Через некоторое время итальянская полиция предлагает своим цюрихским коллегам сотрудничество с целью разоблачения турецкого "торговца смертью" Парлака. Естественно, ее предложение не принимается. Не удовлетворившись этим отказом, один из цюрихских полицейских чинов даже наложит на досье Парлака следующую резолюцию: "В слежке нет необходимости".
Обращенные к швейцарским правоохранительным органам предложения сотрудничать в раскрытии преступлений турецких или ливанских "крестных отцов" чреваты смертельным риском. В 1983 году следователь из Палермо Рокко Киничи обращается к цюрихской полиции с просьбой оказать содействие в расследовании дела о поставках героина сицилийской мафии. Прокуратура Цюриха находит представленные следователем факты "слишком расплывчатыми" и в содействии отказывает. Однако вскрытые Рокко Киничи факты не всем представляются "слишком расплывчатыми": через шесть месяцев после его обращения к цюрихским коллегам неосторожного следователя убивают. Его прах ныне покоится на кладбище в Палермо. "Тагесанцайгер", крупнейшая газета Швейцарии, стыдливо квалифицирует происшедшее как "сбой в работе цюрихской полиции"[60].
Цюрих, один из древнейших и красивейших городов Европы, расположен на берегах озера, которое питают чистые воды альпийских ледников. В центре этого города, обсаженное платанами и украшенное цветочными клумбами, находится зловещее место: Платцшпитц. Это настоящее царство смерти. Платцшпитц обладает чем-то вроде экстерриториальности. Вы не увидите тут ни одного полицейского. Под деревьями, среди цветов, сотни взрослых, подростков и иногда даже детей покупают свою ежедневную дозу героина, "крэка" или ЛСД, впрыскивают этот яд себе в вену, галлюцинируют, страдают, а подчас и уходят из жизни. Среди этой агонизирующей публики ходят добровольцы из различных благотворительных организаций, работники Службы социального обеспечения, пасторы. Время от времени раздается вой сирены "скорой помощи": приехали за очередной жертвой… Все кругом усеяно использованными шприцами. Один раз в день выкрашенные в оранжевый цвет машины муниципальной дорожной службы смывают струями воды накопившийся на Платцшпитц мусор.
Это злосчастное место, где зеваки ежедневно могут созерцать ужасный спектакль опустившихся, отчаявшихся, убивающих себя молодых людей, расположено в каких-нибудь нескольких сотнях метров от помпезных фасадов финансовых храмов, в которых отмываются миллиарды долларов, нажитых на торговле наркотиками.
Журнал "Нувель обсерватер" и газета "Либерасьон" посвятили этому удивительному соседству подробные репортажи. 6 мая 1989 года пятая программа французского телевидения также посвящает одну из своих передач Платцшпитцу. В субботу 17 июня 1989 года первая программа французского телевидения — ТФ-1 — выпускает в эфир волнующий репортаж под названием "Швейцарский связной". Ни один из "эмиров", действующих по соседству с Платцшпитц, не подаст на журналистов в суд.
Но вернемся к теме падения дома Коппов. С марта по сентябрь 1989 года назначенный правительством следователь по особо важным делам допрашивает Элизабет Копп. Следователя зовут Вальтер Кёферли. В журналистских кругах ему дали примечательное прозвище "господин Прекращение дела". Вряд ли в Швейцарии найдется следователь с более спорной репутацией. Правительство назначает его невзирая на протесты парламента и большей части прокуроров и судей.
21 сентября 1989 года: в своем комфортабельном, украшенном современными картинами кабинете в здании Федеральной канцелярии вице-канцлер Акилле Казанова — темпераментный и проницательный уроженец кантона Тессен — поджаривается на медленном огне. Канцелярию осадили приехавшие со всех концов Швейцарии и из других стран журналисты. Накануне Кёферли закончил следствие. Исполняющий обязанности прокурора Конфедерации, которому поручено подготовить обвинительный акт, полностью поддержал выводы Кёферли: экс-министр не совершила уголовно наказуемых деяний. Злоупотребление властью? Чепуха! Воспрепятствование осуществлению правосудия? Сплетни! Элизабет Копп обвиняется лишь в разглашении служебной тайны.
Вернемся теперь немного назад и вспомним, что произошло 27 октября 1988 года: министр юстиции Швейцарской Конфедерации узнает, что неосмотрительный прокурор кантона Тессен арестовал двух перевозивших наркотики членов "турецко-ливанской" организации и собирается открыть уголовное дело на руководителей компании "Шакарчи Трейдинг СА" из Цюриха по обвинению их в отмывании денег этой организации. Из своего служебного кабинета министр юстиции по телефону предупреждает об этом своего мужа — вице-президента вышеупомянутой компании, который в тот же день подает в отставку. По мнению следствия, этот спасительный телефонный звонок позволил Мохаммеду Шакарчи как следует подготовиться к визиту полиции и уничтожить компрометирующие его документы. Шакарчи явно принял все необходимые меры: расследование, которое проводил по его делу — и по делу его сообщников — Дик Марти, так и не закончилось обвинительным заключением. Клан Шакарчи сегодня процветает еще больше, чем прежде[61].
В понедельник 13 ноября 1989 года Федеральный трибунал объявляет, что уголовный процесс по делу Элизабет Копп, ее референта Катарины Шооп и бывшей служащей министерства Ренаты Швоб состоится весной 1990 года. Все трое обвиняются по статье 320 Уголовного кодекса, сформулированной следующим образом: "Разглашение сведений, составляющих профессиональную или служебную тайну, лицом, которому эти сведения были доверены или стали известны по службе или работе, наказывается лишением свободы или штрафом".
На практике же, как известно каждому юристу, наказание за разглашение служебной тайны — только штраф.
СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ
Франсуа ВидокМЕМУАРЫФрансуа Видок и "тайны Парижа"
"Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока". Так А.С.Пушкин в "Литературной газете" (№ 5 за 1830 год) отреагировал на всеобщее увлечение книгой, ставшей, говоря по-нынешнему, мировым бестселлером: "Мемуары" Эжена-Франсуа Видока, четыре тома которых вышли в Париже в 1828–1829 гг. Для не владеющих французским сразу несколько журналов поместили довольно пространные отрывки из них в переводе на русский язык.
Имя "Видок" на какое-то время едва ли не стало нарицательным (тем более, что тогда еще, возможно, сохранялась память о том, что в древнерусском языке существовало слово "видок", означавшее что-то вроде соглядатая). Его употребляли в сатирических куплетах, памфлетах и эпиграммах. У того же Пушкина:
Не то беда, Авдей Флюгарин,
…………………….
Что в свете ты Видок Фиглярин…
(Из эпиграммы на Ф.Булгарина)
Успех "Мемуаров" объяснялся тем, что сюжет их, как и личность автора, были для того времени совершенно необычными. Бывший каторжник, "исправившийся" и ставший шефом специальной уголовной полиции, не только рассказывает о бурных перипетиях своей жизни, но открывает для читающей публики почти неизвестный ей тогда преступный мир. Грандиозные коллизии, сотрясавшие Францию, а вслед за ней и остальную Европу в конце XVIII — начале XIX века, привлекали внимание с внешней, политической стороны, а происходивший одновременно процесс люмпенизации общества оставался в тени. "Дно", куда стекала вся грязь, было тогда в своем роде terra incognita. Видок явился его "физиологом", на языке того времени, то есть нравописателем и первым классификатором, Линнеем в своем роде, разбившим преступный мир на многочисленные виды и роды: от страшных "поджаривателей" — грабителей, поджаривавшим своим неуступчивым жертвам пятки, до вездесущих парижских "пик-покэ" — мелких карманников. И совсем уже новым было то, что Видок показал читателю процесс раскрытия преступлений и отыскания преступников.
Фигура Видока поражала и тех читателей, которые сами были писателями. "Мемуары" оказались настоящей "жилой", которую художественная литература разрабатывала в продолжение целых десятилетий. Например, в "Человеческой комедии" Бальзака Видок не раз выступает под своим собственным именем и, кроме того, его чертами в той или иной степени наделены, как подсчитали исследователи, еще целых пятнадцать (!) персонажей. Первый из них, конечно, Вотрен, он же Обмани-смерть, демоническая фигура, как бы нависающая надо всей "Человеческой комедией" (Бальзак, впрочем, не только читал "Мемуары", но и был лично знаком с Видоком). Многим обязан Видоку Гюго, "лепивший" с него главных героев "Клода Ге", "Последнего дня осужденного", а в "Отверженных" — сразу и Жана Вальжана и инспектора Жавера. Александр Дюма-отец сам говорил, что без Видока не было бы ни Жаккаля из "Парижских могикан", ни графа Монте-Кристо. Эжен Сю обязан ему своими "Парижскими тайнами", само название этого романа "Les Mystdres de Paris" ("Тайны Парижа") взято у Видока.
Еще один читатель из числа писателей заслуживает специального упоминания. Великий американский поэт Эдгар По сначала довольно рассеянно листал сочинения Видока, потом стал читать внимательнее, а некоторые места даже перечитал во второй и в третий раз. Потом призадумался и сам взялся за перо. Так появился рассказ "Убийство на улице Морг" — первый в истории литературный детектив! За ним последовало еще несколько рассказов с участием все того же добровольного сыщика Огюста Дюпена. Это были как бы "вариации на тему" Видока, оказавшегося, таким образом, у самых истоков нового жанра литературы.
Вот что пишет современный исследователь детективной литературы: "Влияние Видока на криминальную беллетристику при его жизни и на детективную повесть после его смерти было громадным… Его английский биограф Ф.Стед не преувеличивает, когда утверждает, что именно Видок "первым поразил воображение европейцев как детектив", хотя следует добавить, что Видоку потому это удалось, ч