Ольга и Татьяна и несколько лиц из свиты, которые разделяли наше заключение. В то время как священник стал молиться об успехе русской и союзнических армий, император и императрица опустились на колени, и все присутствующие последовали их примеру.
Несколько дней тому назад, при выходе от Алексея Николаевича, я встретил человек двенадцать солдат, бродивших по коридору. Подойдя к ним, я спросил, что им нужно.
— Мы хотим видеть наследника.
— Он болен и его нельзя видеть.
— А других?
— Они также нездоровы.
— А где царь?
— Не знаю.
— Пойдет ли он гулять?
Не знаю, но не стойте же здесь, не следует делать шума, так как здесь больные.
Солдаты повернулись и вышли на цыпочках, разговаривая тихим голосом. Вот, однако, те солдаты, о которых говорят нам, как о жестоких революционерах, ненавидящих их экс-императора…
Вторник, 3 апреля. Керенский прибыл сегодня в первый раз во дворец. Он прошел по всем комнатам и проверил все посты часовых, желая лично удостовериться в том, хорошо ли нас охраняют. Прежде чем уехать, он имел долгое совещание с императором и императрицею.
Среда, 4 апреля. Алексей Николаевич передал мне разговор, происходивший вчера между Керенским и императором с императрицею.
Все семейство собралось в комнатах великих княжон. Входит Керенский и представляется, говоря: "Я главный прокурор Керенский". Затем он пожимает всем руки и, повернувшись к императрице, говорит ей: "Английская королева спрашивает известий относительно экс-императрицы".
Ее Величество сильно покраснела, видя в первый раз такое к себе обращение. Она отвечает, что чувствует себя неплохо, но страдает душевно, как обыкновенно. Керенский продолжает:
— Все, что я начинаю, я довожу до конца с полною своею энергией. Я хочу видеть все сам лично, все проверить, чтобы иметь возможность обо всем доложить в Петроград, и это будет лучше для вас.
Затем он просит императора пройти в соседнюю комнату, так как желает говорить с ним наедине. Он входит первый, император следует за ним.
После его отъезда император рассказывает, что лишь только он остался наедине с Керенским, последний сказал: "Вы знаете, я прибыл, чтобы устранить смертную казнь… Я делаю это, несмотря на то что большинство моих товарищей пали жертвами их убеждений".
Хотел ли он этим выказать свое великодушие и показать, что он спасает жизнь императору, хотя последний не заслуживает этого?
Затем он говорил относительно нашего отъезда и высказывал надежду и возможность ускорить это. Но как и куда, он сам ничего не знал и просил не говорить об этом.
Для Алексея Николаевича это был очень жестокий удар, тем более что он не отдавал себе пока отчета относительно их нового положения. Впервые он видел, что его отец получает приказания и повинуется им, как подчиненный.
Для сведения — маленькая деталь. Керенский прибыл во дворец в автомобиле, принадлежащем императору, имея шофера из императорского гаража.
Пятница, 6 апреля. Сегодня император сообщил мне, что, читая газеты, он испытывает большую скорбь. В армии разложение, ни иерархии, ни дисциплины. Офицеры опасаются солдат, которые шпионят за ними. Видно, что императору доставляет много страдания разрушение армии, которую он так любит.
Воскресенье, 8 апреля. После обедни Керенский объявляет императору, что он обязан отделить его от императрицы и что он должен жить отдельно и может видеться с императрицею только во время обеда и при условии, чтобы разговор происходил исключительно на русском языке. Чай также разрешалось пить вместе, но в присутствии офицера, так как слуги не допускаются.
Несколько позже императрица, очень взволнованная, подходит ко мне и говорит: "Поступать так с государем — это низко, после того как государь пожертвовал собою и отказался от престола, чтобы избегнуть гражданской войны… Как это дурно и как это мелочно! Император не хотел, чтобы из-за него пролилась кровь хотя бы одного русского. Он всегда был готов отказаться от всего, если бы был уверен, что это послужит на благо России". Затем, немного помолчав, она добавила: "Да, надо перенести еще и это ужасное огорчение".
Понедельник, 9 апреля. Я узнал, что Керенский первоначально имел намерение изолировать императрицу, но ему пояснили, что бесчеловечно разлучать мать с больными детьми, — и тогда он решил применить эту меру к императору.
13 апреля. Святая Пятница. Вечером вся семья исповедуется.
Суббота, 14 апреля. В девять с половиною часов утра обедня и принятие Святых Таинств. Вечером в одиннадцать часов все собрались для пасхальной заутрени. Присутствуют также полковник Коровиченко, комендант дворца и друг Керенского, и три офицера охраны.
Богослужение оканчивается в два часа, после чего все идут в библиотеку для обмена обычными поздравлениями. Император по русскому обычаю христосуется со всеми мужчинами, в том числе с комендантом и караульным офицером, оставшимся при нем. Последние двое не могут скрыть своего волнения при такой обходительности.
Затем все занимают места за круглым столом, чтобы разговеться. Их Величества садятся друг против друга. Нас всего семнадцать человек, включая двух офицеров. Великие княжны Ольга и Мария, а также Алексей Николаевич отсутствуют. Относительное оживление, которое царило вначале, быстро исчезает, и разговор стихает. Особенно молчалива императрица. Грусть это или утомление?
Воскресенье, 15 апреля, Пасха. В первый раз мы с Алексеем Николаевичем выходим на террасу. Великолепный весенний день.
Вечером, в семь часов, богослужение наверху в комнатах детей. Нас всего присутствует пятнадцать человек. Я обратил внимание, что император набожно крестился в тот момент, когда священник молился за Временное правительство.
На следующий день была чудесная погода. Мы вышли в парк, где нам разрешено гулять в сопровождении офицеров охраны и часовых.
Желая получить немного физических упражнений, мы забавляемся тем, что освобождаем плотины пруда ото льда, которым они были покрыты. Толпа солдат и гражданских лиц не замедлила собраться вдоль ограды парка и наблюдала, как мы работали. Через некоторое время офицер охраны подошел к императору и сказал, что комендант Царскосельского гарнизона только что сообщил ему, что он опасается враждебной манифестации или даже покушения на императорское семейство и потому просит оставить то место, на котором мы находимся. Император ответил ему, что он не имеет никаких опасений и что эти честные люди нисколько его не стесняют.
Среда, 18 апреля. Всякий раз, как мы выходим, несколько солдат, с примкнутыми к ружьям штыками, под командою офицера, окружают нас и следуют за нами шаг за шагом. Мы имеем вид каторжников среди охраны. Каждый день меняются инструкции, или, быть может, офицеры истолковывают их на свой лад!
Когда сегодня после обеда, после нашей прогулки, мы вошли во дворец, часовой перед дверью остановил императора и сказал ему: "Полковник, нет прохода".
Тогда вмешался в это дело офицер, сопровождавший нас. Алексей Николаевич покраснел очень сильно, видя, что солдат останавливает его отца.
Пятница, 20 апреля. Мы гуляем теперь по два раза в день регулярно: утром, от одиннадцати часов до двенадцати, и после обеда до пяти часов. Все мы собираемся в полукруглом зале и ждем, чтобы начальник охраны отворил нам двери, ведущие в парк. Затем мы выходим. Караульный офицер и солдаты идут в ногу позади нас и окружают то место, где мы останавливаемся работать. Императрица и великие княжны Ольга и Мария пока не выходят.
Воскресенье, 22 апреля. Запрещено ходить к пруду. Мы должны оставаться около дворца и не переходить района, указанного нам. Мы замечаем издали толпу в несколько сот любопытных, которые хотят посмотреть на нас.
Среда, 25 апреля. Керенский прибыл во дворец. Доктор Боткин, воспользовавшись этим, спросил Керенского о возможности отправить царскую семью в Ливадию ввиду болезненного состояния детей. Керенский ответил, что в настоящее время это совершенно невозможно. Затем он отправился к Их Величествам, где оставался довольно долго. Керенский держит себя с императором не так, как раньше, и не выказывает уже тона судьи. Я убежден, что он начинает понимать, что представляет из себя император, и почувствовал все нравственное превосходство над собою, как это бывало со всеми, кто близко знал императора. Керенский обратился к прессе положить конец кампании, которую она ведет против императора и особенно против императрицы. Все эти клеветы подливали только масла в огонь. Он как бы принимает на себя ответственную роль по отношению к арестованным. Между прочим, ни одного слова касательно нашего отъезда за границу. Это показывает его бессилие.
Воскресенье, 29 апреля. Вечером длинный разговор с Их Величествами касательно занятий Алексея Николаевича. Надо найти выход из этого положения, так как у нас более нет учителей. Император берет на себя преподавание истории и географии, императрица — закона Божия. Остальные науки будут распределены между следующими лицами: баронессой Буксгевден (английский язык), m-lle Шнейдер (арифметика), доктором Боткиным (русский язык) и мною