Хозяин кабинета встал, давая понять, что беседа окончена. Не поднимаясь со стула и не меняя позы, Малько произнес:
— Насколько мне известно, еще совсем недавно вы оказали несколько услуг мистеру Стоуну. Жаль, что мне придется проинформировать его о внезапном изменении вашей позиции. Очень жаль!
Он сделал ударение на слове «очень». Жюльен Лало словно окаменел. Малько поднялся со стула, надел свои темные очки и протянул ему руку:
— До свидания, господин Лало, рад был с вами познакомиться!
Жюльен Лало отчаянно заморгал. На его морщинистой шее вздулись вены, а в темных глазах блеснула ненависть: достаточно было нескольких телефонных звонков из ЦРУ — и прощай его лицензия на импорт!
Со страшным усилием он выдавил из себя улыбку:
— Вы мне нравитесь. Пожалуй, я все-таки попробую вам помочь. Знахарь, у которого я покупаю «буакошон», — очень известный хумган[4]. Может быть, он что-нибудь знает… Завтра я должен с ним увидеться — заодно и расспрошу о Жакмеле!
Малько не стал афишировать свое удовлетворение. Пока Жюльен Лало прихрамывая провожал его до двери, Малько все пытался угадать, за счет чего он еще мог пользоваться успехом у женщин. Кожа на его шее была сморщенной, как печеное яблоко.
— Я живу в «Эль-Ранчо», — сказал напоследок Жюльен Лало.
Его рукопожатие было не таким энергичным, как при встрече.
Дорога, петлявшая среди поросших деревьями холмов, начала углубляться в джунгли. До Петьонвиля было несколько километров. Вцепившись в руль машины, Малько всматривался вперед. Чтобы найти дом Симоны Хинч, он располагал лишь примитивным планом, который набросал для него один из служащих ее картинной галереи. Надо было проехать три километра в сторону Кенскофа и повернуть направо у высокой стены. К дому молодой женщины вела узкая дорога. У ворот должен был стоять ее зеленый автомобиль марки «мэверик».
Малько взглянул в зеркало заднего вида: ни души. В этом районе находились виллы богатых гаитян из Порт-о-Пренса. За покупками они ездили в расположенный в десяти километрах Петьонвиль. Нервы у Малько были на взводе: охваченный паникой Жюльен Лало вполне мог послать его в западню. Выбор у старого доносчика был мучительно трудный: избавиться от Малько — или рискнуть встретиться с Габриэлем Жакмелем. На всякий случай, отправляясь в это путешествие, Малько сунул под сиденье машины свой ультраплоский пистолет.
Показалась упомянутая служащим стена. Малько повернул направо и поехал по узкой дороге между виллами, которые казались необитаемыми. Увидев зеленую машину, он затормозил и выключил мотор. Воздух здесь был восхитительно чистым и прохладным. Малько достал из своей поясной сумки адресованное Симоне Хинч письмо и положил его во внутренний карман пиджака.
Выхватив письмо из рук Малько, Симона Хинч развернула его и сразу же погрузилась в чтение, так и оставшись стоять посреди комнаты. В жизни она оказалась еще привлекательнее, чем на фотографии: джинсы аппетитно обрисовывали округлость ее ягодиц, а полурасстегнутую блузку распирала высокая грудь. Однако в ее больших карих глазах, красоту которых подчеркивали аккуратно уложенные на висках волосы, сквозила бесконечная усталость. В ней ощущался какой-то надлом. Нежное и чувственное от природы лицо портили напряженность и озабоченность. Ее кожа была удивительного золотистокоричневатого тона, будто подвергнутая обжигу.
Прочитав письмо, она посмотрела на Малько и мелодичным голосом, в котором, однако, тоже чувствовалась напряжённость, сказала:
— Извините — я даже не предложила вам выпить…
Она ушла на кухню и вернулась оттуда с подносом, на котором стояли два стакана, бутылка рома и минеральная вода «Перье». Налив ром в стаканы и разбавив его «Перье», она села напротив Малько.
В доме царила полная тишина. Чистый воздух и окружающий ландшафт напоминали Швейцарию. Малько пригубил крепкий и прохладный напиток, не спуская глаз с хозяйки дома. На вид ей было лет двадцать пять. Что заставило ее уединиться в этой глухомани? Симона Хинч в свою очередь оценивающе смотрела на Малько. Молчание становилось очень красноречивым… Вдруг эта почти незнакомая женщина вызвала у Малько острое, животное желание. Она казалась такой женственной и беззащитной со своим цветущим телом и красивым, истомленным лицом…
Наверное, почувствовав его состояние и решив разрядить атмосферу, она положила ногу на ногу и спросила:
— Вы знаете моего отца?
Малько покачал головой:
— Лично нет — но много о нем слышал.
— Зачем вы приехали сюда?
Она продолжала сжимать в руке письмо, точно опасаясь, что его могут отнять.
Малько улыбнулся:
— А вы — почему вы прячетесь в этой глуши, вдали от Порт-о-Пренса?
Симона Хинч горько улыбнулась:
— Потому что хочу покоя. Раньше я жила в квартале Буа-Бернар, недалеко от церкви Сакре-Кёр. У меня там было много друзей. Но одни уехали, других нет в живых. Все опустело. А возле моего дома часто стали появляться тонтон-макуты — и, поскольку мне хорошо известно, на что они способны, я предпочла поселиться здесь.
Малько не отрываясь смотрел на нее своими золотистыми глазами.
— В ожидании лучших времен?
Симона Хинч на секунду оживилась, но потом глаза у нее снова потухли, и она покачала головой:
— Об этом нечего и мечтать — у дювальеристов очень сильные позиции. Чудес не бывает.
— Речь идет не о чудесах… — начал Малько, решив, что пора переходить к делу.
И он спокойно рассказал ей о причинах своего приездах на Гаити и о ее возможной роли в операции. Поначалу она слушала с изумлением, потом с интересом и наконец возбужденно стала покусывать губы. Не будучи еще уверенным в ее согласии, Малько пока не упомянул о Габриэле Жакмеле. Когда он закончил, Симона Хинч долго молчала, опустив глаза, потом сказала:
— Мне бы очень хотелось поверить, что это возможно! До сих пор все попытки покончить с дювальеризмом были заранее обречены на провал. Однажды заговорщики даже захватили «Б-25» и бомбардировали Дворец — и так были уверены в успехе, что не — запаслись горючим на обратный путь. Им пришлось сесть на аэродроме Порт-о-Пренса, где их и схватили. «Папа Док» лично пытал их в подвалах своего дворца. Трупов потом никто не видел…
И она мрачно добавила:
— Поэтому будьте осторожны. Тюрьма «Фор-Диманш» битком набита людьми, которые думали, что им удастся свергнуть Дювалье…
Малько колебался: прежде чем выложить все карты на стол, надо было убедиться в ее готовности сотрудничать. А для этого следовало завоевать ее доверие — и в самый короткий срок: дювальеристы со дня на день могли заинтересоваться целью его приезда на Гаити.
— Мне бы хотелось пригласить вас в какой-нибудь приличный ресторан, — предложил он. — Здесь такие есть?
Симона неуверенно ответила:
— Это было бы неосторожно с нашей стороны. Нам лучше не показываться вместе.
Она помолчала, потом слабо улыбнулась:
— Хотя, когда вы подъезжали к дому, вас, наверное, все равно видели: здесь все друг за другом следят… И повсюду — макуты. На людях нельзя сказать ничего лишнего… Может быть, пойти в «Сэ Си Бон»? Это дансинг, где макутов не слишком много…
Под звуки песни «Папа Док на всю жизнь!» три пары тряслись на крошечном пятачке между столиками. Музыканты маленького оркестра от души веселились, глядя на самозабвенно вращающую бедрами высокую негритянку с выкрашенными в рыжий цвет волосами.
Малько и Симона сели за столик недалеко от входа. Снаружи «Сэ Си Бон» был похож на обычную виллу. Погруженная почти в полную темноту танцплощадка находилась на первом этаже. Здесь пили и ели танцуя. В углу какая-то пара находилась в продвинутой стадии флирта.
Оркестрик не переставая играл практически одну и ту же слащавую мелодию.
— Потанцуем? — предложил Малько.
В темноте он едва различал черты ее лица. Кокетливо собранные на затылке волосы, подчеркивающее стройную фигуру короткое платье и запах тонких духов делали ее очень привлекательной.
Танцевала она грациозно, не прикасаясь к Малько.
И вдруг прижалась к нему всем телом.
Он даже не успел этому обрадоваться: она прошептала ему в ухо:
— Посмотрите!
Пять негров усаживались за один из столиков.
— Это макуты!
Она сжала руку Малько. В центре лба у нее образовалась глубокая морщина. Малько обнял ее; она положила голову ему на плечо. Они танцевали не в такт музыке, прижавшись друг к другу. Постепенно она стала расслабляться — но вдруг встрепенулась и, отодвинувшись от него, прошептала:
— Боюсь, вы будете разочарованы.
— Разочарован?
— Да. Мужчины меня не интересуют. Но я могу подыскать вам какую-нибудь девушку. Я понимаю, что вам это нужно.
Уставшие музыканты решили сделать перерыв. Малько и Симона сели за свой столик. Макуты молча пили пиво. Симона снова напряглась. Малько дружески погладил ей руку.
— Это сильнее меня, — тихо произнесла она. — Я видела слишком много ужасов. Люди здесь иногда исчезают. Время от времени узнаешь, что кого-то из них макуты забили насмерть в «Фор-Диманш».
Помолчав, она сказала:
— Уйдем отсюда!
Пока они шли к выходу, Малько не покидало ощущение, что все пятеро тонтон-макутов не спускают с них глаз. Снаружи царил кромешный мрак. Малько с трудом разыскал свою машину. Симона откинула голову на подголовник и, казалось, заснула, не смущаясь тем, что платье у нее задралось почти до бедер.
Всю дорогу они ехали молча — только когда Малько затормозил у ее дома, она подала признаки жизни.
— Извините, я задремала…
Она повернулась к нему. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом, повинуясь властному инстинкту, Малько обнял ее и привлек к себе. Она не сопротивлялась. Он попытался раздвинуть ей зубы языком: на какой-то миг это ему удалось — но она сразу же опять плотно сжала челюсти и губы, хотя и не отодвинулась от него. Малько положил руку на ее обнаженную ляжку. Сильно вздрогнув всем телом, Симона съежилась, точно укушенная змеей. Малько снова попробовал раздвинуть ей зубы, но на этот раз она молча отодвинулась от него. Он не стал упорствовать.