Затем он вынимает из шкафа нейлоновый мешок. В другом мешке — приготовленные для Давчека комбинезон, спортивные туфли, перчатки. Все снаряжение новенькое, с иголочки.
В комбинезон Йована Киша вшиты два кожаных чехла. На бедре справа и под мышкой слева. Он рассовывает по чехлам ножи. Их остается про запас еще шесть. Лезвие у каждого ножа особой формы.
Любым из этих ножей Йован Киш с десяти метров может попасть в середину игральной карты. Десять попаданий из десяти.
Он очень долго отрабатывал бросок, чтобы добиться такой точности.
Капитана Кула с парашютом сбросили в партизанский лагерь. Тогда минул уже третий месяц, как Иован Киш ушел в горы. Даже настоящего обмундирования у него не было. Только убогое ружьишко. Ну и пилотка со звездочкой.
Четыре месяца назад он узнал, что все его родные расстреляны в Нови-Саде. Отец, мать, младшая сестра. Их выстроили на самом берегу Дуная, чтобы тела потом падали в ледяную воду. Но прежде иx заставили раздеться. В пятнадцатиградусный мороз. Йована Киша бросало в озноб, когда он думал об убитых родственниках.
Отец его был человек покладистый. А мать — гордячка. Стоило детям чуть провиниться, и она по три дня не разговаривала с ними. И чтобы выпросить прощение, надо было поцеловать ей руку.
Йован Киш думал, что уж мать-то не дрожала; когда их расстреливали.
Разве что от холода.
Киш учился тогда на первом курсе белградского университета. Изучал право. Мертвых он увидел впервые, когда немцы бомбили Белград. Соседний дом накрыло прямым попаданием. Йован Киш откопал из-под развалин шестилетнюю девочку. Левая рука у нее была оторвана напрочь. У одной погибшей старухи не было головы. Тела покойников складывали в ряд вдоль мостовой.
Тридцать два трупа. Из всего дома никого не осталось в живых.
У Йована Киша было одно желание: убивать. Во сне его преследовали широко открытые голубые глаза погибшей сестренки. Товарищи трясли его за плечи, чтобы разбудить, — так страшно он кричал. Разбуженный, он лежал в темноте, дрожал от холода и видел перед собою глаза сестры.
Его одолевала потребность убивать.
Впоследствии он отправил на тот свет немало людей. Тогда ему уже перестала сниться сестра. Изредка он видел во сне застывшее лицо матери, красивое даже в смерти. Понапрасну Киш окликал мать во сне, она не отзывалась. В такие ночи он плавал в поту. Но кричать он перестал.
Роту выстроили на поляне. Капитана Кула сопровождали командир и переводчик. Волосы у капитана были светлые, а голова маленькая, птичья.
Он был легче Киша килограммов на десять. Но их первое единоборство длилось минуты две. Йован Киш не успел опомниться, как удар ребром ладони сразил его.
На мгновение в глазах у него потемнело.
Капитан Кул был одет в форму британской армии. На видавшем виды мундире — ленточки наград. Поговаривали, что до этого он орудовал в пустыне. Как зародился этот слух, не знал никто. Капитан Кул никогда не рассказывал о себе.
Он отобрал из их роты пять человек. Из других рот он тоже отбирал людей. Прищурясь, долго вглядывался в человека. Затем шел дальше. Или делал знак избраннику выйти из строя.
Йовану Кишу долгие месяцы не представлялось возможности убивать. Они тренировались по четырнадцать часов в сутки. Капитан Кул обучал их распознаванию следов, шифрованию, умению маскироваться, подрывному делу, приемам рукопашного боя.
Первым делом он выбивал из них чувство страха.
— Солдату бояться можно, — говаривал капитан Кул. — Это не мешает ему быть хорошим солдатом. Но если трусит разведчик, ему конец.
— Двое с пистолетом против тебя одного — это ерунда. При достаточной сноровке даже троим или четверым с тобой не справиться. Никогда не забывай: перед тобой солдаты. Они только и умеют, что нажимать на спусковой крючок.
Пистолет он ни во что не ставил. Так, забава. Годится разве что припугнуть. Или стрелять в упор.
То ли дело винтовка или карабин с оптическим прицелом! Из такого оружия можно за пятьсот метров прострелить плечо.
Тот, у кого прострелено плечо, не сможет обороняться.
В ту пору на весь партизанский отряд не было ни одного карабина с оптическим прицелом.
С автоматом надо держать ухо востро, учил капитан Кул. Из автомата в вас может влепить заряд даже самый бездарный вояка. Ну, разумеется, на небольшом расстоянии. Ваша задача — провоцировать его, заставить расстрелять всю обойму. Тогда он на тридцать секунд окажется беззащитным. А за это время разведчик управится с ним даже голыми руками.
— Но то разведчик, — подчеркивал капитан Кул. — Не вам чета.
Он усадил на поляне троих бойцов. У каждого — кобура у пояса. К тому времени Йован Киш тоже обзавелся обмундированием по всей форме.
Парни заметили Кула, когда он был от них в четырех шагах. Первого он сразил ударом по затылку. Молодой македонец свалился, как подкошенный. Глаза его невидяще уставились в небо. Йован Киш выхватил было пистолет, но получил удар по руке. Рукой он больше не владел: точно на ней повис тяжелый мешок с песком. У третьего Кул вышиб из рук пистолет, ударив бойца головой в поддых.
— Быть разведчиком — это профессия, господа, — поучал капитан Кул. — Это ремесло. Ему надо учиться. А для этого необходимо все время упражняться. Постоянно. Как в скрипичном искусстве. Если скрипач перестает упражняться, ему конец.
После того на поляне уселся сам капитан Кул. Оружия у него не было. Он сидел и покуривал.
Йован Киш подкрался к нему сзади на расстояние прыжка. И тут с головы у него слетела пилотка со звездочкой.
Киш не видел, откуда у капитана появился нож. Да и движение, каким тот метнул его, было почти неуловимым.
— Конечно, при других обстоятельствах нож пойдет ниже, — сказал капитан Кул.
Он безоговорочно высказывался за нож.
— Оружие бесшумное. С десяти метров попадание гарантировано. Целить нужно в поддых. Чтобы нож не скользнул по ребру. Ну и еще одно немаловажное преимущество, — добавил капитан. — Если в случае провала найдут пистолет, считай тебе крышка. Ну а если найдут нож… Господи, тут всегда можно выдернуться. Мало ли для чего человеку нужен нож!
Боеприпасов к нему не требуется. И упражняться в метании можно где угодно.
Впрочем, у капитана тоже был пистолет. Длинноствольный "кольт". Но он никогда им не пользовался.
На первую операцию он взял с собой четверых из них. Шестьдесят километров они отшагали за полтора дня. По горным тропам, напрямую. И скрытно, стараясь не оставлять следов.
Склад с боеприпасами был обнесен колючей проволокой. У ограды нёс вахту часовой с автоматом.
Капитан сделал Кишу знак глазами.
В руках у него был автоматический пистолет.
Йован Киш за пять минут подобрался к часовому. Полз на животе, чуть двигая локтями и коленями.
Он ощутил обостренное чувство опасности — с тех самых пор развилась в нем неистребимая тяга к этому чувству. Словно бы и не по земле он тогда полз, а пробирался сквозь Опасность.
Когда часовой отвернулся, он ударил его по затылку. Тем самым движением, которое они отрабатывали сотни раз. Немец упал; Киш наступил ему на горло. Под толстой подошвой башмака хрустнула гортань.
Йован Киш не раздумывал. Он работал, профессионально делал свое дело. Вонзил нож в сердце и почувствовал, как тело конвульсивно дрогнуло у него под ногой.
Капитана Кула прикончила ручная граната, когда он вместе со своей группой напал на штаб немецкой дивизии. Из развороченного живота вывалились кишки.
Партизаны принесли его тело в лагерь.
Похоронили его, как других. Без гроба. Зарыли в каменистую землю.
После победы останки капитана Кула выкопали и отправили на родину. В Англию.
Йован Киш ни разу не был в Англии. Могилы капитана Кула не видел. Он даже не знал его подлинного имени.
В планшете капитана Кула нашли завещание. Свой "кольт" он оставил Йовану Кишу. К нему было четырнадцать патронов.
Из этого длинноствольного "кольта" Киш убил четырех немцев. Но вообще он предпочитал действовать руками. Или ножом.
К музею они подходят после полуночи.
Небо заволокло тучами.
Погода подходящая, думает Киш.
В темноте у него обостряется слух.
Где-то поблизости, в одном из домов бьют часы.
Когда они карабкаются на холм, Давчек с хрипом втягивает воздух в легкие.
Навстречу ни единого человека. Света в окнах не видно. Городок погрузился в сон.
Киш и Давчек оба в серых комбинезонах, в темносиних спортивных туфлях.
Подойдя к музею, они надевают черные нитяные перчатки. На голову натягивают черный чулок, а поверх туфель — нейлоновые мешочки. У щиколоток их стягивают резинками.
С замком входной двери Давчек справляется за двадцать секунд. Петли ходят без скрипа.
Молодцы хозяева, думает Киш.
Давчек закрывает за ними дверь.
Вдоль стены они пробираются к квартире администратора. Киш нажимает на ручку двери. Дверь открывается. Бесшумно.
Ах, молодцы хозяева, думает Киш.
Йован Киш включает фонарик. Справа от прихожей, должно быть, находится кухня. Рядом с кухней — ванная. Следующая дверь ведет в столовую. Или в спальню.
Киш не знает, сколько комнат в квартире.
Пол скрипит у него под ногами, но он не обращает внимания. Он входит в комнату. Стол, четыре стула, буфет. В дальней стене еще одна дверь.
Значит, спальня там.
Узкий луч фонарика выхватывает из темноты коричневую двуспальную кровать. Киш слышит позади взволнованное сопение Давчека.
С левой стороны в постели спит седовласая служительница, у которой они покупали входные билеты. Лицо ее безмятежно.
Йован Киш направляет луч фонарика в сторону окна. Жалюзи опущены.
Он включает электрический свет.
Администратор, подслеповато моргая, садится в постели. Сонно трет глаза. На нем белая ночная рубашка.
Женщина не встает. Она натягивает одеяло до самого подбородка.
— Молчать! — цыкает Йован Киш. — Будете вести себя тихо, никакого вреда вам не причиним.