Мы уверены, что предлагаемые нами игрушки действительно стимулируют — в домашних условиях — ту творческую атмосферу, какую Вы, наставник маленьких детей, стремитесь создать для них.
Как же игрушки фирмы "Криэйтив Плейсингз" осуществляют эту задачу в домашних условиях?
Эти игрушки способны отвечать физическим потребностям роста детей. Эти игрушки способны помочь ребенку открывать новое и экспериментировать в жизни, окружающей его дома и в общине. Эти игрушки развивают способности самовыражения личности, которых может не хватать в коллективной жизни школы.
Эти игрушки помогают снимать у детей агрессивность…"
На это письмо я ответил так:
"Дорогие друзья! Будучи человеком, обширно экспериментировавшим над жизнью как дома, так и в общине, с использованием живых людей в достоверных жизненных ситуациях, я сомневаюсь, что какие бы то ни было игрушки способны подготовить ребенка к миллионной доле того, что обрушится на его голову, не спрашивая, готов он к тому или нет.
Лично я считаю, что ребенку следует начинать экспериментировать с реальными людьми и реальными общинами по возможности с момента рождения. К игрушкам же следует прибегать, коль скоро подобных материалов не окажется под рукой.
Но отнюдь не к тем миленьким, славненьким, мягоньким, податливым игрушкам, что предлагаете вы, друзья!
В детских игрушках не должно быть ничего гармоничного, иначе дети вырастут, рассчитывая на мир и порядок, а их сожрут живьем.
Что же до снятия у детей агрессивности, то я против этого. Вся агрессия, на какую они только способны, еще как потребуется им для решающего выброса в мире взрослых. Назовите хоть одну великую историческую личность, кто не бурлил и не бесился в детстве, отпустив тормоза.
Позвольте вам заметить, что дети, вверенные мне на двадцать пять часов в неделю, никоим образом не отупеют за сорок пять часов общения с родителями. Поверьте мне, в это время они заняты отнюдь не тем, чтобы то грузить, то разгружать Ноев ковчег резными фигурками.
Не могу предсказать, в каких именно областях преуспеют эти мои детки, но всем им без исключения гарантирую успех в любом конце цивилизованного мира.
Ваш соратник в борьбе за дело реалистической педагогики, Говард У.Кэмпбелл-младший".
А второе письмо?
Оно тоже обращалось к Говарду У.Кэмпбеллу-младшему, как к "Дорогому другу", доказывая, что двое, по крайней мере, из трех сегодняшних корреспондентов никакого зла на Говарда У.Кэмпбелла-младшего не держали. Письмо было от биржевого маклера из Торонто, Канада, и апеллировало к капиталистической стороне моей натуры.
Мне предлагали купить акции вольфрамового рудника в Манитобе. Но сначала надо разузнать побольше о компании. Главное — выяснить, обладает ли она достаточно авторитетным и компетентным руководством.
Я же не вчера на свет народился.
А третье письмо? Третье пришло прямо сюда, на мой тюремный адрес.
Н-да, это письмецо занятное. Его следует здесь привести целиком:
"Дорогой Говард!
Устои дисциплины, в которой я прожил жизнь, рухнули, словно легендарные стены Иерихона. Кто здесь Иисус Навин и что пропели трубы? Бог весть. Музыка, так сокрушившая такие старые стены, звучала отнюдь не громко. Слабый такой, рассеянный, странный звук.
Может, это во мне заговорила совесть? Сомнительно — ведь я тебе ничего дурного не сделал.
Пожалуй, просто сказался зуд старого солдата к хоть и пустячной, но измене. Изменой мое письмо и является.
Настоящим я нарушаю непосредственный и недвусмысленный приказ, отданный мне в наилучших интересах Соединенных Штатов Америки. Сообщаю свое настоящее имя и удостоверяю, что и был человеком, известным тебе под именем "Фрэнка Уиртанена".
Мое настоящее имя — Гарольд Дж. Спэрроу.
Я вышел в отставку из Армии Соединенных Штатов в звании полковника.
Мой личный номер — 0-61134.
Я существую. Меня можно видеть, слышать и осязать чуть ли не ежедневно в единственном человеческом жилище или подле него на берегу Коггин'с Понд в шести милях от Хинкливилля, штат Мэн.
Я подтверждаю, и готов подтвердить под присягой, что завербовал тебя на службу в американскую разведку. И что ты, ценою беспредельного самопожертвования, стал одним из самых эффективных разведчиков периода второй мировой войны.
И если уж Говарду У.Кэмпбеллу выпало предстать перед судом ханжествующего национализма, еще посмотрим, черт побери, кто кого!
Искренне твой, "Фрэнк".
Итак, я снова окажусь свободен и волен отправляться куда угодно.
От такой перспективы меня тошнит.
Сдается мне, что сегодня ночью я повешу Говарда У.Кэмпбелла-младшего за преступления против самого себя.
Я знаю, что повешу его сегодня.
Говорят, когда человека вешают, ему слышится волшебная музыка. Жаль, что я в отца, а не в мою музыкальную маму — мне медведь на ухо наступил.
Но все равно надеюсь, что услышу что-нибудь иное, а не "Белое Рождество" Бинга Кросби.
Прощай, жестокий мир!
Auf Wiedersehen?
Перевод с английского Юрия Зараховича
Иржи Прохазка[11]ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЛИСЬЕЙ НОРЕ(Последнее дело майора Земана)
История — это попытка придать смысл всем тем глупостям, которые мы натворили когда-то.
Письмо, которое получила дочь майора Земана, вызвало в семье переполох.
"Мамочка, — писал внук Земана, — сделайте что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда, не то я сойду с ума. Пусть дед поможет, иначе я не выдержу. Согласен на все: работать в шахте, чистить канализацию или драить офицерские клозеты где-нибудь в штабе. Лишь бы не находиться в этой психушке. Больше написать не могу, расскажу все при встрече. Только вмешайтесь, и поскорее, пока я совсем не дошел!
Ваш Иван".
У Лидушки тряслись руки, когда она протянула Земану это письмо. Своего сына, в особенности после того как ее бросил муж, она любила безгранично. Он стал смыслом ее жизни, солнышком на небосклоне горького, безрадостного существования. Ей никогда не приходило в голову вторично выйти замуж, хотя она по-прежнему оставалась молодой, стройной, привлекательной. Но она не могла себе представить, чтобы между нею и Иваном стал бы кто-то чужой.
Иван был тяжелым ребенком. Он родился с дефектом тазобедренного сустава, в младенчестве на это никто не обратил внимания, и болезнь дала о себе знать уже перед школой. Мальчика заковали в гипс, Лидушка дни и ночи просиживала рядом с сыном, чтобы приободрить его и хоть как-то компенсировать отсутствие детских игр. Читала, учила его, развлекала. Возможно, именно тогда ее супружеская жизнь и дала трещину. Материнский долг оказался сильнее любви к мужу, которая напоминала однолетние растения, расцветающие лишь раз в жизни. Выполнив свое предназначение, они становятся безликими.
Петр, ее муж, преуспевающий инженер, не мог и не хотел ничего понимать. Его раздражало, что жена интересовалась только сыном, что рассказывала каждую ночь в супружеской спальне, о чем думает Иван, какой он умный и сообразительный, как быстро догоняет сверстников в учебе, хоть и прикован к постели.
Однажды Петр просто не вернулся из служебной командировки в Западную Германию. Придя в себя после удара, Лидушка осознала, что уход мужа для нее — благо: теперь со спокойной совестью можно всю себя отдавать заботам о сыне. От прежней любви к мужу не осталось у нее и следа — достаточно было, чтобы он аккуратно слал деньги.
Гораздо труднее сложились дела у Земана. Сейчас он просто обязан был покинуть службу в органах госбезопасности — ведь в семье появился эмигрант. Что ж, Земан уже достиг пенсионного возраста, настало время уступить место молодым.
И все же уйти из криминальной полиции, оставить работу, которую так любил и которая была смыслом его существования, было тяжко. Мысль об этом наполняла душу Горечью. Земан не мог смириться с тем, что больше не придет на рабочее место, не пролистает последние сводки донесений, не выедет с оперативной группой на задание. Что теперь он вынужден будет, если захочется поболтать со старыми друзьями, как все прочие гражданские, заполнять заявку на пропуск. Когда после инфаркта умерла вторая его жена, Бланка, Земан переехал к дочери. Вместе они все силы сосредоточили на воспитании Ивана.
Однажды случилось чудо, судьба наградила их за долготерпение. Врач разрешил снять гипс, и мальчик встал на ноги. Поначалу его надо было поддерживать, но вскоре, хромая, он уже ходил сам. Угнаться за ровесниками и принять участие в их буйных играх ему еще было не под силу, но со временем хромота исчезла. И хоть был он не так ловок, как прочие ребята, интеллектом превосходил многих сверстников. А потом пришло время призыва в армию, и, на удивление всем и к ужасу матери, его тоже призвали.
Не было тогда человека счастливее Ивана. Другие ребята предпринимали все, чтобы избежать службы, а он сиял, неустанно повторяя:
— Мама, я солдат! Меня берут в армию!
Он гордился этим. И никому не признался, что обманул врачей из районной призывной комиссии, а справки просто утаил. На призывной пункт он шел в приподнятом настроении — его ждала новая жизнь, какие-то прекрасные армейские приключения.
И вот это непонятное, отчаянное письмо.
Земану хотелось как-то успокоить дочь.
— На первых порах все жалуются, — убеждал он. — И у меня так было. Знаешь, в его возрасте трудно привыкнуть к жестким рамкам воинской дисциплины, к муштре. Одно дело: "Иван, мальчик мой, вставай, тебе пора в школу", и совсем другое: "Рота, подъем!".
Но сам-то Земан не очень этому верил. Он знал, что Иван, много перенесший и выстрадавший за время болезни, парень выносливый и ни за что на свете не признался бы, что чего-то не умеет или что ему плохо. Когда-то Земан водил его на длительный прогулки пешком вдоль реки Сазавы — врачи рекомендовали это, чтобы окрепли ноги. И ни разу не сказал мальчик, что больше идти не может. Наоборот, в конце каждого маршрута предлагал: