— Столик не заказывали?
— Нет, к сожалению…
— Ничего страшного, потеснимся немного. Тут сегодня празднуют день рождения.
Он как будто не заметил мою смятую одежду и подвел меня к столику, за которым восседала шумная компания. Я сел, стараясь не нарушать атмосферу веселья. В зале было жарко, к щекам у меня прилила кровь. Наверное, я покраснел как рак.
Мне принесли королевский ром, который я выпил залпом.
Певцы и музыканты на маленькой эстраде шпарили что-то по-английски, мне непонятное. Но публике как будто нравилось.
Я тут был совсем не к месту. Точно с луны свалился.
Дождавшись момента, когда кругом разгалделись вовсю, я незаметно проскользнул в туалет.
Там я долго и тщательно мыл лицо и руки, потом вытерся бумажными салфетками. Какая-то девчонка лет восемнадцати так лихо распахнула дверь туалета, что едва не разбила мне нос. Это ее ничуть не смутило, она улыбнулась мне озорной, чуть хмельной улыбкой. Поскольку девица была вполне миленькая, я удержался от выговора. Наоборот — расщедрился на комплимент по поводу ее наряда. Коломбины.
— Ну и вы тоже в большом порядке! — отбрила она. — Прямо классный бродяга. Костюмчик что надо! — И она умолкла, торопясь напудрить нос. — Вот только насчет темы большую промашку дали. Сегодня у нас установка на итальянскую комедию.
Я нарочито громко рассмеялся, лихорадочно соображая, что бы ответить поостроумней.
— А я изображаю Арлекина при социализме, — брякнул я наконец за неимением лучшего.
Но и это привело ее в полный восторг.
Мало-помалу я позабыл свои горести и заказал шикарный ужин. Гусиную печенку, филе из утки и профитроли, орошенные вином "Жюльенас". Музыканты во всю мощь голосов затянули "Счастливый день рождения", свет погас, и на соседний стол водрузили огромный именинный торт.
Как раз в тот момент, когда виновник торжества принялся задувать свечи, двери ресторана распахнулись.
Сильный сквозняк разом погасил все свечи. Зал погрузился во мрак. Его тут же располосовали лучи мощных фонарей, осветивших голубые каски и темные физиономии полицейских.
Воцарилось испуганное молчание, нарушаемое лишь истерическим хихиканьем какой-то девицы, млеющей в объятиях своего милого и потому ничего вокруг не замечавшей.
А потом прозвучал знакомый голос:
— Да, трудненько же было разыскать вас, Ноблар…
Мне не понадобилось поднимать глаза от тарелки — я и так знал, что передо мною стоит комиссар Шарон.
Жандармы замерли с оружием наизготовку. Хозяин ресторана подбежал к Шарону. Праздничный вечер был слегка подпорчен, — даже для юной дурочки, которая наконец-то уразумела, что влюбленные не всегда одни на свете.
Я же был необыкновенно спокоен. Вот и конец суете. Медленно, стараясь держать руки на виду, я оттолкнул стул. И встал, все так же демонстрируя пустые ладони. Не хватало еще перестрелки здесь, в ресторане!
Шарон коротко успокоил всех присутствующих — жандармов, клиентов и хозяина. Он уже понял, что операция пройдет благополучно. Мы с ним глядели друг на друга. На губах у него играла легкая улыбка. Думаю, что и у меня тоже. Мы были настроены на одну волну.
— Ну, вы идете, Ноблар? — спросил он спокойно.
Я перевел взгляд на свою маленькую соседку Коломбину. Она удивленно таращилась на меня, и яркий макияж в полумраке делал ее похожей на фарфоровую куколку. Я чуть заметно подмигнул ей и снова повернулся к Шарону.
— Конечно, иду, господин комиссар. Вам не придется осаждать кабачок, а я не собираюсь брать заложников. Все будет в полном порядке.
Давно уже я не испытывал такого облегчения. И вдобавок удовольствия, — оттого что не потерял дар речи перед столь многочисленной аудиторией.
Я шагнул к Шарону.
И, подойдя поближе, протянул руки, чтобы он надел мне наручники.
Но Шарон даже не шевельнулся.
— Давайте, комиссар, я не обижусь…
К моему великому изумлению, Шарон вдруг пожал одну из моих протянутых рук.
— Вовсе незачем надевать на вас наручники, Ноблар. Мы вас ни в чем не обвиняем…
Вид у меня, наверное, был здорово ошарашенный.
— Пошли, я вам все объясню.
Я пошатнулся, и он удержал меня за руку.
Как сквозь густой туман, вся наша компания прошла к служебному автобусу, стоящему перед "Старой церковью". Хотя, думаю, что в тумане пребывал один только я…
По дороге в Париж Шарон несколько раз начинал мне что-то объяснять. И всякий раз бросал это дело. До меня ничего не доходило, это было видно и слепому.
Я смутно помню шоссе, огни, станции обслуживания. автомобильные фары, потом пустынные улицы Парижа, Сену, набережные и, наконец, Орфевр, 36.
Кажется, мне помогали выйти — во всяком случае, чьи-то уверенные руки поддерживали меня в вертикальном положении.
Лестницы, кабинет, отдаленные голоса…
И мой собственный голос, произносящий "хочу спать"… Я чувствую, как меня укладывают на диван, выключают свет, и я засыпаю…
Проснулся я сам по себе. В комнате было темным-темно, и мне пришлось ощупью отыскивать выключатель.
В этот момент какой-то полицейский в форме отворил дверь и, увидев меня на ногах, поспешно выбежал в коридор.
Я услышал его голос: "Он проснулся, господин комиссар!", затем приближающиеся шаги; в комнате вспыхнул свет.
Я предстал перед Шароном без ботинок, в носках, моргая, как сова, от слишком резкого света.
— Садитесь, Ноблар.
Я повиновался.
Взяв стул за спинку, он поставил его рядом с моим и уселся. Я заслонил ладонью глаза от яркой лампы. Он помолчал несколько секунд, чтобы дать мне привыкнуть к свету.
Я сам попросил его начать.
— Все в порядке. Слушаю вас, господин комиссар.
Шарон откашлялся.
— Прекрасно. Во-первых, вот что: оба ваших похитителя убиты. Жандармам пришлось пойти на эту крайность. Среди них и так одного серьезно ранили. Мы не могли рисковать остальными.
Он умолк на миг.
— Наши следователи пытаются сейчас установить их личности. Далее: вы оправданы во всем, что касается "Мести за полицию". Ваша подруга — Клара, кажется? — (я кивнул), — у которой мы побывали вчера вечером, чтобы сообщить о том, что вскрыты новые факты, освобождающие вас от всякой ответственности за это дело, дала нам адрес отеля, где вы остановились. Мы подоспели туда как раз в тот момент, когда какие-то два человека выводили вас на улицу. Мы не решились вмешаться, не зная, в каких вы с ними отношениях. И предпочли проследить за вами. Устроить вам ловушку, чтобы положить конец вашему бегству. Мы, конечно, догадались, что вы прогуливаетесь с этими господами не по собственной воле. И что они весьма опасны. Один из наших сотрудников подкрепил нашу уверенность, наведавшись в вашу комнату. На покрывале были следы крови, так он сообщил нам по рации.
Шарон глубоко вздохнул и сделал паузу, которой я воспользовался, чтобы попросить у него сигарету. Он тотчас отрядил за куревом полицейского, и тот вскоре вернулся с пачкой "Житан". Я их терпеть не могу, но сказать об этом постеснялся. А потому и закурил, стараясь унять дрожь в пальцах.
Шарон помолчал, потом продолжил:
— Итак, мы вмешались тогда, когда нам стало ясно, что запахло убийством…
— Вот именно, — прервал я его, — еще минута — и я был бы трупом!
— Несомненно. Ну а потом вы сбежали. Впрочем, это легко понять, ведь вы еще не знали, что оправданы.
— Да, и до сих пор не знаю почему.
— Сейчас дойдем и до этого.
Шарон встал и начал прохаживаться по комнате.
— Видите ли, Ноблар, в противоположность тому, что вы думали, я никогда не числил вас в членах "Мести за полицию". Сам даже не знаю почему. Я как-то слабо представлял вас в этой идиотской роли поборника справедливости. Но зато для меня было вполне очевидно, что вы знаете о деле больше, чем говорите. Вот почему я все время держал вас "под колпаком". Когда Бертье сообщил нам, что вы назначили ему встречу на улице Аксо, я, признаюсь, на миг усомнился в своей правоте. Слишком многое свидетельствовало против вас…
— Это не Бертье предупредил вас о встрече на улице Аксо, — прервал я.
— Как? — Шарон удивленно осекся. — А кто же тогда?
— Другой человек, — Патрик, забыл фамилию. Тот, которого назавтра нашли мертвым вместе с сообщницей на улице Сены.
— Вы имеете в виду ту пару террористов — жертв сведения счетов между враждующими группировками?
— Вот именно. Я вам потом объясню. Продолжайте. Поразмыслив с минуту, Шарон продолжил:
— Когда вы ухлопали Бертье…
— Это не я, а Патрик…
Шарон был, кажется, совсем сбит с толку. Я знаком показал ему, что скоро он все поймет.
Он несколько раз сглотнул. Я раздавил об пол окурок.
— Так… Ну, после… гм… смерти Бертье, скажем так, мне пришло в голову наведаться к нему на квартиру. Он был старым холостяком, так что мне ничего не мешало взломать его дверь. И вот тут-то меня ожидал большой сюрприз! Во-первых, я нашел странные документы — сведения о полиции, списки имен, характеристики на высших офицеров и на самых высокопоставленных лиц, адреса, номера телефонов… А главное, оружие… оружие, которое мы тут же отдали на исследование. — И Шарон умолк, предвкушая эффект от сказанного. — Так вот, среди прочего один револьвер привлек наше особое внимание. Это был "манюрен-357", который, судя по номеру, принадлежал полицейскому Маршану, убитому незадолго до того псевдодемонстрантами. Когда тело обнаружили, выяснилось, что револьвер погибшего похищен. Он мог находиться только у тех, кто совершил это злодеяние. Но мы не нашли его у убийц Маршана, после того как те, в свою очередь, были устранены. Этот револьвер неопровержимо свидетельствовал против Бертье. И данный факт в первую очередь ставил вас вне подозрений.
— Значит, за мной вины нет, и я свободен?
— Ну, нам еще предстоит выяснить массу вопросов… Например, смерть Брюна…
Но мне уже требовался отдых. У меня опять все помутилось в голове. Шарон, кажется, понял это.