Он грубо стащил меня с кровати, и я плюхнулся на четвереньки прямо на коврик. Толстяка это привело в полный восторг. Он аж захлебнулся от смеха. Такой простодушный детский смех…
— Я гляжу, тебя рассмешить нетрудно, а, пузан?
Очень уж мне хотелось поставить на место этого жирного борова. Но мне незамедлительно ответили ударом ноги по ребрам. Тогда я заткнулся и с трудом встал. Теперь руки у меня освободились, и я воспользовался этим, чтобы осторожно пощупать затылок. Там вздулась огромная шишка, болело адски. Вот сволочи, знали, куда бить!
Верзила открыл дверь и оглядел коридор. Потом знаком велел нам следовать за ним, и мы вышли к лестнице. Один шагал впереди меня, другой сзади. В таком сопровождении трудно исхитриться на что-нибудь путное. Я и пытаться не стал.
Портье внизу по-прежнему отсутствовал, и это меня даже утешило. Я наверняка не удержался бы и подал ему какой-нибудь знак. И ничего хорошего, конечно, не добился бы.
Выйдя на улицу, эти типы отконвоировали меня к привокзальной стоянке, где было почти безлюдно. Они зажали меня между собой так, что вырваться нечего было и думать. Верзила открыл дверцу "вольво-турбо" и велел мне сесть рядом с толстяком на заднее сиденье. Затем он спокойно вырулил со стоянки на дорогу.
— Ну, и куда мы едем?
Ситуация явно перестала мне нравиться.
— Ты, пупсик, не волнуйся, — хихикнул толстяк.
Я почувствовал сквозь плащ прикосновение ствола его револьвера. И отодвинулся подальше от него, к дверце.
Машина шла вдоль Сены к периферийным бульварам… Потом выехала на Южное шоссе, миновала Орсэ, Бюр, Жиф, Сен-Реми. Достигнув Шеврез, она свернула не узкую, ведущую вверх дорогу. Город давно остался позади. Я начал волноваться всерьез.
Верзила с невозмутимым видом вел машину. Время от времени он поглядывал в зеркальце заднего вида, явно опасаясь погони, потом принимался насвистывать сквозь зубы веселый мотивчик.
— Скоро будем на месте, — прошептал мне толстяк успокоительно, когда машина миновала дорожный указатель с надписью "Милон-ла-Шапель".
Странное дело, меня это ничуть не утешило.
Мы проехали мимо нескольких рощиц, окруженных высокими заборами. Н-да, в этих местах обитали явно не пролетарии. Хоромы здесь были что надо.
Свернув с дороги, машина запрыгала по колдобинам грязной и узкой тропинки. В какой-то миг я подумал: а не собираемся ли мы наведаться в одно из этих роскошных частных владений. Но нет: дорожка вела лишь в глубь рощи. Верзила включил фары, поскольку темнота все сгущалась. Вокруг машины заплясали загадочные тени.
Внутри царила мертвая тишина.
Все это походило на разведку в лесу.
Я слишком молод, чтобы успеть повоевать в Алжире, но много слышал об этом. От старших сослуживцев.
Мы въехали на что-то вроде лужайки, верзила развернулся и остановил машину.
Я признал револьвер, который он держал, — это был мой "манюрен". Значит, сейчас произойдет то, что я и предчувствовал…
Я попытался было заговорить, выиграть время. Но толстяк только скучающе глянул на меня и все. Потом бросил своим слащавым голоском: "Конечная остановка!", — и сделал мне знак выходить.
Я огляделся, отыскивая хоть малейший шанс на спасение. Фары освещали жидкие кустики перед машиной. Дальше — темно, ничего не разобрать.
— Ну, шевелись! — прошипел верзила.
— Что вы хотите со мной сделать?
Я никак не мог смириться с мыслью о смерти.
— Угадай! — ответил толстяк без всякой, впрочем, угрозы в голосе.
Угадать было нетрудно.
—. Ладно, я согласен сдохнуть, но вы хоть скажите, за что?
— А мы почем знаем? Нам платят — мы работаем… И работенка эта нам нравится.
И он прыснул. Я настаивал:
— А тех двух, леваков… тоже вы?
— Ну-ну, хватит болтать! — прервал меня верзила.
И я услышал щелчок заряжаемого револьвера — моего револьвера. Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я едва удержался на ногах. Колени задрожали так, что мне пришлось опереться о крыло машины.
Толстяк несильно обхватил мою руку.
— Сюда, мой птенчик, сюда, — сказал он, подталкивая меня вперед.
Я было уперся, но хватка у него оказалась железная. Мои башмаки разъезжались на мокрой глине.
И вот я оказался стоящим по стойке "смирно" в безжалостном свете фар.
— Эй, не делайте глупостей! Всегда можно договориться…
И я, судорожно вздохнув, вобрал в себя побольше кислорода. Руки у меня непроизвольно задрожали.
Верзила шагнул в мою сторону. Он поднял револьвер и направил его мне в грудь.
Дальше все произошло с такой бешеной скоростью, что я не в состоянии связно изложить это. События развернулись одновременно и запомнились мне лишь обрывочно.
Лес как будто вспыхнул. Ярко-белый, ослепительный свет ударил со всех сторон.
Я бросился на землю.
Убийцы сделали то же самое. Они исчезли из моего поля зрения.
Потом раздались крики, топот, ругательства.
Загремел в мегафон голос.
Традиционное: "Сдавайтесь, вы окружены!"
И логичный ответ: "Заткнись!"
Я попытался рвануть туда, откуда раздался голос.
Но справа от меня загрохотала очередь. Из автомата.
Я изо всех сил вжался в грязь. Раствориться бы в ней без следа!
Трудно было решить, стоит ли подавать голос.
На всякий случай я затих.
Потом я услыхал хлопанье дверцы "вольво". Фары погасли. Темнота накрыла проплешину, на которой я лежал.
За спиной у меня ударил выстрел. Бац! — один из прожекторов брызнул осколками стекла и потух.
Я воспользовался этим, чтобы отползти на несколько метров подальше. Там, на пригорке, я успел приглядеть кусты и надеялся добраться до них.
Впереди вновь защелкали выстрелы. Потом опять раздался голос в мегафон:
— Мы вас все равно захватим! Даю одну минуту, чтобы бросить оружие, встать и поднять руки.
— Пошел ты!..
Я узнал голос толстячка. Теперь ему, кажется, было не до шуток.
Я еще чуть-чуть увеличил расстояние, отделявшее меня от поля битвы.
За деревом я различил промелькнувшую тень. Каска. Потом еще одна, три, десять… Лес буквально кишел жандармами. Ясное дело, станут они выяснять мое имя перед тем, как стрелять! Притом, что оно-то как раз и побудит их открыть огонь… Я старался не подавать признаков жизни. Еще бы: я ведь не забыл, что представляю собой общественную опасность. Преступник, разыскиваемый всеми силами полиции.
Сзади прогремел взрыв. Что это — граната? Вот уж совсем ни к чему, разве только решили побольше страху нагнать.
Да, развернулось настоящее сражение.
Пули свистели со всех сторон.
Я увидел, как жандармы — те, что впереди меня, — начали перемещаться вправо. Я еще усерднее вжался в сырую землю, хотя здорово окоченел от холода. Н-да, прекрасные условия для выздоровления! Мой правый бок как-то подозрительно онемел.
Стрельба возобновилась с новой силой. Слева от меня раздался крик боли. Жандарм? Или бандит?
Одна из пуль срикошетила о дерево прямо у меня перед носом. Щепки впились мне в голову. Надо было выбираться из этой переделки.
Жандармы исчезли из моего поля зрения, и я решил пойти ва-банк.
Услышав приближающиеся выстрелы, я со всех ног рванул к пригорку, который заприметил еще раньше. Согнувшись вдвое, я, как безумный, понесся в спасительном направлении. Под надежный покров темноты.
К моему великому изумлению, в меня никто не палил. Может, не заметили? Раздумывать было некогда, я бежал, хватая ртом воздух.
По примеру стрелков или, скорее, десантников через каждые десять шагов я делал остановку. Прислушивался. Вглядывался — до боли в глазах. Темнота сгущалась, и с каждым мгновением риск, что меня засекут, уменьшался. Но и шансы разглядеть кого-нибудь — тоже.
Тем хуже. Я даже не чувствовал боли от колючек, царапавших мне лицо. Не задерживался из-за веток, цеплявшихся за одежду. Единственное, что меня интересовало, — это постепенно слабеющие звуки перестрелки.
Наконец, весь потный и запыхавшийся, я добрался до вершины. Справа от меня тянулся лес. Слева — высокая изгородь, сложенная из желтого известняка. Внизу еле виднелась светлая полоска узенькой тропинки.
Несколько минут я приходил в себя, судорожно прижав руки к груди, пытаясь отдышаться. Вдруг я заметил вдали голубоватые вспышки. Наверняка "синеглазка".
Я снова бросился бежать.
Внизу, у подножия холма я споткнулся и упал. Под ногами у меня заскрипел гравий. Значит, это дорога. Я пустился по ней бегом. Дорога делала крутые виражи. Я не знал, что меня ждет за ближайшим поворотом, и каждый раз приостанавливался из страха столкнуться нос к носу с каким-нибудь полицейским заслоном.
Пробежав несколько сот метров, я различил впереди свет и сбросил скорость.
Свет исходил от уличного фонаря перед фасадом старинного здания. Я крадучись подошел поближе.
Мне удалось разобрать буквы на вывеске, дребезжавшей под порывами ветра.
Таверна "Старая церковь".
У входа стояло несколько машин.
Я прислушался.
Из дома слабо донеслись взрывы смеха и музыка.
Потом аплодисменты.
Я сделал пару шагов вперед.
Сквозь запотевшие стекла я разглядел ярко освещенный зал ресторана, людей, камин, а в глубине играющих гитаристов.
Невозможно было ввалиться туда в таком виде, замызганным грязью с головы до ног.
Я стащил с себя плащ и засунул его за старую бочку. Потом тщательно почистил брюки и вытер лицо носовым платком. Пригладил волосы.
На другом конце улицы этого, вероятно, крошечного поселка вспыхнули фары. Я тотчас укрылся за выступ стены. В нескольких метрах от входа затормозила "Рено-18", и оттуда с хохотом вывалилась ватага веселых юнцов. Шумно распахнув двери, они вошли в кабачок, и я быстренько пролез в дверь следом за ними. Народу полно, вряд ли на меня обратят внимание. Большинство ребят были в маскарадных костюмах.
Парень в белом фартуке встретил меня радушной улыбкой.
— Вы один, месье?
— Да, — сказал я, стараясь улыбнуться в ответ как можно веселее.