Отойдя пару шагов, я остановился и уставился на него.
— Я из полиции! — гаркнул я ему. — Могу доставить тебе массу неприятностей, если будешь мне вот так действовать на нервы.
Бармен повернулся ко мне спиной, и я подозвал проезжавшее такси.
— В кроватку! — пробормотал я.
Наверное, дела таксистов шли не шибко хорошо. По крайней мере, так я подумал, увидев, с какой охотой шофер открывает мне дверцу.
Когда мы отчалили, я уже крепко спал.
— Мы вам целый день названиваем. Где вы гуляете?
Я даже трубку от уха отодвинул. Потом ответил:
— Господин майор, я сижу дома. Нездоров. Нервы что-то разгулялись. Вся эта история так на меня подействовала…
Дельма сообщил, что всех парней из нашего подразделения допросили. Что ГИП скоро тоже сунет в это дело свой длинный нос. И что я должен честно рассказать все, что знаю по "делу"…
— То есть как? — прервал я его к своему собственному великому удивлению. — Это уже целое "дело"? Разве пресса пронюхала про этих трех типов?
— А вы попросите свою экономку принести вам газеты, — съязвил он и повесил трубку.
Бросив взгляд на будильник у кровати, я увидел, что уже пять часов пополудни. Мне смутно припомнилось, как шофер такси тряс меня, пытаясь выяснить мой адрес. Наверное, он его в конце концов вытряс, поскольку я находился в своей постели. И башка у меня была, как у Микки-Мауса. Слишком тяжелая для остального тела. Прямо невероятно: надраться с самого утра, в десять часов! Н-да, вот дела…
Я так и бухнулся в постель прямо в мокрых башмаках. Все заляпал грязью, идиот безмозглый! Одно только — да и то слабое — утешение: завтра свободный день. Отгулы за сверхурочку.
Присев на край кровати, я расшнуровал ботинки и смутно почувствовал, что неплохо было бы подзаправиться. Хотя бы для того, чтобы выйти из транса. В одних носках я дотащился до кухни. Без всякой надежды найти там что-нибудь, кроме пакетика размякшего печенья.
Выглянув по пути в окно, я констатировал, что погода такая же паршивая, как утром. Так сказать, для полноты счастья.
В кухне я и в самом деле обнаружил пару крекеров, которые попытался проглотить. В чем не сразу, но преуспел. На полке холодильника в гордом одиночестве красовался полупустой пакет молока, и я его прикончил. Оно не скисло, и сей факт слегка приподнял мое настроение. Ну, разумеется, насколько это возможно в сложившейся ситуации.
Я снова уселся на кровать и включил телевизор. Ящик у меня шикарный, с дистанционным управлением и прочими современными штучками. Единственная роскошь в моей жизни. Шла передача для вдов, по крайней мере так я понял, поглядев на радостные физиономии некоторых участниц. Я тотчас убавил звук и принялся размышлять. Впервые за долгое время.
"Месть за полицию" состояла из наших, — в этом Шарон был бесспорно прав. Я не представлял, кто еще, как не полицейский, решился бы мстить за собрата по профессии. Не так уж мы популярны в народе, чтобы какой-нибудь чужак проявил подобную инициативу. Но каким образом мстители ухитрились разыскать виновных, если даже уголовка не смогла напасть на след?
У меня на этот счет шевелилась в голове одна идейка, и не сказать чтобы из приятных. Я еще не позабыл шока от встречи с моим капралом Бертье, явившимся на место убийства Маршана. И — его искаженное лицо во время похорон. Вот что было самое-то страшное: я догадывался. Или, по крайней мере, почти догадывался, кто затеял эту самую "месть за полицию". Единственное, чего я не знал, так это как мне теперь вести себя.
Полиция — институт весьма и весьма сложный. И проблемы ее, как правило, не предаются гласности. Она у нас родная сестра Великого немого[16]. Расследования внутри полиции — явление гораздо более частое, чем принято думать. Просто они почти никогда не выплывают на свет божий.
Нужно ли мне повидаться с Бертье? Сказать ему, что я все понял? Или рассказать об этом нашим? Кому — Бенару? Или Дельма?
Я направился в свою крошечную душевую. Убеждая себя по дороге, что необходимо сперва прочистить себе мозги, а потом уж принимать какое-то решение. Запихнув еще мокрую одежду в мешок для грязного белья, я встал под обжигающий душ и провел под ним не меньше четверти часа.
После этого я почувствовал себя неизмеримо лучше. Накинув махровый халат, я опять завалился в постель.
В тот момент, как я начал с интересом смотреть передачу о животных, зазвонил телефон.
— Ноблар?
Голос был мне незнаком и шел как будто издалека.
— Да…
— Полиция — единая семья, — продолжал неизвестный, — и тот, кто предает ее, не достоин быть в ее рядах. Он должен ее покинуть. И умереть. Ты слушаешь?
— Да, — ответил я, вконец огорошенный. — Но я не понимаю, какое отношение ко мне…
— Убийцы Маршана мертвы. И это очень хорошо. Ты согласен?
— Н-не знаю. Есть все-таки законы…
— Заткни пасть, понял? Все, что совершает "Месть за полицию", — справедливо. Мы уверены, что ты это понимаешь. Так вот, если тебя будут допрашивать, ты ничего не знаешь, держишь язык за зубами и не даешь никакой зацепки тем, кто вздумает задавать тебе вопросы. Молчи и все! Ясно?
— Кто вы?
Я тут же понял весь идиотизм своего вопроса. Но было уже поздно.
— Берегись, Ноблар. Ты стал слишком любопытен. Все, что ты можешь сделать, — это заткнуться, иначе…
Голос воспроизвел сухой щелчок курка, и разговор прервался.
С минуту я сидел, застыв и не выпуская трубки из руки. Хорошенькое дело!
Я положил трубку на рычаг, прижав ее сверху ладонью. У меня было такое ощущение, что события опережают мое понимание. Если моя идейка о "Мести за полицию" была верной, то теперь я знал, кто именно мне звонил. Трудно произнести имя, звучавшее у меня в голове. Трудно, но надо. Бертье. Наш капрал Бертье… Невозможно вообразить себе этого красномордого толстяка в роли поборника справедливости. Невозможно поверить, что именно его голос миг назад угрожал мне по телефону. Невозможно — и все же я был почти уверен в этом. И дело выходило нешуточное. Куда там! Впрочем, я и не собирался шутить. Этот телефонный звонок я принял всерьез. Каждое сказанное слово. Я ведь видел, во что превратили трех молодчиков. Я смотрел всего пару секунд, но этого мне вполне хватило. Уж поверьте, такое зрелище не требует долгого созерцания. Нормальному человеку достаточно и одной секунды. Может, вас это и удивит, но я мгновенно усвоил полученное предупреждение. На все сто. И на всю оставшуюся жизнь.
В буфете я отыскал остатки кальвадоса. Я хорошо помнил: бутылку подарил мне Бенар неделю назад. Вообще-то я один не пью. Или пью крайне редко. Но тут я достал кальвадос и щедро влил в себя противную обжигающую жидкость. Никогда не пью один, разве что когда я один и меня мучит жажда. Ну так вот: с самого утра я был один и меня мучила неутолимая жажда. Надеюсь, вы меня поняли.
Алкоголь, вопреки ожиданиям, меня не утешил. Но и вреда не принес. Просто подействовал, как удар хлыста. А ведь я все-таки не мазохист.
Когда следующий телефонный звонок нарушил мои размышления, я был опять сильно под градусом. Поднимая трубку, я приготовился к самому худшему. И промахнулся — звонил Бенар. Сильно обеспокоенный. Даже, могу сказать, напуганный до икоты.
— Это ты, Ноблар?
Он почти орал — так орут: "Спасайся, кто может!"
— Ну чего тебе еще?
Я говорил с ним тоном уверенного в себе парня; кальвадос погрузил меня в приятную эйфорию.
— Тебе сегодня вечером кто-нибудь звонил? — спросил он тоскливо.
— Да мне каждый божий день звонят, так что…
Я нарочно валял дурака. Он пытался заразить меня своей паникой, а я этого никак не желал.
— Можно с тобой увидеться?
Голос у него был и впрямь напуганный, и я смягчился.
— Ну заходи, если хочешь. — И, подавив отрыжку, добавил: — Прихвати чего-нибудь пожрать и выпить, а то у меня хоть шаром покати.
— О'кей, еду.
Он даже не оговорил условия контракта: значит, дело и вправду пахло керосином.
Я убрал в буфет почти порожнюю бутылку и пошел в переднюю чесануть волосы перед зеркалом. Глядя в него, я многозначительно подмигнул себе. Привет, птенчик!
Вернувшись в комнату, я поправил диванные подушки и набрал Кларин номер. Ее не было дома, и это меня утешило.
Бенар явился через полчаса, — бледный, лихорадочно дрожащий. Он принес здоровенный пакет от "Франпри"[17] и водрузил его на кухонный стол. Я тут же залез в пакет и выудил на свет божий бутылку кагора, которую сразу и откупорил. Бенар молча глазел на меня, слегка удивленный моим нарядом и уж конечно моей опухшей мордой.
— Опять нализался? — спросил он наконец.
— Ну вот, нельзя уж и стаканчик выпить, сразу "нализался"…
Он взял протянутый мной стакан вина — небольшой такой, с портретом Мишеля Платини.
— Значит, тебе тоже звонили?
Его голос дрожал. Я помолчал, перед тем как ответить.
— Звонили, ну и что? Любой шутник может устроить такой розыгрыш. Ну даже если это действительно "Месть за полицию"? Ты можешь себя в чем-нибудь упрекнуть? Я — нет. Парни из уголовки допросили меня — что было, то было, — но я ни слова им не сказал. Да и говорить мне нечего, я же ни черта не знаю…
— Эти типы нагнали на меня страху, — прервал Бенар, — они вляпались в это дерьмо и теперь не знают, как оттуда выбраться.
— Но вряд ли они из нашего подразделения, — рискнул я заметить.
— Во всяком случае, нас они знают…
Бенар смолк и глотнул из стаканчика. Потом резко повернулся ко мне.
— Почему они звонили лично тебе — вот сегодня утром?
— Кто "они"? — ответил я вопросом на вопрос, стараясь выиграть время.
— Ну эти, из уголовки, ты же знаешь…
— Я вижу, дурные вести не стоят на месте. Тебе-то откуда стало известно?
Бенар налил себе второй стакан и протянул бутылку мне. Я отказался. Он продолжал: