Однако им предстояла очень краткая поездка, и Лонгмэн держал минимальную скорость. Прикинув на глазок момент, когда они выехали со станции на три длины состава, он вернул контроллер в исходное положение и взялся за тормоз. Поезд встал. Машинист смотрел на Лонгмэна.
— Четко остановились, а? — сказал Лонгмэн. Ему уже не было жарко, он чувствовал себя прекрасно. — Ни толчков, ни рывков…
Машинист отозвался широкой одобрительной улыбкой, однако с него продолжал лить пот, от которого уже потемнела его полосатая рубашка. По привычке Лонгмэн проверил сигналы светофоров: зеленый, зеленый, зеленый, желтый. Через открытое окно в кабину доносились знакомые запахи сырости и смазочных материалов.
Голос Райдера вернул его к реальной действительности: "Объясни ему, что тебе нужно".
— Я забираю тормозную рукоятку и ключ заднего хода. Кроме того, мне понадобится твой ключ для расцепки вагонов.
С этими словами он вытащил ключ заднего хода из гнезда и протянул руку к машинисту. Тот засуетился и выудил расцепной ключ из битком набитого кармана форменных брюк.
— Сейчас я выйду из кабины, — сказал он и с удовольствием отметил, как спокойно прозвучали его слова. — Не вздумай здесь шутки шутить!
— Я не вздумаю, что вы…
— Вот-вот, не надо, — сказал Лонгмэн, ощутив свое превосходство над машинистом. По виду он явный ирландец, но тихоня, не боец. Перепуган до смерти. — И помни, что я тебе говорил по поводу радио.
— Ну хватит! — прервал его Райдер.
Лонгмэн сунул рукоятку и ключи в карман плаща. Он протиснулся мимо Райдера и сваленного на полу багажа и вышел из кабины. Мальчишки восхищенно уставились на него. Он улыбнулся им, подмигнул и пошел в другой конец вагона. Некоторые из пассажиров подняли головы, когда он двигался по проходу, но он не вызвал у них ни малейшего интереса.
— Повернись спиной ко мне, лицом к окну!
Машинист испуганно посмотрел на Райдера: "Я вас умоляю…"
— Делай, что говорят!
Машинист медленно повернулся к боковому окну. Райдер снял правую перчатку, запустил указательный палец в рот и вытащил медицинские ватные тампоны из-под верхней и нижней губы, а затем из-за обеих щек. Он скатал мокрые от слюны тампоны в шар и запихнул в левый карман плаща. Из правого кармана он достал обрезок нейлонового чулка. Сняв шляпу, он натянул чулок на голову и приспособил так, чтобы прорези для глаз находились в нужных местах. Затем он снова покрыл голову.
Маскировка была его уступкой Лонгмэну. Сам он считал, что никто в поезде, за исключением машиниста и кондуктора, не успеет разглядеть их лиц до того момента, как они скроют их масками. А если кто-то и разглядит, то хорошо известно — и даже сами полицейские это признают, — насколько рядовые граждане в этой стране доказали свою полную неспособность давать заслуживающие доверия описания внешности преступников. Допустим, показания машиниста и кондуктора окажутся более точными. Что с того? Все равно им нечего опасаться фоторобота.
Тем не менее он не стал полностью отвергать предложений Лонгмэна, за исключением тех, что были явно чрезмерными. И, таким образом, весь камуфляж был сведен к солнцезащитным очкам Лонгмэна, седому парику Стивера, накладным усам и бакенбардам Уэлкома и тампонам, скрывшим худобу его собственного лица.
Он тронул машиниста за плечо: "Теперь можешь повернуться".
Машинист вытаращился было на маску, но тут же отвел глаза и неуклюже попытался сделать вид, что ему совершенно неинтересно, как выглядит Райдер. Тот холодно отметил про себя, что это, видимо, надо считать проявлением дружелюбия.
— Скоро с тобой попытаются связаться по радио из Центральной диспетчерской. Ты не будешь отвечать на вызов. Понятно?
— Да, сэр, — ответил машинист, сделав серьезное лицо. — Я ведь обещал другому вашему товарищу, что не буду трогать радио. Я буду делать все, что вы скажете, — он помедлил. — Только не убивайте меня.
Райдер не ответил. Сквозь лобовое стекло кабины он видел уходящий вдаль туннель, едва освещенный сигнальными огнями. Он отметил, что Лонгмэн остановил поезд в каких-нибудь десяти шагах от аварийного пульта отключения линейного напряжения, который сверкал маленьким красным огоньком.
— Они могут сколько угодно вызывать меня, — твердил машинист, — я глух, глух!
— Помолчи, — остановил его причитания Райдер.
Пройдет минута-другая, и линейная диспетчерская сообщит в Центральную: "Сигналы в порядке. В туннеле остановился поезд". Для самого Райдера это промежуток временного безделья. Нужно следить, чтобы машинист вел себя тихо, вот и все. Уэлком был на своем посту, охраняя заднюю переходную дверь вагона, Лонгмэн — на пути к кабине машиниста второго вагона, а Стивер… Стивер должен сейчас вести кондуктора через поезд во второй вагон. Райдер безотчетно доверял Стиверу, хотя мозгов у того было меньше, чем у любого из них. Лонгмэн умен, но труслив. Уэлком чрезвычайно ненадежен. Они годятся для этого дела, но только если все пройдет гладко. Случись что, и слабости каждого дадут о себе знать.
"Центральная вызывает "Пелхэм, 123". Центральная вызывает "Пелхэм, 123". Ответьте, пожалуйста!"
Нога машиниста инстинктивно дернулась к педали, которая наряду с кнопкой на микрофоне включала радиосистему. Райдеру пришлось ударить его носком ботинка по лодыжке.
— Извините. Это было чисто автоматически. Нога как-то сама, знаете… — голос машиниста был полон раскаяния.
"Пелхэм, 123", вы меня слышите? Ответьте же, "Пелхэм, 123"!"
Райдер старался не слышать этого голоса. К этому моменту Лонгмэн должен быть уже в кабине машиниста второго вагона и подготовить все инструменты к работе. Чтобы расцепить вагоны, даже если механизм проржавел, потребуется меньше минуты…
"Диспетчер вызывает "Пелхэм, 123". Вы слышите меня? Ответьте, "Пелхэм, 123"!"
Машинист умоляюще посмотрел на Райдера. На мгновение чувство долга, а может быть, и боязнь административных взысканий возобладали над страхом за собственную жизнь. Райдер в ответ отрицательно покачал головой.
"Пелхэм, 123", "Пелхэм, 123". Да ответьте же, черт побери!"
Пассажиры слились для Лонгмэна в сплошную смутную череду лиц, когда он проходил по вагону. Он не осмеливался прямо смотреть на них, чтобы не привлекать лишнего внимания, хотя Райдер и уверял, что, если даже он растянется во весь рост на полу и разобьет себе нос, большинство из них сделает вид, что ничего не случилось. Уэлком смотрел на него с обычной своей кривой усмешкой, и по обыкновению уже сам его вид заставил Лонгмэна нервничать. Он ведь абсолютно невменяемый. Маньяк! Даже мафия предпочла от него отделаться, потому что он совершенно неуправляем.
Когда Лонгмэн приблизился, Уэлком перестал улыбаться, но продолжал загораживать ему проход. На секунду Лонгмэну показалось, что Уэлком не даст ему пройти, и паника начала подниматься в нем, как ртутный столбик в термометре. Однако Уэлком сделал шаг в сторону и с шутовским поклоном распахнул перед ним дверь. Глубоко вздохнув, Лонгмэн шагнул в нее.
Он задержался между вагонами, разглядывая в темноте электрические кабели и механизм сцепки. Дверь второго вагона открылась, и он увидел Стивера, рядом с которым стоял кондуктор. Лонгмэн открыл дверь кабины машиниста и вошел в нее. Заперев замок, он принялся готовить пульт управления к работе. Он вставил тормозную рукоятку в гнездо и выудил из кармана ключ заднего хода. По виду это был обычный гаечный ключ, который вставлялся в специальное гнездо у основания ручки контроллера. В зависимости от его положения поезд двигался вперед или назад. Последним он пристроил на положенное место ключ управления сцепным механизмом.
Этим ключом машинисты пользовались в основном в депо. При работе на линии он почти никогда не нужен. Однако процесс до крайности прост. Лонгмэн повернул сцепной ключ, механизм, связывающий вагоны, отключился. Затем, повернув ручку заднего хода, он тронул состав из девяти вагонов назад. Когда он отъехал от первого вагона метров на 50–60, Лонгмэн плавно нажал на тормоз и, прихватив с собой инструменты, вышел из кабины.
Было слышно, как кое-кто из пассажиров возмущается задержкой, которая продолжалась уже несколько минут, однако тревоги в голосах не было. Очевидно, их не взволновал даже тот факт, что поезд начал двигаться назад. Однако в линейной диспетчерской это несомненно вызовет переполох. Он даже представил себе, как переполошатся, забегают диспетчеры.
Стивер открыл перед ним дверь. Лонгмэн присел на корточки, чтобы смягчить приземление, и спрыгнул на пути. За ним последовали кондуктор и Стивер. Они быстро пошли по туннелю к первому вагону. Уэлком ждал их и протянул руку, чтобы помочь Лонгмэну вскарабкаться в вагон.
Господи, подумал Лонгмэн, как хорошо, что он перестал валять дурака!
Толстый, одышливый Казимир (или просто Каз) Доловиц, у которого брючный ремень глубоко врезался в пухлый живот, торопливо пробирался сквозь толпу на станции "Гранд Сентрал". В желудке у него бурлило, и от тяжести начинало схватывать сердце. По своему обыкновению он переел за обедом и теперь клял себя за это, повторяя, что он доживет до момента, когда придется пожалеть о своем аппетите, имея в виду что он доживет до смерти от переедания. Смерть как феномен не слишком пугала его, хотя он волновался, что же будет с его пенсией, если он внезапно умрет.
Когда он проходил мимо ресторана, где всего час назад поглотил такое огромное количество съестного, вид изображенного на рекламе цыпленка вызвал у него приступ тошноты.
Он толкнул дверь с табличкой "Служебное помещение. Посторонним вход воспрещен" и вошел в туннель.
Интересно, думал он, многие ли наши служащие знают об этом туннеле, который давно уже не используется. Рельсы убраны, но их ложе осталось в целости. Проходя по туннелю своей неуклюжей, тяжелой походкой, он то там то здесь видел сверкающие в темноте глаза. Это был передовой отряд армии одичавших котов, годами живших в туннеле вдали от солнечного света, питавшихся крысами, которые здесь водились тысячами. "Тут попадаются такие здоровенные крысы, которые могут поднять тебя и понести", — торжественно сообщили ему в первый же день его работы диспетчером. Еще более страшные легенды ходили о крысах из отопительной системы "Пенн-Сентрал". Одна из таких легенд повествовала о преступнике, который забрался в туннель, спасаясь от полицейских, заблудился и был обглодан крысами до костей.