Инна (с улыбкой). Энергию некуда девать. Я вам последний "Новый мир" отложила, оторвала от сердца.
Строгин. Спасибо.
Инна. Стихов сейчас хороших мало. (Кричит.) Игнат, принеси серебряные ложечки! (Строгину.) Валю на работу устроили?
Строгин. Куда её устроишь?
Инна. Ну, не сюда со шваброй, конечно! Она же пианистка, руки испортит!.. Да и вообще: жена пресс-атташе и вдруг поломойка!
Строгин. Никто не заставляет работать…
Инна. А я, серьезно, уволюсь, стану вольной птицей, буду свои перышки чистить… Зачем мне эти бабки?
Входйт РЫЖИКОВ с ложками.
Рыжиков. Просто кавардак сплошной, сумасшедший дом, разве при после такое происходило? Конечно, он бывал суров, но… как отец. Александр Николаевич, Петр Васильевич, ждем вас в гости вместе с Валентиной Николаевной. На баранью ногу.
Строгин. Спасибо, никак не соберемся.
Рыжиков. Нет ничего лучше баранины: и легко для желудка, и аппетитно… Инночка, ты тарталетки поставила?
Петушков. Я их уже съел.
Рыжиков. То есть как?! (После паузы.) Все шутите, Александр Николаевич… А между прочим, по моим наблюдениям, наши дипломаты больше иностранцев на приемах едят. А еще об экономике заботимся. Жрите поменьше — вот и вся экономика…
Из кабинета выходит РОГАЧЕНКО, отводит в сторону СТРОГИНА.
Рогаченко. Ну что ты, Пьер, за него заступаешься? Карьеру сделать хочешь? Не то время, друг мой, теперь родственные связи не в моде.
Строгин. Заступаюсь потому, что он прав. Что он такого сказал?
Рогаченко. Прав… неправ. Мудрейший ведь его для проформы ругал, а на самом деле… Сам понимаешь: он рассчитывает на место посла, а тут папа… понял?
Строгин. Папа на Верховный Совет не повлияет.
Рогаченко. Ха-ха и еще три ха-ха.
Строгим. Послушай, а тебе не хочется съездить в Париж? Рогаченко. Зачем?
Строгим. Как зачем? Посмотреть… походить по Елисейским полям.
Рогаченко. Что-то ты очень таинствен… А что, очень хочется в Париж?
Строгим. А как бы ты отнесся, если бы я вдруг без всякого разрешения взял бы и поехал на уикэнд?
Рогаченко. А почему ты об этом спрашиваешь?
Строгим. Просто так.
Рогаченко (пожав плечами). Странно… (Рыжикову.) Игнатий Петрович, а где сигары?
Рыжиков. Какие сигары?
Рогаченко. Голландские или кубинские.
Рыжиков. Посол велел их зря не транжирить.
Рогаченко. Посол сейчас в Москве.
Рыжиков. Если Виктор Сергеевич даст указание, то поставлю.
Рогаченко. Вам письменное указание или устное?
Рыжиков. Вы хотя бы о людях подумали! Убирать невозможно — пепел даже под коврами! И запах в стены впитывается…
Рогаченко. Я сигары не курю. Гости курят.
Инна (с улыбкой). Вам сигара очень к лицу, Леонид Иванович. Кстати, когда мы едем на выставку тюльпанов?
Рыжиков (озабоченно). На какую выставку?
Рогаченко. Да… была идея по линии месткома…
Входит ВАЛЯ в новом красивом платье.
Валя. Салют! Я не опоздала? Ну, как?
Рогаченко. Просто фея!
Валя. Сидела в парикмахерской, чуть не заснула под феном. Чисто, светло, уют божественный! Все будет хорошо, сегодня из Москвы позвонят, Костик выправит двойки, я перечитываю всех классиков, буду делать зарядку, играть по три часа… Что ты на меня так смотришь, Строгин?
Петушков. Валентина Николаевна, выходите за меня замуж!
Появляется ЛИДИЯ, за ней — ДЕРГУЛИН.
Лидия (Вале). Ну, мать, ты и даешь! (Щупает платье, смотрит на ярлык.) Опять в миллионерской лавке! Посмотри, Ленчик, как твой друг жену любит! Послица, когда вернется, тебя убьет. Я похожее однажды купила, а она: "Я, когда была комсомолкой, то таких стиляжек, как голубей гоняла!"
Валя. В бассейн со мной будешь ходить?
Лидия. Зашиваюсь я с этими визами, Валька! Шлепаю и шлепаю! Кто еще будет крепить культурный обмен?
Петушков. Давайте я, тетя Лида!
Лидия. Какая я тебе тетя? Уж ты одному финику шлепнул, только заполнить забыл…
Петушков. Зачем вообще визы нужны? Несчастный человек, не жизнь у него, а бег с препятствиями! А для чего создан человек? Для счастья!
Дергулин. Этому финну, между прочим, обратно пришлось вернуться! Вот содрать бы с тебя ползарплаты в его пользу… бег с препятствиями! Кнутом бы по одному месту, Россия к кнуту только и привыкла!
Петушков. А вы кого-нибудь кнутом били?
Дергулин. Я в отличие от тебя в деревне вырос, скотину гонял!
Петушков. Бедные, как им больно было! Зря вы ушли из деревни, товарищ Дергулин! Стали бы уже председателем колхоза, трижды героем!
Дергулин. Мне и здесь неплохо.
Петушков. А если уволят, пойдете в колхоз?
Дергулин. Разве КГБ сокращают?
Петушков. Уже распустили. Всех офицеров безопасности бросают на картошку.
Рогаченко. Ну и шуточки у вас, Александр Николаевич!
Лидия. Дитя, просто дитя, что с него возьмешь! (Смеется.)
Из кабинета деловито выходит СВИРСКИЙ.
Свирский. Почему не готовитесь к приему, что за смех? (Строгину.) Опять вы в твидовом пиджаке — тут не редакция! И в кучки не собираться, а развлекать иностранцев… тонкой шуткой, беседой… И побольше рассказывать о нашем последнем заявлении, о ходе перестройки, корректно, в эластичной форме, но в то же время с должной твердостью, чтобы это не было истолковано, как признак слабости…
Дергулин (от души). И вообще их почаще нужно мордой об стол. Тогда они нашу политику лучше понимают!
Петушков. И под водой очень важно, под водой!
Дергулин. Что под водой?!
Петушков. Под водой продолжать морду чистить, они же под воду уйдут, в мировой океан…
Свирский. Медленно перестраиваетесь, Евгений Николаевич! Сейчас нужно с акцентом на глобальные, экологические проблемы, активнее, активнее, не боясь разных там провокационных вопросов и вообще вопросов, наступательней, в духе последних решений, нового мышления…
Часы бьют два раза.
Встречать гостей! За мной, гвардейцы, полный вперед!
Все, кроме ИННЫ и ПЕТУШКОВА, выходят.
Инна. А ты что не идешь?
Петушков. Запретили… Инна, Инна, где правда? Такие мозги, такой безупречный язык, почти без акцента — и все это оскорблено, никому я не нужен, никому!
Инна. А мозги у тебя действительно светлые и не потому что МГИМО. Мы, библиотекари, вам, конечно, в свое время завидовали, на вечера рвались. Но все-таки эрудицию вам дали!
Петушков (махнув рукой). Мура!
Инна. Ну, это ты хватил! Вот и ты, хоть и со своими завихрениями, но в общем, как говорится, культурный человек!
Петушков. Думаете, я по той программе учился? Один человек умный нашелся, посоветовал, что читать. Так и читал: самиздат тамиздат…
Инна (вздохнув). Хорошо тебе, свободный ты человек!
Петушков. Любой человек свободен, Инна Ивановна. Хочешь — в президенты, хочешь — в Шлиссельбург!
Инна. Ты, кажется, Блока любишь?
Петушков (напыщенно, страстно). Я люблю вас. О, я молю вас, молчите, ради Бога, молчите, я страдаю, сердце мое исходит кровью, о, будьте моей, Инна, Инна, Инна… (Пытается ее обнять.)
Инна. Ты что, с ума сошел? Тут же люди вокруг!
Петушков. Что люди?! Что жалкий человеческий род?!
Целует ее.
Инна. Да отстань ты! (Вырывается.) Давай лучше поговорим. Вот мне Блок даже снится… вернее, его стихи. Будто сижу я в ресторане, в переполненном зале, где-то поют смычки о любви, а на мне белое платье и некто в черной огромной шляпе, с ярко-красным бантом посылает мне в бокале черную розу… Как они жили! Какой насыщенной духовной жизнью!
Голоса вдали на русском и иностранных языках.
— Рада вас видеть, господин Свирский!
— Счастлив познакомиться.
— Великолепно. Какое у вас красивое здание!
— Мы не слишком рано?
— Пожалуйста, пожалуйста, милости просим…
— Очень приятно.
— Сначала аперитивы, есть коньяк, виски, джин, анизет де рикар… вы будете с тоником?
— Прошу перейти всех к столу! За мной, дамы и господа, за мной — в столовую! Прошу!
Шум стихает.
Инна. Ничего… вернешься сюда важной шишкой, всех их разгонишь или запретишь на приемы ходить. Хорошо быть дипломатом, правда?
Петушков. О, да!
Инна. Престижно… и деньги!
Петушков. Лучше я в автосервис пойду.
Инна. Так тебе родители и разрешат.
Петушков (со злостью). Жаль, нет такой профессии — морды бить! Сломать к черту всю эту клетку, перегрызть прутья, порвать все…
Инна. Думаешь, так просто все порвать?! Я вот много раз пыталась, уходила от него с ребенком… а он уговаривал, поехали, говорит в загранку, там укрепим семью… (Вздыхает.) Укрепили… Вернулись, я опять ушла, переехала к маме. А тут ему посол по второму разу предложил. Если бы кто у меня был, с серьезными чувствами, как вот у Блока…
Петушков. Дайте я вас поцелую, я осторожно, только в щеку…
Гул голосов, смех, стук ножей и вилок. Затемнение.
Часы бьют пять раз. Свет зажигается. То же помещение, но уже после кофепития. ИННА собирает посуду.
Хозяева и гости прощаются в фойе, за сценой.
Шелестят голоса, прерываемые смехом.
— Огромное спасибо, господин Свирский!
— Как вы говорэти по-русски? Спа-си-бо, да?
— Тэкие ланхусти я ел дэсят лет назад у коруля.