Все операции с наличностью осуществляются на третьем этаже здания банка на Либерти-стрит в центре обширного финансового района Нью-Йорка. Здание представляет собой неприступную крепость, квадратный каменный монолит, все окна на нижних этажах которого скованы крепчайшими решетками. Любой посетитель третьего этажа, а они здесь крайне редки, проходит через толстенную дверь, у которой постоянно дежурит охранник, и все время посещения находится под пристальным надзором спрятанных повсюду телекамер. Пройдя через вторую столь же внушительную дверь, гость оказывается в длинном и скучном коридоре, в котором стоят несколько деревянных тележек, используемых для перевозки денег внутри здания. Повсюду стоит вооруженная охрана. Дальше по коридору за пуленепробиваемыми стеклами находятся отделы приема-выдачи денег и счетно-сортировочный.
Отдел приема-выдачи — это центр, где непрерывно циркулируют в двух направлениях огромные денежные суммы. Кассиры, принимающие деньги от банков-пайщиков Федерального резервного банка, расписываются в их получении и передают дальше по коридору в счетно-сортировочный отдел. Кассиры, осуществляющие платежи по требованиям пайщиков, передают опечатанные мешки с наличностью инкассаторам клиента.
Счетно-сортировочный отдел обрабатывает все деньги, поступившие в банк. Счетчики — в основном мужчины, изолированные каждый в отдельную "клетку'', — взламывают печати на только что прибывших мешках, которые из белых быстро превращаются в серые под цвет нью-йоркского воздуха. Их задача состоит в том, чтобы сосчитать только количество пачек в мешке, но не количество купюр в каждой пачке.
Это забота сортировщиц, в основном женщин, занимающих отдельный зал. С огромной скоростью они распечатывают пачки и распределяют банкноты по разным отделениям счетной машины, успевая при этом выловить разорванные деньги, подлежащие уничтожению, и даже фальшивые купюры.
Необычный запрос "Нешнл траст" вызвал у кассира легкое раздражение, но он тем не менее в течение нескольких минут отобрал требуемое количество пятидесяти- и стодолларовых банкнотов, упаковал в брезентовый мешок, опечатал его и, подняв стекло на своем окошке, передал его двум охранникам, дожидавшимся в смежном помещении. Подхватив эту восьмикилограммовую ношу, охранники устремились с ней к специальному лифту и минуту спустя оказались на первом этаже у стоящего во дворе полицейского автомобиля.
Полицейские из группы специальных операций привыкли к самым неожиданным заданиям, однако надо признать, что патрульный Вентворт, сидевший за рулем спец-автомобиля во дворе Федерального резервного банка, находился под сильным впечатлением необычности происходящего. Его напарника Альберта Риччи события и вовсе повергли в изумленное молчание, что показалось Вентворту истинным благом, поскольку обычно Риччи был неутомимым говоруном на одну и ту же неисчерпаемую тему, которой служила его многочисленная сицилийская семья.
Вентворт с довольным видом оглядел эскорт из восьми мотоциклов, окружавших его фургон полукольцом. Все они были в высоких сапогах, кожаных брюках и куртках. Время от времени то один то другой нетерпеливо трогали акселераторы, и моторы отвечали пронзительным треском.
Из радиопередатчика донесся голос, властный и нетерпеливый, который хотел знать, получены ли ими деньги. За последние пять минут это был пятый вызов. "Еще нет, сэр, — ответил Риччи. — Мы все еще ждем, сэр". Голос пропал, а Риччи, покачав головой, сказал Вентворту:
— Да-а, дела. Ну и дела…
Полицейская машина и особенно эскорт мотоциклистов привлекали к себе внимание прохожих, которые, однако, проходили мимо не задерживаясь. Только пара мальчишек остановилась ненадолго и попробовала заговорить с полицейскими, пожирая глазами их сверкающие хромом мотоциклы, но, натолкнувшись на полное равнодушие, разочарованные удалились.
— Тебе льстит наш почетный караул? — спросил Вентворт своего напарника.
— Да-а, ну и дела, — продолжал твердить тот.
— Мало того, по одному полицейскому выставлено на каждом перекрестке на всем протяжении нашего пути.
— Ты думаешь, мы успеем? — спросил Риччи, посмотрев на часы. — Что они там так долго?
— Считают деньги, — высказал предположение Вентворт. — Ты можешь себе представить, сколько раз надо послюнявить палец, чтобы отсчитать миллион долларов?
Риччи с подозрением покосился на него.
Ты меня разыгрываешь? У них наверняка есть какая-нибудь специальная машина…
— Конечно, специальная машина, чтобы смачивать кончики пальцев.
Риччи оставил эту тему и сказал:
— Нет, мы уже точно не успеваем. Даже если они появятся с деньгами сию секунду…
В этот момент из дверей выбежали двое охранников, каждый из которых одной рукой держался за угол мешка, а в другой держал пистолет. Они подбежали к окну, где сидел Вентворт.
— С другой стороны, — сказал он и включил передачу. Риччи открыл свою дверь. Охранники швырнули мешок ему на колени и захлопнули дверь машины. Включив сирены, мотоциклисты начали движение. "В путь!" — скомандовал Вентворт сам себе, потому что Риччи уже докладывал по рации и не мог разделить с ним радость.
Это была замечательная поездка. Весь транспорт по маршруту их следования был остановлен дежурными регулировщиками и прижат к тротуарам.
— Не рассыпь деньги, балда, — в веселом возбуждении крикнул Вентворт приятелю.
— Нам не успеть, — отозвался Риччи. — Ни при каких обстоятельствах.
Вентворт только наполовину верил, что полиция будет дежурить на каждом перекрестке, но скоро убедился, что так оно и есть… Количество полицейских, занятых в операции, было беспрецедентным. Зато на других улицах города сейчас нет, должно быть, ни одного патрульного. То-то праздник у преступного мира!
— Нам ни за что не успеть, — твердил свое Риччи.
— А что, если на следующем перекрестке дать резко влево, оторваться от эскорта и тю-тю… Ищи ветра в поле! С миллионом долларов, а?
Риччи бросил на него быстрый взгляд, в котором мелькнули неуверенность, страх, но вместе с тем — Вентворт успел заметить — алчность.
— Представь, что это наградные, — фантазировал Вентворт. — Тебе причитается пятьсот тысяч. Ты вряд ли способен вообразить, какую прорву спагетти можно купить на эти деньги для всей твоей итальянской оравы.
— Послушай! — взъелся Риччи. — Я умею ценить шутки, но мне не нравится, когда прохаживаются на счет моей семьи.
Вентворт только ухмыльнулся, когда мимо промелькнул очередной перекресток с очередным регулировщиком. Перед ними тянулась вдаль широченная Хьюстон-стрит.
В три часа девять минут из полицейского фургона, в котором находился выкуп, доложили о происшествии в районе Хьюстон-стрит. Улицу переходил неосторожный пешеход, зазевавшийся на блики маячков и оглушенный воем сирен. Чтобы не налететь на него, один из мотоциклистов вынужден был резко свернуть и столкнулся со своим товарищем. Оба вылетели из седел мотоциклов. Они еще кувыркались на мостовой, а Риччи уже докладывал о случившемся по рации. Какие будут инструкции?
Окружной командир быстро отдал приказ оставить двоих людей для оказания помощи пострадавшим, а остальным продолжать движение. Продолжать движение! Потеряно девяносто драгоценных секунд.
До командного поста, где находился окружной командир, донесся рев толпы. Там, примерно в квартале от автостоянки, что-то происходило. Каски полицейских замелькали вдруг чаще, и, привстав на цыпочки, окружной увидел, как они вытянулись в линию, образуя проход в толпе. Появился мэр. Он шел с непокрытой головой, но был завернут в плед. Он улыбался и кивал направо и налево, толпа отвечала ему криками и свистом. Рядом с мэром находился главный полицейский комиссар. Пробираться вперед к командному посту им помогала добрая дюжина полисменов.
Окружной командир взглянул на часы: три часа десять минут. Секундная стрелка продолжала резвый' бег. "Им не успеть", — пробормотал он, всматриваясь в дальний конец улицы.
Кто-то похлопал его по плечу. Это был Мюррей Лассаль. Тут же стоял и мэр, продолжая улыбаться. Однако он был заметно бледен, глаза его слезились. Он устало облокотился о плечо полицейского комиссара.
— Сейчас мэр спустится в туннель, — сказал Лассаль, — и через мегафон лично обратится к бандитам.
Окружной командир покачал головой:
— Совершенно исключено.
— Я не спрашиваю у вас разрешения, сказал Лассаль. — Немедленно примите меры, чтобы его превосходительство мог выполнить свой долг.
Окружной командир бросил взгляд на комиссара, который стоял с совершенно непроницаемым лицом. И окружной счел себя в праве истолковать это выражение как разрешение действовать на свой страх и риск.
— Сэр, — обратился он к мэру, — я весьма ценю то участие, которое вы пожелали принять в этом деле, — он сделал паузу, видимо, сам пораженный своим красноречием, — однако это совершенно исключено. Я прошу вас не делать этого не только ради вашей собственной безопасности, но во имя спасения жизней заложников.
Он увидел, как комиссар чуть заметно кивнул. Кивнул и мэр, но трудно было сказать, означало ли это согласие.
Лассаль смерил окружного командира высокомерным взглядом и обратился к комиссару:
— Прикажите своему подчиненному выполнить мои распоряжения.
— Не надо, — вмешался мэр. — Офицер совершенно прав. Я могу только все испортить, не говоря о том, что меня, чего доброго, пристрелят.
Лассаль с угрозой в голосе сказал:
— Я хочу предупредить тебя, Сэм…
— Оставь меня, Мюррей, я еду домой, — мэр вытащил из кармана вязаную спортивную шапочку и натянул ее глубоко на уши.
— Ты что, рехнулся, Сэм! — воскликнул Лассаль. — С каких это пор мэр покрывает голову на глазах стотысячной толпы народа?!
Комиссар сказал окружному командиру:
— Держись, Чарли. Я провожу их и тут же вернусь. Продолжай руководить спектаклем.
Внезапно раздался звук сирены. Все вскинули головы, но звук сразу пропал. "Противоугонная сигнализация в одной из машин на стоянке", — разочарованно прокомментировал кто-то.