Серафиму, конечно же, не оправдали, но срок она получила небольшой.
Алекс Винтер. Василиса ужасная
Солнце, почти багровое, окрасило больничный сквер в веселенькие тона. Жара почти спала, а ветерок приносил легкое облегчение. Погода зверствовала: уж на что я люблю жару, но в этом сезоне солнце было просто испепеляющим, как в тропиках. Выходить на улицу днем лишний раз не хотелось. Но сегодня избежать этого не удалось.
Дежурный врач был на обходе, попросив подождать несколько минут. Меня это вполне устраивало. Агата, моя коллега из Следственного комитета, задерживалась, о чем предупредила в сообщении. Я вышел из больницы, пристроился на скамейке у клумбы, закурил, сбив дымом комаров, и с удовольствием вытянул уставшие ноги. Сегодня и без того был заполошный день, пришлось изрядно побегать, причем в самом прямом смысле. На дежурстве я в составе наряда отправился на очередную мокруху, бытовую, по пьяной лавочке, неинтересную, ровно до момента, пока задержанный не сиганул в окно рыбкой со второго этажа. Наручники его не смутили, приземлился он на отцветающий куст сирени, изрядно его пообломав. Мы с лейтенантом Литухиным прыгать следом не решились и вместе с еще двумя бойцами бросились вдогонку, скрутив прыгуна через два квартала. Изрезанный стеклами мужчина злобно таращился на нас, наотрез отказавшись возвращаться пешком, а когда его попытались поднять, поджал ноги и издевательски расхохотался.
– Ну и на фига тебе это было надо? Вон, весь в кровище теперь, а все равно сядешь, – сказал запыхавшийся Литухин.
Ему погоня далась тяжелее, в Даниле было лишних десять кило, нормативы он сдавал каким-то чудом. Физподготовка ему не давалась, зато стрелял Литухин как заправский ковбой, лучше всех в отделе, и постоянно мотался на различные соревнования, неустанно возвращаясь с кубками и дипломами.
Прыгун не ответил, только плюнул на землю, но попал себе на штаны. Литухин усмехнулся:
– Снайпер.
Мужик снова плюнул и на этот раз более метко, попав Литухину на ботинок. Данил побагровел и уже приготовился заорать. В этот же момент подъехала дежурная машина, а у меня в кармане зазвенел телефон. Открыв заднюю дверь «уазика», Литухин бесцеремонно затолкал мужчину в «козлятник». Тот плюхнулся на живот и завопил благим матом, но его уже никто не слушал.
– В отдел, шеф? – спросил Литухин. Я вытянул в его сторону руку с поднятым указательным пальцем, призывая к тишине, и прижал трубку к уху.
– Стасян, дуй во Вторую городскую, – сказал дежурный. – Прямо спешно и срочно, Завьялов тут сучит ногами и требует результатов.
– А чего там? – недовольно спросил я. Оформить прыгуна – дело нехитрое, там и смена кончится. А вот тащиться во Вторую городскую больницу под конец дежурства, да еще по личному приказу полковника Завьялова, означало, что какая-то серьезная ситуация. На рядовые случаи руководитель так не возбуждается.
– Первая заммэра, – мрачно сообщил дежурный. – Стас, тут уже с полчаса все на ушах, губернаторская свита и мэр задергали уже. Непонятная история, с виду не криминал, но она вот-вот зажмурится, если верить врачу, и пока была в сознании, все талдычила про убийство. СК уже своего отправил, начальство держит все на контроле, сам понимаешь…
– А из СК кто? Лебедева?
– Она. Ее дернули с какого-то утопленника, так что она наверняка будет рада. Поспеши, я доложу, что ты уже на месте и все контролируешь.
Я бросил трубку и велел Литухину ехать в отдел, оформлять нашего прыгучего клиента. Сомнений в том, что Агата вовсе не обрадуется новому делу под конец дежурства, не было ни малейших.
Агата подъехала к больнице где-то через полчаса, взъерошенная, в грязных берцах, которые всегда таскала с собой на происшествия, хлопнула дверцей машины и бросилась к входу в больницу. Вчера шел дождь, так что представляю ее удовольствие: таскаться по глинистому берегу реки в компании комаров и слепней – мало приятного. К тому же Агата – типичный городской житель, природу она признавала в виде редких вылазок на дачу. Романтика парков и скверов ее не привлекала совершенно, поскольку она ежедневно читала статистику о нападениях на людей в самых живописных городских местах. Так что, если выдавалась свободная минутка, она забиралась на диван с книжкой, игнорируя приглашения на шашлыки и водоемы. Однако мои предположения, что она будет зла, не оправдались. Агата была рада тому, что ее спешно выдернули с осмотра вздувшегося утопленника. Заметив меня, она сбилась с галопа на рысь, а потом и вовсе притормозила.
– Стас, – поприветствовала она, поравнявшись со мной.
– Агата, – в тон ей ответил я. Когда-то давно, еще совсем молодыми, мы изрядно напились и подсмотрели это приветствие в каком-то дешевом американском боевике. Тогда оно показалось нам невероятно забавным, так что последние лет десять на работе мы здоровались только так, подчеркнуто холодно и официально. Со стороны могло показаться, что мы друг друга терпеть не можем, что было совсем не так. Все быстро просекли и забавлялись вместе с нами. Эту манеру пытались собезьянничать и другие коллеги, но у них получалось донельзя фальшиво, так что все быстро прекратили играть в Малдера и Скалли.
– Что там Терехова? Жива? – спросила Агата и раздраженно поглядела на свой трясущийся в истерическом припадке мобильный. – У меня телефон разрывается от звонков сверху.
– Пока да, но шансы невелики, это все, что я узнал. Ее пытаются реанимировать. С врачом еще толком не общался, он по другим пациентам бегает, клялся, что примет нас через полчаса, а реаниматолог еще не выходил.
– Я ничего не поняла из вызова, – призналась Агата. – Там же не криминальный случай, в Терехову не стреляли, не пыряли ножом, не били. С чего врач решил, что это убийство?
– Вот сейчас он нам все скажет, – пожал плечами я. – Пойдем скорее, видишь, телевидение подъехало, оператор с камерой бежит. Постараемся ограничить общение с прессой.
Врачом оказался полноватый, с жидкими усиками, слегка напуганный мужчина лет пятидесяти, представившийся Николаем Петровичем Житенко. Прежде мы с ним не имели дел, потому пришлось вести себя официально, но дружелюбно – ему и так было нелегко. То, что в его руках оказалась жизнь вице-мэра Анны Тереховой, Житенко не радовало, видимо, его тоже задергали звонками. В стекло бились мотыльки, белые, как ангелы, и я подумал: возможно, это не безголовые бабочки, а души пациентов, которым предстоит не пережить эту ночь.
– Честно сказать, я пребываю в некотором замешательстве, – признался Житенко. – Налицо все признаки отравления, но я не могу сказать, что стало тому причиной. Температура держится в пределах сорока градусов, больная не может сфокусировать взгляд, артериальное давление просто критическое, есть еще ряд признаков, которые говорят о том, что Терехова получила огромную дозу яда.
– Откуда ее доставили? – спросила Агата. – И кто?
– Муж, – нервно сказал врач и мотнул подбородком куда-то в неопределенность. – Доставил прямо из дома, там она ничего не ела, по его словам. Но они только вернулись с банкета, кого-то поздравляли, была выпивка, закуски…
– Отведала несвежую устрицу и ей поплохело? – скучным голосом спросила Агата. История ей уже разонравилась, хотя появился шанс отделаться легким испугом. Если дело не криминальное, отравление нас не касалось. Житенко покачал головой.
– Вряд ли. Скорее уж неправильно приготовленную рыбу фугу. Когда я узнал, что она ничего не ела дома, то сразу подумал: к нам повалит куча народа с отравлениями. Сами понимаете, если на банкете подали что-то токсичное, при таких симптомах вряд ли случай был бы единичным. А там, как я понял из объяснений супруга Тереховой, присутствовали сливки общества: мэр, губернатор, ну и все их заместители, даже какая-то знаменитость из столицы… Я, простите, доложил наверх, что Терехова отравилась. Мэр тут уже был, просил анализ крови взять спешно, но чувствовал себя прекрасно, губернатор тоже проверялся, правда, не у нас. Мэра я осматривал сам, никаких признаков отравления. А Терехова несколько минут была в сознании и все шептала: «Убийство, убийство…» Я подумал: возможно, ее отравили преднамеренно, и она об этом знала.
Агата поглядела на меня, я на нее. В голове промелькнули все великие отравители мира, от семейства Борджиа до миледи Винтер.
– А вы можете сказать чем? – спросил я. Житенко замахал руками.
– Да что вы, голубчик, тут токсикологию надо делать. Мы ведь не знаем, что она ела, вдруг там правда какая-нибудь пакость была вроде фугу, хотя я не слышал, чтобы у нас ее вообще где-то подавали… Но это не пищевое отравление, симптомы не те, слишком скоротечно.
– А если предположить? – подсказала Агата. – Что могло вызвать такую реакцию в организме?
– Да что угодно, – отмахнулся Житенко. – Сейчас химии всякой вагон, какие-то природные составляющие. Я на этой стадии вам ничего не могу сказать, тут вопрос жизни и смерти. С Тереховой сейчас наш токсиколог работает, может, он вам скажет что-то, когда выйдет. Вы с мужем поговорите, он в коридоре сидит.
Муж Тереховой, старательно молодящийся мужчина неопределенного возраста, действительно сидел в коридоре, запустив пальцы в длинные волосы. Изрядно поношенный белый халат висел на одном плече, синие бахилы сползли с элегантных летних туфель. Фигура была отображением подлинного отчаяния.
Личность мужа была в городе хорошо известна: Лев Терехов – хлебный магнат, чье состояние достигало каких-то баснословных цифр. Капиталы успешно наживал при помощи влиятельной супруги, помогающей ему выигрывать тендеры, уходить от налогов и порой даже от уголовного преследования. За плечами Терехова были два громких судебных процесса, где его поначалу довольно успешно обвиняли в финансовых махинациях при получении госзаказа, но оба удивительным образом развалились. Меня ситуация нисколько не удивляла, при миллионных махинациях люди частенько отделываются условкой или домашним арестом, другое дело, если бомж стырит бутылку водки. Тут и года на два можно сесть.