Йован Киш пожимает плечами.
— Тебе лучше уйти.
Девушка молчит.
— И без того тебя теперь будут трясти на допросе.
— Плевать!
— Станут допытываться, откуда ты меня знаешь, давно ли и насколько хорошо.
— Я вообще тебя не знаю.
О борт монотонно бьет волна.
— Жаль, что я не знаю тебя, — говорит девушка в белом.
— Меня никто не знает. А кто знал, все мертвы.
— Опять ты о смерти! — Лицо девушки искажает страдальческая гримаса. — Всегда она с тобой.
Йован Киш ухмыляется.
— Пожалуй, я и есть смерть во плоти.
— Сумасшедший ты!
— Не думаю, — говорит Йован Киш.
Налетает ветер, морща поверхность воды. Прибрежные деревья гнутся под его порывами.
С утра барометр упал на четыре деления.
Йован Киш заходит в каюту. Облачается в купальный халат.
Девушка недвижно застыла на кормовом сиденье.
Йован Киш пристально смотрит на нее.
— Я все думала, смогла бы я жить с тобой? — говорит девушка.
— Тебе лучше уйти.
— Что с тобой будет?
— Ничего.
— Арестуют тебя?
Йован Киш пожимает плечами.
Он и правда не знает.
— Позвонишь мне?
— Быть может.
— До сих пор ни разу не звонил.
Йован Киш смотрит на воду. Под ветром поверхность ее идет рябью.
— Обещай, что позвонишь.
Девушка и сама понимает, что сморозила глупость.
— Ничего не обещай. Лучше поцелуй меня.
— За нами следят.
— Пойдем в каюту, — в голосе девушки звучит отчаянная решимость. — Я хочу быть с тобой.
— Терпеть не могу, когда за мной подсматривают, — говорит Йован Киш.
— Плевать я на них хотела!
— Я тоже. Но неприятно, когда подсматривают.
Девушка чуть не плачет.
— Мне кажется, я тебя люблю.
— Чепуха! — Йован Киш намеренно груб. — Тебя будут допрашивать.
— Ну и пусть!
— Заберут в полицию.
— Ну и пусть! — она опять срывается на крик.
— А теперь ступай, — бросает Йован Киш.
— Что мне им сказать? — спрашивает девушка.
— Правду.
Йован Киш не провожает девушку. Смотрит, как фигурка в белом удаляется вдоль причала.
Многие ушли из его жизни.
Выйдя на берег, девушка машет ему на прощанье.
Йован Киш поднимает руку в ответном жесте.
Ветер проносится вдоль набережной.
Из "Жигулей" вылезает сыщик. Подходит к девушке в белом.
Я никогда ее больше не увижу, думает Йован Киш.
Он просыпается от грохота шагов по причалу. Смотрит на часы. Полпервого ночи.
Киш слегка отодвигает занавеску.
Вдоль причала шагают двое мужчин. Различимы лишь контуры фигур.
Вплавь еще можно улизнуть. Но что он будет делать — мокрый с головы до пят, в одной пижаме, без денег и документов?
И почему он должен бежать?
Йован Киш снова ложится в постель.
Под рукой — рядом, на полочке, — нож.
Дверь каюты с треском распахивается.
У Йована Киша вырывается ругательство.
Эти не дают себе труда стучать в дверь.
Резкий свет ударяет в глаза.
Киш вынужден зажмуриться.
— Выходи! — командует кто-то по-сербски.
Йован Киш. узнает этот голос.
— Руки на затылок! Ладони разжать!
Кишу ясно, что он имеет дело с подполковником Вукетичем.
Ясно также, что игра приняла новый оборот.
Он вылезает из-под пледа.
Поднимает руки.
Выходит в передний отсек.
Каждый мускул его напряжен.
В тесной каюте Вукетичу трудно будет применить оружие.
И лодку качает на волнах.
Подполковник тотчас пятится к выходу. Йован Киш видит в руках у него пистолет.
Должно быть, "беретта". Но в точности не разглядеть. Резкий свет слепит глаза.
— Выходи! — повторяет Вукетич.
Киш выходит из каюты. На затылок его обрушивается удар дубинкой.
Заметив мелькнувшую тень, он вздергивает кверху руки.
Ему удается отчасти самортизировать удар. Но в голове все кружится.
На запястье защелкивается наручник. Кто-то резко дергает его за руку, и Киша обжигает боль. Наручник щелкает, приковывая его к стальным перилам возле рулевого сиденья.
— Обыщи его, — слышит он голос Вукетича.
Голова все еще тупая после удара.
Кто-то рывком втаскивает его на рулевое сиденье. Чьи-то руки тщательно прощупывают каждую складку пижамы.
— Ничего нет.
Судя по голосу, человек молодой.
— Скажи водителю, что мы его отпускаем.
Это Вукетич.
Кишу становится легче. Туман в голове проясняется. Только ноет от удара затылок и болит рука, которой он перехватил дубинку.
— Положи руку на руль, — говорит Вукетич. — И смотри сюда, на свет.
Йован Киш медленно поворачивает голову к свету. Веки его полуопущены, словно он еще не окончательно пришел в себя.
Можно не опасаться человека, движения которого столь медленны и неуверенны.
Подполковник усаживается на сиденье рядом с ним. В левой руке у него карманный фонарик, в правой пистолет.
— Все, отыгрался, — говорит Вукетич. — На этом точка.
Йован Киш считает иначе.
Фонарик направлен ему в глаза, оставляя в тени руку.
На лице его тупое выражение. Достаточно он в своей жизни насмотрелся на людей, оглушенных резиновой дубинкой по затылку.
За кожаной обшивкой штурвала спрятано лезвие — в палец шириной.
Голова Киша безвольно падает на грудь. Он поднимает ее медленно, с трудом. Фарфорово-голубые глаза его тусклы. Мизинцем и безымянным пальцем он осторожно, сантиметр за сантиметром, вытаскивает лезвие.
Шаги на помосте затихли.
Киш валится головой вперед.
И вонзает лезвие в плечо Вукетичу.
Подполковник не успевает вскрикнуть. Пистолет выпадает у него из руки.
Йован Киш бьет его в сердце. Вукетич заваливается грудью вперед.
Киш запускает руку к нему в левый карман: там спрятан ключ от наручников.
На берегу слышится гул включенного автомобильного мотора.
Йован Киш достает из бокового ящичка возле руля нож. Откидывает на спинку сиденья грузное тело Вукетича. Луч фонарика направляет на причал.
Левую руку он сует в раскрытый наручник. Правую кладет на штурвальное колесо. Тремя пальцами сжимает нож.
Напарник Вукетича спокойным шагом возвращается на причал. Он не торопится. Свою задачу он выполнил.
Так ему кажется.
Когда полицейский попадает в полосу света, Киш видит в руке у него пистолет.
Йован Киш замахивается правой рукой.
Тысячи раз он отрабатывал это движение.
Острие ножа вонзается в поддых — туда, где ему не скользнуть по кости.
Офицер, схватившись за живот, падает на колени.
В то же мгновение Киш оказывается возле него. Валит жертву ударом ноги в голову и наступает на горло.
Он видит, как сыщик судорожно хватает руками нож, и всей тяжестью надавливает ему на горло. Хрустит переломанная гортань.
Киш вытаскивает из поверженного тела нож и вонзает его в сердце жертвы.
Стопроцентной гарантии ради.
Йован Киш оглядывается по сторонам. На берегу тускло светятся огни фонарей. Белых "Жигулей" и след простыл. Ночь выдалась теплая.
Киш обыскивает карманы убитого. Труп сталкивает в Дунай.
Включает моторы.
Поднимает пистолет, выпавший из мертвой руки Вукетича. Вытаскивает из внутреннего кармана пиджака бумажник. Из правого наружного кармана извлекает запасную обойму и патроны.
Йован Киш бросает взгляд на приборную шкалу. Стрелки отмечают, что моторы прогрелись.
Он отвязывает причальный канат. Бортовые огни не включает.
Выбравшись на середину Дуная, он глушит моторы.
Долго выжидает, напряженно прислушиваясь.
Тишина царит абсолютная.
Ни малейших признаков слежки.
Киш сгребает в охапку тяжеленное тело Вукетича и с натугой взваливает его на бортовое ограждение.
Голова Вукетича клонится к плечу. Киш бросает взгляд на его лицо. Таким оно было и при жизни.
Он переваливает тело за борт.
Включает бортовые огни. Дает газ. "Ласточка" режет темную толщу воды.
Ночь стоит безлунная. Небо усеяно звездами.
"Ласточка" летит, рассекая корпусом воду.
Нельзя было поступить иначе, и нечего теперь об этом думать.
Вукетичу досталось поделом.
Его, Киша, смерть они, наверное, списали бы на "попытку к бегству".
А может, даже такой мотивировкой не стали бы себя утруждать.
Рано или поздно прибило бы к берегу вздутое тело. В затылке или во лбу у трупа — пистолетная пуля.
Следствие через какое-то время зайдет в тупик.
Как все просто!
Искать Йована Киша никто не станет. Некому.
Возможно, его собирались прикончить здесь, в Венгрии. Возможно, дома, на родине.
Теперь их мертвые тела уносит темной водой.
Врач велел ему беречься. Предписал покой, размеренный образ жизни.
Йован Киш тогда ухмыльнулся.
Он не стал говорить доктору, что смерть его не волнует. Врачи полагают, будто все люди боятся смерти.
Для Йована Киша невыносимее жизнь.
Со смертью он сталкивался много раз. И вот теперь она проникла к нему в грудь и стиснула сердце.
Левая рука его омертвела.
Киш видел смерть. Она была белой. Не в пример черным дулам винтовок.
Киш равнодушно взирал на нее. Не кланялся смерти.
Он не знал, что лицо его посерело. Пот лил с него градом.
Это случилось на летучке в понедельник. За столом их сидело шестеро.
— Что с тобой? — спросил Вукетич.
Ничего, хотел сказать Киш, но из груди его вырвался стон.
— Выкарабкался, — сказал врач, вытаскивая из вены иглу.
Он думал, что Киш не слышит.
Йована Киша не интересовало мнение врача. Максимум, что тот может сделать, — чуть продлить ему жизнь.
Изменить его жизнь — убогую, скучную, постылую — ни один врач не в силах.
"Ласточка" летит вдоль судоходного фарватера, меж красных и зеленых огоньков буев.
В десяти километрах от погранзаставы он выключит огни.
Правда, гул моторов пограничники все равно услышат.
Начнут палить ракетами.
Киш ухмыляется. Сколько раз доводилось ему видеть белые снопы ракетных вспышек! Они всегда служили предвестниками каких-то событий.