Алекс потянулась за телефоном и минут через десять отрапортовала: о развешанном по кустам белье Снежаны Антоновой соцсети и СМИ молчат.
– Нелепица какая-то, – удивилась Агата. – Может, правда тайный фетишист?
– Давай-ка я до поста сгоняю, – предложил я. – Охрана же у вас абы кому шлагбаум не поднимет. Может, был кто-то залетный.
Дамы остались убирать со стола, а я за полчаса доехал до поста охраны и без особого труда убедил их показать мне записи с камер. Вернувшись в дом Агаты, я сообщил: за прошедшие сутки в поселок въехало всего несколько машин, включая мою, однако все они прибыли по разрешению, и лишь одна не вписалась в общие рамки. Это было такси, которое прибыло к дому некоего Корниенко. Агата нахмурилась.
– И чем знаменит этот Корниенко? – спросил я.
Агата помолчала и добавила с ноткой отчаяния:
– Это местный протестант.
– Бывает, – пожал я плечами. – У всех своя вера.
– Да какая вера? – возмутилась Агата. – Николай Корниенко ярый агностик. Он просто вечно против чего-то протестует, выходит с плакатами на одиночные пикеты: то за экологию, то против застройки. И, если мне не изменяет память, с Антоновым они уже сталкивались. Теоретически он вполне мог проникнуть в дом и устроить показательную акцию с бельем, это вполне в его духе. А живет он через два дома, через орнитолога Доманова и физика-ядерщика Роговского, так что мог подобраться незамеченным. Может, навестим его?
– Давай, – вздохнул я. – Все равно ведь не успокоишься.
Мы еще не успели подойти к участку Николая Корниенко, как услышали забористую ругань, сопровождаемую вскриками и повизгиванием. Подойдя, мы убедились, что светлая мысль спросить у охраны поселка о прибывших машинах пришла в голову не только нам. Антонов, заподозрив активиста в краже, тоже явился выяснять отношения, но, судя по тому, что мы увидели, Корниенко в помощи не нуждался. В тот момент он гонял Антонова по участку обломанным фанерным транспарантом, на котором красовался фрагмент надписи: «Остановим застройку». Антонов пытался пробиться к калитке, но Корниенко ловко оттеснял его назад и лупил транспарантом по спине и голове, восклицая:
– Я тебе покажу кузькину мать! Я тебе покажу, кто тут вор!
Мы с удовольствием бы понаблюдали за наказанием еще немного, но все могло кончиться плохо, и потому я зычно крикнул:
– А ну прекратить!
Догонялки тут же прекратились. Корниенко бросил транспарант и, уперевшись руками в колени, перевел дух. Антонов подбежал к нам и, ткнув пальцем в соседа, визгливо заорал:
– Арестуйте его! Это он! Он! Посадите его! За кражу! За тяжкие телесные!
– На тяжкие телесные тут не тянет, – возразила Агата. – Он вам даже нос не разбил, и, судя по вашей бодрости, даже сотрясением не пахнет.
Антонов на мгновение задумался, а потом театрально закатил глаза и упал на траву. Мы переглянулись и вздохнули.
– Венцеслав, ну что за шапито? – рассердилась Агата. – Вставайте и объясните, с чего вы обвинили Корниенко в краже?
Антонов, не открывая глаз, поднял руку и ткнул куда-то вверх, сделав пару вращательных движений. Мы задрали голову и почти сразу увидели на ветке старой ели красные трусы. Корниенко проследил за нашим взглядом, нахмурился и потребовал объяснений, а когда получил их, возмутился:
– Вы серьезно? Чтобы я полез воровать чьи-то труселя и потом развешивать на ёлках? Это что за акция такая? Нет, я могу на пикет выйти, даже административку получить, но за правое дело! Понимаете? За правое! Я вот против застройки заповедника, а ваш распрекрасный Антонов, между прочим, ратует за то, чтоб чудный зеленый уголок превратить в царство бетона. Там реликтовые сосны растут, а он хочет построить супермаркет, будто их у нас мало!
– Люди желают жить на природе! – взвизгнул Антонов. – Имеют на это право, а я всего лишь забочусь о своих избирателях!
– Пусть сперва эту природу создадут, а не портят имеющуюся, – отрезал Корниенко. – Посадите деревья, очистите речку, уберите свалки. А не загрязняйте заповедники своими небоскребами.
– Николай, вы чем с утра занимались? – вмешалась Агата.
Корниенко насупился и посмотрел на нее исподлобья.
– Вчера вечером как приехал, так дома и был. Вам алиби надо? Так его у меня нет, жена дома осталась, поругались мы. Я вот сюда приехал, плакаты малевал, особо не выходил. Ну, Сергеевич мог меня видеть, он там все со своим курятником возился, а больше мне свою невиновность подтвердить нечем. Но я ничьи трусы не воровал. У меня и самого кое-что пропадало.
– Что именно? – насторожилась Агата.
Корниенко махнул рукой.
– Да ерунда. В основном фломастеры. Но, может, закатились куда… Хотя куда могла закатиться пачка фломастеров? И ведь, знаете, что любопытно: они у меня по одному, по два пропадали. Я сперва одного хватился, поискал – нету. А как-то утром вообще ни одного не осталось. Я у внучки спросил, она как раз в гостях была, говорит, не брала, но дети, сами понимаете… Взяла и забыла.
– Дети, они такие, – рассеянно ответила Агата. Мы переглянулись, припомнив, что обсуждали возможность совершения кражи подростками. – А кто сейчас в поселке с семьями, не знаете? Кто с детьми приехал?
– Да не знаю, – пожал плечами Корниенко. – Сентябрь же, дети в школах, а кто на выходных бывает, я не в курсе, сам на даче наездами.
– Сергеевич – это вы про Доманова? – спросила Агата, махнув рукой в сторону соседнего дома.
Корниенко кивнул.
– Ага, про Олега Сергеевича.
– Пойду навещу Олега Сергеевича, – сказала Агата и двинулась к калитке.
Мы с Алекс пошли следом.
– Вы что, его даже не арестуете? Он же маньяк! – взвизгнул Антонов.
Мы не удостоили его ответом и ушли.
В доме орнитолога Олега Доманова горел свет. Мы вежливо постучали. Спустя минуту хозяин вышел к нам и, щурясь, попытался разглядеть, кто это пожаловал к нему на ночь глядя. Опознав соседку, Доманов даже обрадовался:
– Агата, дорогая, сколько лет… очень рад. А чего вы так поздно? Случилось что? Да вы проходите, проходите…
В голосе хозяина послышалось беспокойство. Агата в двух словах обрисовала картину произошедшего, пока нас вели через темные сени на кухню, где пахло свежим хлебом и чем-то странным, вызывающим ассоциации с курятником. На кухне тускло светилась лампочка, в углу на полке возилась непонятная черная туча, будто хозяин якшался с нечистой силой и завел личного черта.
– Этот Антонов просто наказание для всех, – посетовал Доманов. – Дамы, садитесь за стол, сейчас чайник поставлю. Не обессудьте за темноту, лампочка перегорела, нашел только совсем слабую… Я и сам Антонова терпеть не могу, особенно после его планов на заповедник, мне тут на днях попался на глаза очень занятный документ, который может ему помешать… Наверное, надо его обнародовать… О чем вы спрашивали? Ах да… Алиби Корниенко я могу подтвердить, он с утра был дома. Хотя и не постоянно у меня на глазах… Дел хватало и без того, чтобы за соседями следить…
– Там все преступление заняло бы минут двадцать, – покачала головой Агата. – Вы могли выпустить его из виду на полчаса?
– На полчаса? Запросто… Но это получается, что алиби у него нет?
– Получается, нет, – кивнула Агата. – Вы не знаете, кто приехал в поселок на выходные с детьми?
– Оля Усова с дочкой приехала, – не задумываясь, ответил Доманов. – Ее Насте лет шестнадцать. Ковязины с детьми, им по восемь и девять лет… Думаете, дети озоровали?
– Да все возможно, – пожала плечами Агата.
В этот момент черная туча в углу пошевелилась и отчетливо произнесла:
– Карлуша хороший.
Мы подпрыгнули, а Олег рассеянно подтвердил:
– Хороший, хороший… Неужели дети проказничают?
– Это кто у вас там? – восхитилась Алекс, подскочила с места и бросилась разглядывать тучу, поскользнулась и едва не упала.
Я удержал ее, услышав, как под ногой Алекс что-то хрустнуло. Она нагнулась и подняла с пола небольшой предмет.
– Это Карлуша, – улыбнулся Доманов. – Мой ворон. Я его года четыре назад отбил у кошек. Сейчас вот живет со мной, никуда не улетает, разговаривать научился. Проказник невероятный, всеобщий любимец. Его даже по телевизору показывали.
– Ворон и разговаривает? – удивилась Алекс, положила на стол находку и извинилась: – Я тут на что-то наступила… Надо же, никогда не видела разговаривающих воронов, только попугаев. И еще в Таиланде какого-то их местного скворца. Он по-тайски здоровался.
– Вороны очень хорошо имитируют человеческую речь, не хуже попугаев, – пояснил Доманов с любовью. – Особенно если находятся с человеком в контакте. Они таким образом требуют внимания или выпрашивают лакомство. Вот мы тут беседуем, а Карлуша услышал и решил поживиться вкусняшкой. Вороны вообще очень хорошо поддаются дрессуре, различают цвета и могут выполнять простейшие команды.
Мы не ответили. Агата и я глядели на стол, где лежал треснутый фломастер фиолетового цвета. Агата кашлянула и спросила:
– Олег, а это ваше?
Доманов бегло взглянул на фломастер и пожал плечами.
– Не знаю. Может, наш, а может, Карлуша притащил с помойки. Я его не держу, выпускаю, думаю, может, он в природу вернется, но он погуляет, а потом летит назад. Ну и тащит в дом, что найдет. Помните, я говорил вам про интересный документик? Я как-то утром сижу прямо тут, завтракаю. В этот момент в окно влетает Карлуша с бумажкой в клюве. Я его похвалил, дал кусочек курочки, бумажку выкинуть хотел, но потом развернул. А там – экспертное заключение, адресованное нашему дорогому кандидату, что, мол, строительство высоток на территории заповедника не рекомендуется, так как почва для этого не подходит, слишком мягкая, к тому же на территории действительно произрастают несколько видов кустарников и цветов, занесенных в Красную книгу, обитают земноводные, находящиеся под охраной… И я не понимаю, почему, имея на руках такой документ, Антонов все еще планирует здесь застройку и даже подогнал технику…
– Карлуша хороший, – авторитетно заявил ворон.