Детектив и политика 1990. Выпуск 1 (5) — страница 42 из 55

полией на деньгообмен.

Я считаю вполне нормальным раскладом, когда товары, производимые специально для "импортных гостей", продаются непосредственно потребителю этой суверенной индустрии за конвертируемую валюту, если он, турист, сам того желает.

Дальше. Уверен, что "архангельские мужики" запросто могут составить добротную конкуренцию Минвнешторгу, коль скоро им будет позволено зарабатывать валюту: напрямую выходить на заморского заказчика или снабжать экологически чистыми продуктами (с гарантией – аналог сети европейских магазинов ВIО) существующие продуктовые "Березки".

Кстати, валютные "Березки" могли бы – при соответствующем качестве предлагаемого товара – принимать у кооперативов и индивидуалов не только продовольствие.

Блокнот-VI

Пока же весьма специфическая – хотя и не возьмусь утверждать, что немногочисленная (боюсь, что профессиональных проституток у нас в стране в сотни раз больше, нежели усердных студенток "строгановки", изготовляющих расписные табакерки и псевдохохлому, не говоря уже о том, что на каждого истого "архангельского мужика" придется, при беспристрастном подсчете, по нескольку тысяч "утюгов" – мелких фарцовщиков, шустрящих и с валютой, и с джинсово-кроссовочной мелочевкой), – часть моих соотечественников крутится с валютой, не ожидая конвертируемости как некоего библейского продукта, поскольку колбасный аспект парадной Продовольственной программы приучил нас не верить обещаниям насчет хлебов насущных.

Причем сосредоточенная охота за валютой, на которую ныне модно приобретать компьютеры и тем самым еще выгоднее ее, валюту, оборачивать, все чаще перебрасывается за флажки таких смирных и относительно безопасных для иностранцев промыслов, как скупка-продажа и проституция.

"Проститутки нередко совмещают свои прямые обязанности с воровской профессией", – констатировала шведская газета "Дагенс нюхетер" еще в 1988 году. Причем это не какое-то там невинное запихивание за лиф нескольких вытащенных из портмоне "возлюбленного" банкнот. Двадцатилетнюю И. Халюту суд приговорил к девяти годам лагеря за крутые махинации с кредитными карточками, которые на Западе – святая святых, all in all. (Помню, когда у режиссера Би-би-си Оливии Лихтенстайн, снимавшей в Союзе ленту о советских проститутках, в баре столичного отеля Националь" пропала сумочка с "кредитками", работа всей съемочной группы на следующий день притормозилась: Оливия отзванивала в Лондон, гася действие всех пропавших карт.) Пользуясь неотлаженностью компьютерной прокатки в "березовой роще" наших спецунивермагов, Халюта успела нажить десятки тысяч.

Я уже упоминал о стотонных ножницах черноикорного бизнеса. Еще одна "валютная дыра". Икра осетровых на сегодня вытягивает треть черного рынка продуктов питания на Западе. Корни – те же; слишком велик соблазн. Заплатив смышленому официанту в гостинице, допустим "Салют", пятерную цену за баночку caviar (непременно в стекле!), можно затем реализовать это русское чудо емкостью 113 граммов в 20 (Париж) или 30 (Торонто) раз дороже. За 1988 год лишь у иностранцев и только на одной таможне изъято около тонны осетровой икры (на треть миллиона долларов) – сколько вывезено, можно только предполагать. Не говорю уже о старинных иконах и отнюдь не лубочных раритетах. (В 1988 году СССР посетило на 2 миллиона больше иностранных гостей, чем в 1987 году, то есть более 6 миллионов; в 118 городах страны обучается около 120 тысяч студентов из 149 стран.)

Впрочем, все это – мелочи по сравнению с разбазариванием национальных богатств, поставленным по общему сценарию нашей тотальной бесхозяйственности.

Перспективы, на мой взгляд, по-чернобыльски безрадостны, если Перестройка не ворвется в деятельность соответствующих госинститутов множеством конкретных перестроек. Помимо прочего, назрела необходимость изменения методик ценообразования, чтобы предотвратить дальнейшее повышение импортных цен и приостановить валютные потери державы. Ленинский принцип монополии внешней торговли должен трактоваться не в интересах лишь МВЭС (вернее, его 25 внешнеторговых объединений), централизацию следует не насаждать, а обеспечивать экономическими резервами. Как модель можно использовать деятельность могучих торговых домов Европы, где специальные внешнеторговые отделы работают жестко централизованно, поскольку такой режим означает максимум доходов при минимуме накладных трат.

Ну а относительно путан, таксистов, хосе и кадыров… одними карательными изысками – я в этом убежден – не изжить левый валютный рынок. Закон рынка объективнее Уголовного кодекса. Спрос рождает предложение. Ловкачи студенты – это всего-навсего симптом, а недуг глубже. Наш недуг. Родимый. Кровный. И так же, как в сувенирной матрешке, внутри много столь же больных близнецов.

Настало время поднимать престиж рубля. Между двух стульев не усидишь… Существование двух различных отечественных валют – внутренней и внешней – равно как и наличие двух неравных курсов – "черного" и официального, конечно же, ненормально. Время отказываться от всего двойного. Сумели ведь мы – еще до Первого съезда – перешагнуть барьер, отделявший нас от правды, – двойную статистику. А ведь практика введения параллельных счетов – парадного и реального – годами складывалась. К чему это привело, мы знаем… Недаром в словаре синонимов русского языка слово "двойственность" стоит в одном ряду со словами "противоречивость” и "неискренность".


От редакции

Этот актуальный материал был подготовлен до 1 ноября 1989 года, когда в СССР был введен новый порядок обмена валюты для советских и иностранных граждан, выезжающих за рубеж в служебную командировку, частные и туристические поездки. Этот специальный курс в 10 раз выше официального, по которому ведутся все коммерческие операции.

Юрий КаграмановДЕТЕКТИВ: ОБНОВЛЕНИЕ ИЛИ РАЗРУШЕНИЕ?

В "Вопросах литературы" (1989. № 8) опубликовано эссе Сомерсета Моэма "Упадок и разрушение детектива", написанное в 1952 году. Заключение автора, вынесенное им в заголовок, может показаться и неожиданным, и неоправданным. Сегодня, как и сорок лет назад, детектив – едва ли не самый процветающий из всех литературных жанров, и нет никаких признаков, что такое положение может измениться в обозримом будущем. И дело тут не только в том, что схема этого жанра (или что от нее еще осталось) обладает большой устойчивостью, но и в том, что социальная реальность, очевидно, будет продолжать ее подпитывать. Иначе говоря, и в будущем кто-то будет совершать преступления, а кому-то придется заниматься их расследованием. С этим – увы! – ничего не поделаешь: "полное искоренение" преступности – мечта утопистов, которая пока так и остается мечтой. А значит, литературные и иные "игры" в "полицейские и воры" вряд ли оставят равнодушными будущие поколения, как бы ни отличались они в других отношениях от ныне живущих.

Но если мы от внешних признаков цветения обратимся к содержанию детективных произведений, вывод Моэма, быть может, не будет выглядеть таким уж неоправданным. Поставим вопрос следующим образом: в каком направлении развивается детектив? Чтобы ответить на него, попытаемся представить "вектор" движения жанра. С момента его зарождения.

Точка отсчета – 1828 год. В Париже выходят "Мемуары" Франсуа Видока, человека, который был последовательно солдатом, авантюристом, каторжником, стал шефом полиции, потом предпринимателем и, наконец, первым в истории частным детективом. Книга эта содержала огромный и новый по тому времени материал – о жизни преступного "дна", видах правонарушений, методах их раскрытия и т. д. Фигура самого Видока, естественно, занимала в нем центральное место. Вопреки сложившейся отрицательной семантике слова "сыщик" автор создавал, на собственном примере, образ "благородного шпиона" (выражение Маркса).

"Мемуары" сразу стали, говоря современным языком, бестселлером, и не только во Франции. "Мы, – писал А.С. Пушкин в "Литературной газете", – кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменного каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока…"[17] Несколько позднее Пушкин написал даже специальную статью "О записках Видока". По сути, она представляла собою зашифрованный ответ журналисту и писателю Фаддею Булгарину, то есть речь в ней идет не столько о Видоке, сколько о Булгарине. Все же из нее, как и из приведенной выше цитаты, можно ощутить отношение Пушкина и к самому Видоку, и к тому аспекту "торгашеского века", какой открывается в его "Мемуарах", – представляющее, как мне думается, исторический интерес. Отношение это неприязненное, пожалуй, даже не лишенное некоторой гадливости.

Но можно было взглянуть на книгу Видока и под другим углом зрения. Так поступил, например, Эдгар По. "Мемуары" послужили ему материалом для создания хорошо известной сейчас серии рассказов "из французской жизни" ("Убийство на улице Морг" и других) – о добровольном сыщике Дюпене. Сам того не подозревая, великий американский поэт стал таким образом основоположником детективного жанра в литературе.

Даже стихи, как известно, растут из "сора". Тем более это можно сказать о детективе. Жизненный "сор", из которого "вырос" детектив, – это убийства, грабежи, прочие преступления с последующим следственно-полицейским установлением виновных и передачей их в руки правосудия. На этом материале возникла своеобразная литературная "игра", участники которой наделены большой долей условности, а в центре помещена головоломка – загадка-разгадка преступления.

Слово "игра", вероятно, значит здесь столько же, сколько и эпитет "литературная". Сэр Рональд Нокс в "Десяти заповедях детектива", всячески подчеркивая "игровой" характер жанра, утверждал даже, что правила его сродни не правилам, например, стихосложения, а, скорее, правилам крикета. Очевидно, это все-таки перебор, но верно, что в данном случае художественный элемент должен быть так или иначе дозирован: описание среды или места действия, психология персонажей, любовная история или что-то другое не должны "отвлекать" от того, что является в детективе главным, то есть от расследования преступления. Иначе это будет не детектив. В некоторых романах, скажем Достоевского или Фолкнера, тоже расследуются преступления, но никому не придет в голову считать их детективами – там процесс расследования заслоняют совсем другие вещи. Так что сэр Рональд Нокс в известном смысле был прав: в основе должна быть "игра”.