Артис осторожно повернулся и прислонился спиной к опоре. Затем он включил передатчик и, держа микрофон плотно прижатым к губам, вызвал центр связи. Ему пришлось повторить вызов трижды, прежде чем ему ответили.
"Мы не слышим тебя. Говори громче".
По-прежнему шепотом Артис сказал:
"Я не могу орать. Я нахожусь слишком близко к ним. Могут услышать… Это патрульный Артис Джеймс. Я нахожусь в туннеле. Рядом с захваченным вагоном".
"Вот. Так уже лучше. Продолжай".
"Они только что расстреляли человека. Судя по форме — машиниста поезда".
"Боже! Когда это произошло?"
"Минуты через две-три после первого выстрела".
"Какого еще первого выстрела? Ведь был приказ не стрелять! Неужели кто-то нарушил его?"
Артис похолодел от внезапного прозрения. О господи, я не должен был стрелять! Что, если из-за этого был казнен машинист?!
"Почему ты замолчал, Джеймс, — вызывали его по радио. — Ты говоришь, кто-то выстрелил по вагону?"
"Да".
"Кто?! Кто это был?"
"Не знаю. Стреляли откуда-то из-за моей спины. Возможно, попали в цель. Точно сказать не могу. Стреляли сзади из туннеля".
"А что машинист? Он мертв?"
"Лежит без движения. Наверняка не знаю, но он не движется. Что мне делать?"
"Ничего! Ради всего святого, не предпринимай ничего!"
"Понял вас, — ответил Артис Джеймс. — Продолжаю ничего не предпринимать".
К тому времени, когда Райдер принес из чемодана, находившегося в кабине машиниста, свою походную аптечку, Стивер уже почти подготовился. Его пиджак и плащ были аккуратно сложены на сиденье. Райдер помог ему освободиться от пояса для денег, и тогда Стивер смог снять рубашку, бережно стащив вниз окровавленный рукав и обнажив мощные бицепсы. Райдер выглянул через разбитое стекло, задней двери. Труп машиниста лежал лицом кверху, чуть ближе к вагону, чем тело диспетчера. Темные пятна на его рубашке указывали, куда попали пули.
Райдер уселся рядом со Стивером, который был теперь обнажен до пояса. Его массивный загорелый торс покрывала обильная темная растительность. Райдер изучил входное отверстие раны, ровную круглую дырочку, из которой сочилась кровь. С той стороны, где пуля вышла, у раны были рваные края, и кровь струилась из нее тремя тонкими ручейками.
— Рана аккуратная, — констатировал Райдер. — Болит?
— Нет, — ответил Стивер, разглядывая, скосив глаза, свою рану. — Я никогда не был особенно чувствительным к боли.
Райдер достал из аптечки пузырек с дезинфицирующим раствором.
— Я обработаю тебе рану вот этим, а потом забинтую. Это все, что можно сейчас сделать.
Когда Райдер закончил, Стивер быстро оделся.
— Скоро должна начать ныть, — предупредил его Райдер.
— Плевать, я не буду обращать внимания.
Райдер захватил с собой аптечку и отправился обратно в кабину. По дороге он успел заметить, что игры между Уэлкомом и темноволосой пышкой продолжаются. Он недобро взглянул на них, но не остановился.
— Что с машинистом? — спросил его Лонгмэн.
— Мертв, — коротко бросил Райдер и вошел в кабину, заперев за собой дверь. По радио его уже, видимо, давно и настойчиво вызывали. Он наступил на ножную педаль, включавшую микрофон.
"Пелхэм, 123" слушает Центральную диспетчерскую. Прием".
"Говорит Прескотт. Скажи мне, гад, за что ты убил машиниста?"
"В одного из моих людей стреляли. По-моему, я вас предупреждал, как мы будем наказывать за это?"
"Стрелявший нарушил наш приказ. Это была ошибка. Если бы вы сначала связались со мной, не пришлось бы убивать…"
"Где деньги?"
"В тридцати метрах от тебя на рельсах, сволочь ты бесчувственная!"
"Даю вам три минуты на доставку. Условия прежние. Прием".
"Ух, гадина! Попался бы ты мне! Я бы тебя…"
"У вас ровно три минуты, — повторил Райдер. — Конец".
— Эй вы, двое! — донесся тихий окрик из темноты.
— Чего тебе? — хрипло спросил сержант Мисковски, который все так же лежал между рельсами с пистолетом в руке.
— Я тут, за колонной. Вы меня все равно не увидите. У меня для вас приказ окружного командира. Возобновите доставку денег в соответствии с ранее полученными инструкциями.
— А они знают, что мы идем? Мне неохота лезть под пули.
— Они уже приготовили оркестр для встречи. Еще бы! Вы ведь тащите им миллион чистоганом.
Полисмен из тактических сил поднялся и взвалил мешок на плечо.
— Пошли дальше, сержант, — сказал он.
— Приказ: доставить деньги и как можно быстрее, — добавил голос из-за колонны.
Мисковски медленно поднялся на ноги.
— Как бы я хотел оказаться сейчас где-нибудь подальше отсюда!
— Желаю удачи, — сказал напоследок голос.
Мисковски включил лампу и поспешил вслед удалявшемуся полисмену.
Обрубок человеческого тела, взгроможденный на тележку, покрытую куском потертого восточного ковра, катился сквозь толпу зевак. Ноги этого существа были отхвачены по самые бедра, и оно неуклюже расположилось на тележке: широкоплечее, длинноволосое, с грубым морщинистым лицом. Оно катилось вдоль тротуара, легко отталкиваясь от асфальта. Человек хранил молчание. На груди у него была прикреплена простая алюминиевая кружка. Полисмены несколько растерянно провожали его глазами. В кружку сыпался град мелочи.
— Боже мой, надо же, какое несчастье! — сказал своему соседу высокий мужчина, судя по выговору — житель Среднего Запада, роясь в карманах в поисках монеты.
Сосед окинул его ироничным, почти сожалеющим взглядом:
— Обычный симулянт.
— Симулянт?! Но ведь это невозможно подделать!
— Вы не здешний, я угадал? Если бы вы знали этот город, как я его знаю… Не могу в точности сказать, как именно он это делает, но это симуляция, уверяю вас. Так что, дружище, приберегите свои деньги для другого случая…
Том видел, как главарь распахнул заднюю дверь вагона, а сам уселся рядом со здоровяком. Стволы их автоматов были направлены в дверной проем. Заметив на рельсах отблески света. Том Берри сразу же понял, что это означает. Город платит. Миллион долларов! Деньги на бочку! Он лениво размышлял, почему гангстеры остановились именно на этой сумме. Может быть, ограниченность кругозора не позволила им замахнуться на что-то большее, чем это магическое для каждого обывателя число? Или, как предположил пожилой джентльмен, у них действительно хватило цинизма оценить жизнь каждого заложника примерно в шестьдесят тысяч?
Свет приближался медленно и торжественно. Том подумал, что так двигался бы и он сам, если бы ему пришлось идти грудью на два автомата. Теперь он мог уже разглядеть две фигуры, вернее два смутных силуэта в бьющем в глаза, колеблющемся свете фонаря. Он не видел пока, полицейские ли это. Впрочем, кто еще это мог быть? Уж, наверное, не банковские чиновники! Нетрудно вообразить, какие мысли владеют этими двумя несчастными. Интересно, что сказал бы обо всем этом покойный дядюшка?
А действительно, что сказал бы дядюшка Эл о двух полицейских, которые покорно тащат миллион долларов банде гангстеров (или "мошенников", потому что на языке дядюшки все правонарушители назывались "мошенниками")? Начать с того, что дядюшка просто не поверил бы, что такое возможно. Он и его начальство в "старые добрые времена" решали такие проблемы с помощью ураганной стрельбы. Пятьдесят, а то и сто полицейских атаковали бы вагон и в конце концов прикончили бы злодеев. Правда, при этом погиб бы добрый десяток стражей порядка и почти все заложники. Конечно, во времена дядюшки Эла людям тоже приходилось порой платить выкуп, но полицейские этого никогда не делали. Полицейские должны были "мошенников" ловить, а не платить им.
Во времена дядюшки Эла все было по-другому. Полиция тоже не пользовалась любовью, но ее хотя бы побаивались. Попробовал бы кто назвать патрульного "фараоном" или свиньей! Немедленный арест, темный подвал и десяток садистов в полицейских мундирах живо выколотили бы охоту оскорблять представителя власти. А во времена отца дядюшки Эла полицейская служба была и того проще. Все проблемы решал толстобрюхий ирландец в форме, да и проблем-то у него всего и было, что какие-нибудь детские шалости. Однако ко времени, когда третье поколение семьи Берри пошло служить в полицию, все переменилось. Полицейских теперь на каждом шагу безнаказанно обзывали свиньями.
А Диди? Он мог вообразить, в какой ужас привел бы Диди дядюшка Эл, не говоря уже о его толстом и продажном папаше. А с другой стороны, ее, возможно, порадовала бы сцена, которую он наблюдал сейчас: двое полицейских выполняют роль мальчиков на побегушках у бандитов.
Два лица возникли в дверном проеме. Одно покрывала голубая каска тактических сил, на фуражке второго тускло мерцала кокарда транспортной полиции. Один из них посветил фонарем внутрь вагона, второй разворотом плеча бросил на пол мешок, который приземлился с глухим стуком. Кипа рулонов туалетной бумаги произвела бы, наверное, похожий звук. Оба посыльных с напряженными красными лицами круто развернулись и скрылись в темноте.
Лонгмэн жадно смотрел, как деньги рассыпались по полу, когда Райдер развязал узел и перевернул мешок: десятки зеленых пачек, аккуратно перетянутых резиновыми лентами. Миллион долларов, мечта каждого американца, валялся теперь на давно не мытом, заплеванном полу вагона подземки. Стивер снова снял плащ и пиджак, и Райдер проверил крепления его пояса для денег. Четыре таких пояса стоили хороших денег. Они были устроены по принципу спасательных жилетов: одевались через голову и закреплялись завязками по бокам. В каждом из них было сорок карманов, равномерно распределенных рядами спереди и сзади.
Стивер стоял, как манекен, опустив руки по швам, пока Райдер рассовывал деньги по карманам его пояса. Когда с ним было закончено, он перешел в центр вагона и поменялся местами с Джо Уэлкомом. Джо непрерывно что-то говорил, а Райдер молча и сноровисто впихивал пачки в карманы. Сердце Лонгмэна подпрыгнуло, когда через весь вагон Райдер сделал знак, чтобы он подошел.