Багровая кровь волной хлынула у него изо рта. Он был мертв.
Я схватил сумку, открыл дверь и бросился на лестницу, растолкав перепуганных соседей. На улице уже завывали сирены.
Я кинулся бежать, как безумный.
Сильвии дома не оказалось. Тщетно я звонил, барабанил в дверь. Никого. Тогда я укрылся в маленьком бистро, откуда можно было следить за входной дверью ее дома.
Там я заказал кружку пива.
Ну вот. Теперь я влип. По уши.
Убить человека!..
Полицейского!
И еще сбежать после этого!
Я становился подозреваемым № 1.
Брюн оказался прав: Бертье сделает все, чтобы навесить на меня дела "Мести за полицию".
Для этого у него были все возможности.
То, что доселе вызывало у Шарона хоть и серьезные, но подозрения, теперь превратится в полную уверенность.
И мое странное поведение, замеченное окружающими, только лишний раз докажет мою виновность.
А теперь я находился в бегах.
Полицейский в бегах!..
Я отхлебнул пива.
Закапал мелкий дождик.
А Сильвия все не возвращалась…
Подозвав гарсона, я заказал еще одну кружку "Стэллы"[23]
Потом сыграл сам с собой партию в "флиппер"[24].
Extra ball, same player shoots again[25].
Бертье должен заплатить за все…
Бертье заплатит…
Я не сотрудничаю с "Местью за полицию". Она меня не интересует.
Я убил человека. Ну и что?! Это была законная самооборона. Брюн выстрелил первым, пуля, наверное, засела в стене. Любой эксперт по баллистике без труда определит это.
Ладно.
Бертье заплатит!
А сбежал я потому, что иначе никак не смог бы доказать свою невиновность. И я докажу ее. Ведь только у меня есть факты, разоблачающие "Месть за полицию".
И я стану героем дня.
Все думают, что я виновен. Что я сознательно укокошил Брюна. И тех трех бандитов. И Мановича (тут и сомневаться не приходится)!
Ох и запутался же я!
Be damned![26]
Сильвия вышла из подъехавшей машины. Но перед тем как захлопнуть дверцу, она задержалась, переговариваясь с кем-то внутри. Нервные водители, ехавшие сзади, тут же загудели, как ненормальные. Сильвия заторопилась, побежала к двери под барабанящим дождем. Последняя улыбка, обращенная к водителю, — и она исчезла.
Расплатившись, я пошел следом за ней.
Сильвия!
Я с комфортом расселся на ее белом кожаном диване со стаканчиком виски в руке. Сильвия сидела напротив, серьезно глядя на меня. Мы даже не прикоснулись друг к другу. Я все рассказал ей. Она внимательно выслушала. Ничего не ответила. Не предложила мне остаться. А я не осмелился попросить об этом.
Сильвия налила себе еще виски.
Я обводил взглядом стены, книги, рядами стоявшие на полках.
Сильвия встала. Отбросила назад тяжелую копну волос. Потом посмотрела мне прямо в глаза.
— Надеюсь, все, что ты рассказал, — правда.
Я не ответил. Она подошла к книжным полкам, словно захотела выбрать себе книгу, потом обернулась ко мне.
— Хочешь остаться здесь?
Я поставил стакан на столик из черного дерева.
— Нет… я знаю, что это невозможно…
— Почему ты так думаешь? — Ее голос стал жестким. Она продолжала: — У тебя нет другого выхода, милый…
— Я не хочу впутывать тебя во всю эту мерзость. Сильвия невесело усмехнулась.
— Да я уже в нее впуталась, как тебе известно. Ну так вот: останешься здесь. Выходить никуда не будешь. Попробуем вместе разгрести эту помойку. Но ты не должен проявлять никакой личной инициативы. Все будем решать и делать только вдвоем. Хорошо?
"Никакой личной инициативы…" Сколько раз мне приходилось слышать эту фразу! Но из ее уст слышать её было неприятно. Однако возражать я не стал. Я безмерно радовался тому, что больше не чувствовал себя одиноким.
— Конечно, все, что ты делаешь, хорошо, Сильвия…
В ее взгляде промелькнула ирония. Она хотела что-то сказать, но сдержалась.
Дождь по-прежнему тренькал за окном. Было около пяти вечера, на улице почти стемнело.
Сильвия вышла "чего-нибудь купить", — так она объяснила.
Оставшись в одиночестве, я почувствовал себя совсем маленьким.
— Я тут как следует поразмыслила: всё против тебя.
Сильвия сидела выпрямившись на полотняном складном стуле. Мы наскоро перекусили какой-то колбасой, которую она принесла из магазина. Теперь Сильвия уже не выглядела такой жизнерадостной, как в предыдущие дни. Вид у нее был серьезный, строгий, жесткий.
Она повторила:
— Всё против тебя.
Я молча ждал продолжения. Теперь судьба моя зависела только от нее.
Наверное, Сильвия тоже это понимала: она уже больше не спрашивала моего мнения.
— Если Бертье сделает то, о чем он сказал Брюну, ты можешь приготовиться к любой, самой страшной подлости. Он навесит на тебя троих мертвецов, убийство консьержа, не говоря уж о Брюне…
Сильвия не глядела на меня. Можно было подумать, что она ищет решение сложной математической задачи.
Она поежилась.
— Твое поведение в последние дни также отяготит твою вину. То, что ты облаял Маршана за несколько часов до его гибели, твои едкие замечания о полицейском ремесле, о коллегах… Очень все это скверно.
Горько было слушать облеченные в чужие слова мои собственные мысли. И, однако, это помогало мне навести в них порядок. Одному Богу известно, как я в этом нуждался!.
Сильвия продолжала свой монолог:
— Ты ничем не можешь доказать виновность Бертье ни в одном из совершенных преступлений, так ведь?
Я кивнул.
— Н-да…
Не хватало еще, чтобы у нее опустились руки. Только не это!
— Я пойду позвоню, сиди здесь.
И Сильвия ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Я встал, чтобы налить себе чего-нибудь выпить. В одной из бутылок оставался коньяк, я плеснул себе полстаканчика. И опять уселся, сложив руки на коленях, словно примерный школьник. Из спальни доносился приглушенный голос Сильвии. Я даже не пытался прислушиваться — таким усталым и опустошенным чувствовал себя. Не нужно забывать, что еще несколько часов назад в меня стреляли, а потом я сам убил человека… И мой упадок духа объяснялся не бесхарактерностью и не безволием. У меня были смягчающие обстоятельства.
Через несколько минут Сильвия вернулась в гостиную. Лицо ее было по-прежнему замкнутым. Она заметила, что я пью, но от упреков воздержалась. Просто не налила себе, и все.
— Сейчас к нам зайдет один приятель, — сказала она и включила телевизор.
Мы молча, ни разу не засмеявшись, посмотрели "Театрик Бувара". Потом она переключила на другую программу.
Пошли "Новости дня" со стандартным набором сообщений о пролитой крови и всяческих ужасах. Я пропустил это мимо ушей. У меня не было ни сил, ни желания сочувствовать другим.
Но когда диктор объявил, что в квартире одного полицейского обнаружен труп его собрата по профессии, меня это все же вогнало в шок. А ведь я был к этому готов. Наверное, они еще не раздобыли мою фотографию. И это меня слегка утешило, так как давало отсрочку хотя бы до завтрашнего дня.
Теперь боязнь моя превратилась в уверенность: в поиски активно включились все силы полиции и жандармерии.
"Вполне возможно, что это убийство — развязка и ключ к делу группы "Месть за полицию" — так заключил свой репортаж комментатор Клод Серийон.
Я сжал голову руками и застонал от отчаяния. Сильвия подошла и молча погладила меня по волосам? Я взял ее руку и прижался к ней, но она тихонько отстранилась, и как раз в этот момент позвонили в дверь.
Я вздрогнул. Но Сильвия жестом успокоила меня, и я подавил инстинктивное желание схватиться за револьвер. Она пошла открывать.
В передней переговаривались. Приглушенными голосами. Почти шепотом. Потом раздались шаги, и Сильвия пропустила впереди себя посетителя.
Мы с ним уже встречались: это был Патрик — тот тип, что несколькими днями раньше сидел вместе с Сильвией на террасе кафе "Селект".
Я обеспокоенно привстал, увидев, как он входит в комнату. Какого черта ему здесь понадобилось? Ведь Сильвия обещала мне, что наша встреча будет храниться в строгой тайне! И я заверил ее в том же… Я ничего не мог понять.
Патрик даже не удостоил меня взглядом. Он направился прямо к буфету, чтобы налить себе выпивки. Эдак по-хозяйски, не торопясь.
Сильвия же, наоборот, была взволнованна и явно расстроена. Она нервно стиснула руки и бросила на меня взгляд, который говорил: "Не паникуй, сейчас все выяснится, верь мне по-прежнему…"
И я опять уселся, опустив руки на подлокотники кресла. В ожидании.
Патрик вел себя так, словно вся эта наша история была ему до лампочки. Он спокойненько попивал свое виски, делая вид, будто его больше всего на свете интересуют книги на полках. Непринужденный вид, уверенность в себе.
На нем был бежевый плащ с незавязанным поясом, а под плащом английский, прекрасно сшитый костюм. Он выглядел весьма элегантно. А также был весьма мускулист. Гораздо крепче, чем показался мне в прошлый раз. На вид он весил килограммов на двадцать больше, чем я. На двадцать кило мускулов больше.
Наконец он поднял голову и швырнул в угол "Либе"[27], которую перед тем просматривал. Потом повернулся к Сильвии, нервно ерзавшей в углу дивана.
— Ну? — спросил он, пристально глядя на нее.
— Что "ну"? — ответила она, совсем съежившись.
— Только не уверяй меня, что ты с ним не говорила!
И он кивнул в мою сторону. Я хотел вмешаться, но Сильвия опередила меня. Она почти выкрикнула:
— Да, я ничего ему не сказала! Не смогла…
Патрик сжал зубы, глаза его зло блеснули.
— Ну, ты полная идиотка, Сильвия! Какого черта ты нянчишься с этим недоумком (до меня дошло, что речь шла обо мне, но я не нашелся с ответом)! Тебе, моя милая, все равно придется объяснить ему все. Или ты хочешь, чтобы это сделал я?