– Что значит не отвечал взаимностью? – Губы Ольги задрожали то ли от обиды за подругу, то ли от негодования.
– Что вы себе позволяете? – спросила Зоя.
– Я сказала что-то не так? – невинно поинтересовалась Мирослава.
– Конечно! Я говорю вам, что Юлиан приставал к Насте!
– Почему она не пожаловалась мужу?
– Не хотела ссорить сына с отцом. Она же не зверь какой-то. Была… – с искренней печалью проговорила женщина.
– Вы ничего не путаете?
– Я?!
– По полученным мною ранее сведениям, не Юлиан строил глазки Анастасии, а она пыталась склонить его к близости с собой.
– Это ложь!
– Вы хорошо знаете Юлиана?
– Неплохо.
– Он производит впечатление распущенного молодого человека? – спросила Мирослава.
– Не производит! Но он умеет притворяться, – ответила Ольга раздраженно.
– Понятно. Угрожал ли он ей когда-нибудь?
– Нет, – покачали головой обе подруги.
Мирослава поняла, что больше ей ничего не удастся добиться от подруг Анастасии Горской, распрощалась с ними, сообщив на прощание:
– Если вы снова будете разговаривать со следователем, то не стоит убеждать его в том, что юный пасынок домогался взрослой мачехи. Все, на чем вы с таким упорством настаиваете, известно вам исключительно со слов вашей подруги. Своими глазами вы ничего не видели и своими ушами не слышали. Я почти уверена в том, что Анастасия Горская не была беззащитной овечкой. И учтите, что существует статья, по которой вас могут привлечь за дачу ложных показаний.
– Спасибо за предупреждение, – буркнула Ольга Геннадьевна с самым что ни на есть хмурым видом.
– Мы учтем ваши советы, – добавила Зоя Михайловна сухо.
После ухода детектива обе подруги Анастасии Горской, и Скоробейникова, и Тимирязева, чувствовали себя, что называется, «униженными и оскорбленными».
– По-моему, она издевается над нами, – сказала Зоя Михайловна.
– Просто она не поверила ни одному нашему слову, – возразила Ольга Геннадьевна, – а доказательств у нас с тобой нет.
Мирослава тем временем добралась до дома, в котором жили Горские, и принялась расспрашивать соседей. Начала она с тех, что находились во дворе, не пренебрегая ни одним свидетелем, затем вошла в подъезд и одну за другой обошла все квартиры.
В пяти из них никого не оказалось дома. Все те, кто открыл ей дверь, отзывались о Юлиане положительно. Некоторые жалостливо вздыхали: «Бедный мальчик».
А вот мнения об Анастасии Горской разделились. Хотя не одобряли ее поведения в основном пожилые женщины.
Когда Мирослава спрашивала, чем именно им не угодила молодая женщина, то слышала в ответ:
– Хоть и нельзя говорить плохо о мертвых, но она была бездельницей.
– То есть?
– Сидела дома, деньги мужа тратила, сама пальцем о палец ударить не хотела.
– То есть?
– Посудите сами! Молодая здоровая кобыла сидит дома, ничего не делает! Дом за нее Авдотья вела.
– Авдотья?
– Ну да! Авдотья Ивановна Коровкина. Домработница их. Можно сказать, что она и Юлика вынянчила.
Одна, можно сказать, совсем юная девица осудила Анастасию за манеру одеваться:
– Она же юбки носила с разрезом до пупа! Или шорты, ничего не прикрывающие! А как она красилась!
– Как?
– Так, что после ее шпаклевки лица на нем ничего натурального не оставалось! И губы так малевала оранжевой помадой, чтобы рот казался огромным!
– Вы нарисовали просто карикатуру какую-то, – проговорила Мирослава.
– Она и была карикатурой! – отрезала девица и захлопнула дверь перед носом Мирославы.
Детектив видела изображение Горской и не заметила особых излишеств в ее макияже. Да, косметики было на ее лице много, но все же это не уродовало женщину, видимо, она прекрасно знала, как и в каких местах ее можно наносить.
Большая часть жильцов мужского пола высказывала нейтралитет. Выражая его такими словами:
– Настя, конечно, бедовая, но красавица, глаз не оторвать.
Или:
– Осуждать молодую женщину за то, что живет в свое удовольствие, глупо. Если у ее мужа есть средства, то у нее нет надобности бегать на работу.
Мирослава решила поговорить и с жильцами других подъездов.
От жильца угловой квартиры, расположенной на первом этаже, она услышала:
– Не знаю, какие у них были отношения в семье, может, хорошие, а может, сор из избы не выносили. Но зато могу точно сказать, что Настя ругалась с Иваном Борисовичем Сумароковым из дома напротив. Он даже грозился убить ее.
– Убить? – приподняла Мирослава одну бровь.
– Или покалечить, – призадумался пожилой мужчина.
– Что именно он сказал ей?
– Погодите, сейчас вспомню. – Жилец сдвинул брови, потом нахмурил лоб, почесал себе макушку и наконец выдал: – Вспомнил! Он ей ноги обещал переломать! И руки, кажется, тоже, – добавил он, но лицо его при этом выражало неуверенность.
– И за что же Сумароков грозился так жестоко покарать Анастасию Горскую? – спросила детектив.
– Как за что?! – возмущенно проговорил сосед, покосился на Мирославу. И только потом пояснил: – Она написала заявление Кириллу Владимировичу Старковскому!
– Кто это?
– Домоуправ! – ответил жилец и посмотрел на Мирославу, взглядом давая ей понять, что не знать Старковского недопустимо.
Проигнорировав осуждающий взгляд, детектив спросила:
– А в чем суть заявления?
– Настя просила, вернее, требовала, чтобы он спилил дерево!
– Какое дерево?
– То самое, в которое она врезалась. Как чувствовала, бедняжка!
«От столкновения с ни в чем не повинным деревом сама Анастасия не пострадала, – подумала про себя Мирослава, – только ее автомобиль». И спросила:
– И что же, Старковский отказался его спилить?
– Какой там! – взмахнул руками мужчина. – Он этим делом всегда занимается с радостью и большим усердием.
– Но дерево-то он не срубил!
– Не успел.
– То есть?
– Кирилл Владимирович в больнице.
– Что с ним?
– Не поверите!
– А вы все-таки расскажите, – стараясь не улыбнуться, попросила Мирослава.
– Кирилл Владимирович переходил улицу, торопился, на этом перекрестке зеленый свет горит совсем мало, – пояснил мужчина. – Вот он и подошел сзади близко к самосвалу, груженному спиленными деревьями, и так получилось, что кузов опрокинулся, и они все на него свалились!
– Мистика!
– Почему мистика, – не согласился мужчина, который явно, мягко говоря, недолюбливал Старковского, – Бог-то все видит. Вот выздоровеет и, может, не будет так рьяно истреблять деревья.
– Может быть, – согласилась Мирослава и спросила: – Вы думаете, что Сумароков не стал дожидаться, пока судьба накажет Горскую, и взял дело правосудия в свои руки?
Мужчина нахмурился и пожал плечами.
Мирослава вернулась к подъезду, в котором жили Горские, и спросила женщин, сидевших на лавочке, не видели ли они, чтобы сосед из соседнего дома, Сумароков, заходил в этот подъезд в день убийства Анастасии Горской.
Мирослава была уверена, что дамы сидят возле подъезда постоянно и смогут ответить на ее вопрос.
Женщины переглянулись и спросили:
– А зачем вам это?
– Говорят, что Сумароков сильно поссорился с Горской.
– Точно! Было такое, – вспомнила одна из женщин, – из-за дерева они сцепились.
– Но мы тут все были против того, чтобы рубить дерево, – сказала другая женщина.
– Однако вы не угрожали Анастасии Горской?
– Нет, – покачали головой женщины.
– Поэтому я и спрашиваю, не входил ли в подъезд Сумароков в день убийства вашей соседки.
– В последние дни нет, – ответили ей. – Да и зачем ему?
– Действительно, незачем, – обронила Мирослава, вздохнув.
– Вы не так поняли! – сказала одна из женщин.
– То есть?
– Он ходит сюда к профессорше Марфе Даниловне Помяловской.
– И что? – насторожилась Мирослава.
– А то, что у него случился сердечный приступ, когда он был у нее. И теперь он у профессорши отлеживается.
– Отлеживается? – переспросила детектив.
Женщины начали переглядываться. А одна многозначительно хмыкнула.
– Так вы думаете, что он не настолько болен? – уцепилась Мирослава за это хмыканье.
– Кто его знает, – прозвучало в ответ.
– Хорошо, я проверю. В какой квартире живет Марфа Даниловна?
– Профессорша наша живет в двадцать четвертой квартире.
– Спасибо, – поблагодарила Мирослава, подумав про себя: «А ведь я с ней уже разговаривала. Придется потревожить Помяловскую еще раз».
Вернувшись в подъезд, Мирослава подошла к квартире профессорши, как называли ее соседки, и снова нажала на звонок.
На лице открывшей ей дверь женщины детектив заметила удивление.
– Вы уже были у меня, – сказала она.
– Да, простите, – перебила ее Мирослава, – я забыла спросить, как чувствует себя Иван Борисович Сумароков?
Лицо Помяловской вытянулось:
– Откуда вы знаете об Иване Борисовиче? – И тут же, не дожидаясь ответа детектива, она проговорила: – Добрые люди вас просветили?
– Типа того, – согласилась Мирослава, – так как же чувствует себя Сумароков?
– Неважно. Но все-таки уже может сам дойти до туалета.
– А выйти из квартиры он может?
– Ну что вы! – На лице женщины появился испуг. – Он не может, и нельзя ему! Но почему вы спрашиваете об этом?
– Накануне разыгравшейся в вашем подъезде трагедии Сумароков поссорился с Горской и угрожал ей.
– Ах, вот оно что, – проговорила Помяловская. И добавила решительно: – Так знайте же, что из-за Насти Ивану Борисовичу и стало плохо! А если вы думаете, что он притворяется, то можете спросить у его лечащего врача.
– Если вы назовете мне его фамилию и дадите номер телефона, то я так и сделаю.
– Ее! – сердито сказала женщина.
– Что, ее?
– Врач – она. Я сейчас запишу вам ее имя-отчество-фамилию и дам номер телефона. Тогда вы, надеюсь, оставите нас в покое.
– Непременно оставлю, – заверила детектив.
Приглашать детектива в квартиру или хотя бы в прихожую профессорша не стала. Она закрыла дверь, оставив Мирославу на лестничной площадке. Такой поступок Помяловской нисколько не огорчил детектива. Мирослава прекрасно понимала чувства женщины и спокойно дожидалась ее появления.