— Но я сижу не в твоем кресле. Поэтому убийство раскрою.
— Ну, бог с тобой, Гонза. Это твое дело, — сказал Житный, поднимаясь из-за столика. Выражение его лица снова стало официальным и холодным. — Не буду тебе мешать, но и помочь ничем не смогу. Помни, я тебя предупредил.
— На помощь я и не рассчитывал, — сказал Земан твердо и тоже встал.
Кофе выпьешь? — спросил Житный, когда в кабинет вошла секретарша с двумя чашками на подносе.
— Нет. Берегу сердце, — ответил Земан уже с порога.
В коридоре, у дверей кабинета Земана, снова сидела измученная деревенская женщина в трауре.
Увидев его, она встала со скамейки и тихо спросила:
— Известно что-нибудь, товарищ майор?
— Да нет, пока ничего определенного, — ответил он осторожно, — но мне кажется, что дело сдвинулось.
— Спасибо вам большое, — проронила она, и в ее запавших глазах блеснули слезы. — Вы знаете, Марушка была очень хорошей девушкой. Я приду снова.
Она исчезла так же тихо и незаметно, как и появилась.
В первый раз за все время появление ее не испортило Земану настроения.
Наоборот, с азартом охотника, напавшего на след хищника, он вынул пожелтевшую папку с потрепанным корешком — дело о насильственной смерти Марушки Маровой — и строчку за строчкой принялся внимательно его изучать. Он знал дело почти наизусть, но теперь, когда появилось кое-что новое, необходимо было снова взвесить каждый факт и сопоставить с тем, что удалось узнать в замке и его окрестностях. Внимательно вчитываясь в каждое слово, он вдруг наткнулся на фразу, которой раньше не придавал особого значения.
"Несмотря на все старания, гильза от ружья найдена не была. По всей вероятности, преступник подобрал ее и уничтожил. Лишь в кронах деревьев поблизости от места преступления была обнаружена застрявшая в ветках дробь. Но она, очевидно, не имеет никакого отношения к убийству Марии Маровой".
Бог мой, да ведь это же комбинированное ружье с двумя стволами! — осенило его. Один ствол стреляет дробью, другой пулями. Это ружье — предмет гордости его изобретателя, инженера Чадека. Земан знал это оружие еще с февраля сорок восьмого.
Земан заторопился.
— Мне нужна машина, — позвонил он. — И поскорее.
Не терпелось узнать, что же в тот вечер произошло в замке.
Одним из свидетелей наверняка была Ганка Словакова. Сейчас он был в этом уверен.
А через несколько минут он уже нетерпеливо жал на кнопку звонка у ее двери.
Женщина, открывшая ему, не была ни молодой, ни красивой. У нее было грубое одутловатое лицо, бесформенная фигура и толстые, отекшие ноги.
— Чего вам? — грубо спросила она.
— Мне нужна инженер Словакова.
— Нет ее, — отрезала старуха и попыталась захлопнуть дверь.
В последнюю секунду Земан помешал ей и показал свое удостоверение, после чего старуха смягчилась и перестала тянуть дверь на себя.
— Когда вернется Словакова?
— Не знаю. Я здесь просто убираю. Но, может, через две недели, а может, и через три. Она не говорила.
— Где она сейчас?
— В Западной Германии. Уехала в Альпы. На лыжах катается.
— Вот так вдруг?
— Да. На нее это похоже. Вчера вечером прилетела домой, говорит: "Утром еду в Гармиш, пани Михалкова. Вот вам ключи, приведите мою квартиру в порядок".
Земан сообразил, что кто-то действует быстрее, чем он. Таким образом, одного свидетеля убрали.
Он снова отправился в Скрыше. При дневном освещении, чистом снеге и прозрачном морозном воздухе деревушка выглядела гораздо более симпатичной и опрятной, чем запомнил ее Земан в тот промозглый ноябрьский вечер. Из труб валил дым, все вокруг дышало покоем, даже замок в лучах нещедрого зимнего солнышка не казался таинственным, неприступным, подавляющим все вокруг, а приобрел совсем домашний вид.
Земан понимал, что от трактирщицы Берджишки (или, как ее еще называли, Фриды) он больше ничего не узнаёт, и тем не менее постучал в дверь пока еще закрытого трактира. Желание узнать правду оказалось сильнее проверенной истины, гласящей, что из вычерпанного источника не напьешься.
Увидев его, Фрида усмехнулась:
— О, вы снова здесь?
— Соскучился по вас.
— Я нравлюсь полицейским? Так я могу и зазнаться, — рассмеялась она, впуская Земана.
Ого, в деревне уже знают, что я криминалист? И это требует расследования, подумал он.
— Что вам предложить, товарищ майор? — спросила Фрида, когда Земан сел.
— Ну, например, чаю, — ответил он.
Это был странный заказ, потому что всюду предлагают и подают только кофе, типичный чешский "турецкий". За свою жизнь Земан столько его выпил, что чувствовал к нему отвращение. Чаще всего это был грубо смолотый, жидкий кофе, который вызывал только боль в желудке. Правда, бледный трактирный чай в старых влажных бумажных пакетиках был не лучше, но его хоть можно пить без ущерба для здоровья.
— И еще, — сказал Земан, — хочу узнать у вас кое-что о замке.
— За этим и обращайтесь прямо в замок. — Фрида насторожилась, общительности ее как не бывало. — Это трактир, а не справочное бюро. Чай? Ну черт, вот это заказ! — усмехнулась она, ставя чайник на электрическую плиту. — Даже если бы все знала, я все равно бы вам ничего не сказала.
— К чаю можете подать ром. — сказал Земан. — Но ром вам придется выпить самой. Я за рулем.
— Ром не пью, — отказалась Фрида. Это дешевое пойло не для меня.
— Тогда водку или охотничью настойку. Выберите сами. — Земан вспомнил напилки, которые она предлагала ему осенью.
— Я пью вот что…
Она достала из-под стойки бутылку югославского конья ка "Цезарь". Налила себе, но к Земану не села, так и осталась за стойкой.
Ладно, приплюсуйте это к моему чаю.
Налив кипятку в стаканчик от горчицы, женщина поставила его на поднос рядом с пакетиком чая и двумя кусочками сахара и подала на стол.
— Как информатора вы меня очень низко оцениваете. Думаете, меня можно купить за рюмку коньяка?
— Кто вам сказал, что я вербую вас? — Земан даже оби делся. — Может, мне просто хорошо было с вами той ночью, Бедржишка? Вы показались мне какой-то очень доброй, человечной. И я хочу с вами просто посоветоваться. Признаюсь: мне очень хочется раскрыть тайну смерти той несчастной девушки. Знаете почему? Нe только потому, что я полицейский и терпеть не могу нераскрытых преступлений. Это гораздо глубже.
Земан рассказал ей о еженедельных посещениях деревенской женщины в трауре. Растроганная, Фрида подсела к нему со своей рюмкой коньяка. Несмотря на цинизм (а это скорее всего маска, подумал Земан), видно, неплохой она человек.
— У меня такое чувство, что если я не доведу дело до конца и не скажу матери, кто убил ее единственную дочь, значит, я прожил свою жизнь зря. Потому что мне не удалось добиться, чтобы в этой стране действовали социалистические законы и каждое их нарушение было наказано.
Говорил он настолько искренне, что Фрида поверила.
— Чем я вам еще могу помочь? — спросила она с несчастным видом. Наверху, в салоне, я никогда не была, не разрешали мне гам прислуживать. Мне позволяли там убирать после господ на следующий день до обеда, когда в салоне никого не было. Не знаю, что произошло в тот вечер и почему девушка убежала. А что с ней случилось за стенами замка, в лесу, мне и вовсе неизвестно. Ведь не знала я, что убитая девушка, о которой несколько лет назад писали газеты, это…
Оглушительный рев моторов и хлопанье огромных каких-то крыльев в воздухе заглушили ее слова. Стекла окон дребезжали, весь трактир сотрясался, скрипел и трещал по швам, будто вот-вот рассыплется. Земан в шоке выскочил из-за стола и подбежал к окну. Над деревней на малой высоте проплыло мощное брюхо машины. Она летела так низко, что казалось, еще немного — сядет на крышу какого-нибудь домишки и раздавит его.
Вертолет летел в сторону замка.
— Сволочи, — сказала Фрида, стоя у окна рядом с Земаном. — Они нам теперь каждый день такое устраивают.
— Куда это они летают?
— Охотятся. Стреляют с вертолета прямо как в Африке.
Земан секунду удивленно смотрел на нее, а потом воскликнул:
— Спасибо, мне этого достаточно! Вы даже не представляете, как помогли мне.
Заплатив, он поспешил уйти.
До самой ночи Земан сидел в кабинете со своим помощником, капитаном Гайдошем.
Надо было обсудить с человеком, которому он доверял, результаты последнего посещения Скрыше.
— Все это, конечно, хорошо и даже интересно, товарищ начальник, — осторожно сказал Гайдош. — Но у вас нет ни фактов, ни вещественных доказательств.
— Да-да, знаю, — согласился Земан. — Но я найду эти доказательства. Знаешь, что со мной приключилось в Скрыше? Перед отъездом я пошел посмотреть на замок, хотя бы издали, близко ведь охрана не подпускает. Меня интересовало, где там вертолетная площадка. И, к несчастью, наткнулся на Виктора, сына Бартика. Он возвращался в замок — скорее всего, с вертолетной площадки. Он вел себя дерзко. Знаешь, что он сказал? "Ты снова здесь, легавый? Не хочешь оставить нас в покое? Я тебя предупреждаю: поостерегись". Любого другого я бы тут же арестовал за оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей. Но в этой ситуации ничего поделать не мог. Ведь это сын заместителя председателя правительства, сын моего друга, сын товарища, который стоял рядом со мной в Феврале…
— Вы его ненавидите, товарищ начальник? — спросил Гайдош.
— Ну, скажем так: не люблю.
— Но ведь вы же сами повторяли лозунг Дзержинского: "У чекиста должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова". И всегда подчеркивали: холодная голова. Перестанешь быть объективным, поддашься эмоциям и начнешь кого-нибудь ненавидеть или почувствуешь к кому-нибудь больше симпатии, чем нужно, уходи.
Конечно, его помощник прав. Но Земан ничего не мог с собой поделать.
— Старею, — признался он. — Но руки у меня по-прежнему чистые. И это дело я обязан довести до конца. Поможешь?