– Он без конца повторял: это ее дом, я не могу ее выгнать, вы подружитесь. – Плечи Софи передернуло от воспоминаний. – Знаете, временами я даже завидовала ей. А ребенок чужой, и ему тут не место. Я все время плакала, а он говорил, что когда унесет ребенка, то я сразу забуду о нем. Но разве такое возможно забыть? – Она опустила глаза на свои мелко подрагивающие ладони, лежащие поверх больничного пледа.
– Он говорил, почему убил жену? – поинтересовался Тай.
– Он сказал, что она не позволила бы нам быть вместе. Я скорбела о ее смерти, ведь, вполне возможно, если бы она осталась жива, то ничего этого бы не случилось, – дрожащим голосом ответила Софи и смахнула слезы.
Питер окончательно слетел с катушек, когда Софи начала встречаться с Джозефом, испугался, что потеряет ее. Так он сказал. Питер похитил Софи, когда впервые заметил ее округлившийся живот. Живя в собственном мире по своим законам, Ленг долго игнорировал перемены в теле девушки. А когда на него снизошло озарение, решил, что это ребенок Джозефа. Питер задумал избавиться от него, чтобы Софи могла родить уже его ребенка, и тогда они стали бы счастливы. Ленг заставил Софи написать то письмо родителям, надеясь, что они не станут ее искать, и оказался прав.
Софи обняла себя руками и расплакалась сильнее. Психотерапевт притянула ее к себе за плечи и взглядом попросила детективов оставить их.
Питера приговорили к пожизненному заключению в лечебно-исправительном учреждении за убийство жены и ребенка, насильственные действия сексуального характера и незаконное лишение свободы Софи. Доказательств его вины было более чем достаточно. След протектора подошвы хоть и принадлежал свидетелю, как изначально предположил криминалист, зато записи с камер видеонаблюдения в парке подтвердили его причастность. И это не считая показаний Софи и всего, что было обнаружено в доме. С такой доказательной базой успеха в суде мог бы добиться даже школьник, а у них был опытный прокурор.
Узнав о том, что убил собственного сына, Питер покончил с собой в психиатрической клинике. А Софи обратилась в кризисный центр для женщин, попавших в сложную жизненную ситуацию, где ей помогли найти работу и квартиру. Еще через месяц Софи забрала к себе сестру. Их жизнь изменится, но они никогда не забудут этот кошмар. Кошмар, в котором семья страшнее зверя. Софи до сих пор не была уверена до конца: уничтожил ее Питер или спас от семьи. Но если она справилась с этим, то и остальное ей по плечу.
Ветер унес ее страхи вместе с последними засохшими листьями, а первый снег принес очищение.
Евгения МихайловаНаследство
Инна родилась четвертым ребенком в многодетной семье. У нее были три старших брата, а в пять лет она сама уже была старшей сестрой для двух братиков и крошечной сестрички. Они с родителями жили в однокомнатной квартире. Инна всегда хотела есть. Ее молодой папа не работал. Все жили на детские пособия. В школу она пошла охотно: к коллективу привыкла с рождения, но в классе хотя бы просторнее. И во двор выпускают на переменках. Знания давались ей с трудом. Зато к пятому классу Инна уже была обладательницей своей главной теории, позиции, истины: самое плохое в жизни – нищета, самое прекрасное – богатство.
Ученики частной элитной школы, которая располагалась через сквер от той, в которую ходила Инна, были ослепительно красивы, уверены в себе и свободны. После уроков Инна бегала в сквер, садилась на скамейку и страстно разглядывала этих небожителей, за которыми приезжали шикарные тачки. Нет, конечно, если рассматривать их близко, то красивых так же мало, как и в их школе. Но этот лоск… Эта обалденная непринужденность. Этот кричащий результат особого ухода и богатой сытой жизни: прекрасные волосы, белоснежные зубы, на девочках часто крошечные украшения, которые вроде бы и незаметны, но под солнцем сияют как бриллианты. Потому что это они и есть.
В старших классах у Инны уже были две закадычные подруги, и они втроем постоянно прогуливались у школы за сквером. Придирчиво разглядывали девочек, призывно смотрели на мальчиков. Дома Инна запиралась в ванной, отстранялась от воплей за стенкой и стуков в дверь. Они по-прежнему жили своим постоянно увеличивающимся колхозом. Старший брат привел жену, и они с отцом превратили кладовку в комнату новобрачных. Инна лежала в горячей воде и по частям рассматривала свое лицо и тело в карманном зеркальце. Она сравнивала себя с теми надменными барышнями, анализировала, пыталась вписать свой внешний облик в иную, в ту реальность. Инна не была ни красивой, ни хорошенькой. Она не находила в себе и той неотразимой привлекательности юности, какой писатели из школьной программы по литературе всю плешь проели. У Инны коренастая, грубоватая фигура, как у матери, широкое лицо с тяжелым подбородком и невыразительным ртом, похожим на замочную скважину. Повезло, кажется, только с глазами. Они довольно большие, круглые, красивого темно-коричневого цвета, как у отца. И если посмотреть на ее лицо внезапно, оценить посторонним взглядом, то сразу видишь именно глаза. А для всего остального у Инны уже есть косметика. И, кстати, в той школе она тоже никаких особенных красавиц не видит, если говорить объективно. Ни Моники Беллуччи, ни Джоли и так далее. Обычные лица, всякие фигуры, и все было бы даже примитивно, если бы не обаяние богатства.
За неделю до выпускного вечера в школе Инна и ее подруги Зина и Валя то возбужденно шептались по углам, то ходили с неприступно-загадочным видом. Они не участвовали в подготовке класса к вечеру. Девочки приступили к осуществлению давно вынашиваемой идеи – попасть на выпускной в ту самую школу. Валя уже два раза бегала на свидания с одним парнем, щуплым, нервным и явно сексуально озабоченным. Она изображала внезапную роковую страсть и обещала кавалеру небо в алмазах, если он пригласит ее с подругами на вечер.
– Да без проблем, – ответил он. – Только после всей мутоты с вручениями и напутствиями. И когда получится выпить, у нас все с собой будет. Собираемся к Косте на дачу рвануть. Ребята вам только обрадуются.
Зина познакомилась с девочкой из того выпускного класса. И это была хорошо продуманная постановка. Та девочка часто забегала в магазин у сквера за колой, жвачкой и сигаретами. Зина проследила, пристроилась за ней в очереди в кассу, затем они вышли друг за дружкой. Зина немного постояла и бросилась догонять якобы незнакомку.
– Эй, подожди, – запыхавшись, окликнула она ее. – Это не твоя мобила? Я под кассой подняла. Я за тобой стояла, просто увидела, когда уже расплатилась.
Девочка недоуменно посмотрела на Зину, проверила свои карманы и охнула:
– Ничего себе. Никогда еще не теряла телефон. Спасибо тебе большое. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.
– Да ерунда, – отмахнулась Зина. – Пойдем, я тебя провожу до школы. Я с подругами тут часто гуляю. Давно тебя заметила, ты тут самая симпатичная. Тебя как зовут? Я Зина.
– Меня Алина. Очень приятно, Зина.
Алина была польщена, тронута, затем Зина умело развела ее на жалость, рассказав, с какими убожествами ей придется идти на свой выпускной вечер.
– У нас еще и учителя – просто жандармы.
К концу разговора Алина с Зиной обменялись номерами мобильников и договорились, что Алина проведет трех подруг на свой выпускной мимо охраны. Зина довольно улыбнулась, глядя вслед новой приятельнице, и сунула в рот жвачку, которую выудила из ее пакета. Навыки карманницы она отработала с детства: с какой стати терпеть постоянное отсутствие того, что есть у других. А с телефоном получилось вообще легко: его удалось незаметно достать из кармана узкого и тесного пиджачка Алины.
А Инна, которая в их троице считалась наименее сообразительной и наиболее неловкой, просто с удвоенным усердием строила глазки всем подряд мальчикам из той школы.
Мать купила Инне на распродаже жуткое голубое платье с бантом на груди. Инна два часа красилась, влезла в это платье, а в прихожей взяла пакет с бирюзовым худи. Оно было со стильным капюшоном, длина впереди до колен, сзади почти до щиколоток. Инна его давно присмотрела в неплохом магазине и выпросила у отца деньги. У него всегда была заначка на выпивку, остальное мать отбирала. И было у папы одно хорошее качество – чувство вины перед детьми за то, что их так много, а денег так мало.
Прошло пятнадцать лет с того вечера, который изменил жизнь Инны. Но он так и остался для нее любимым воспоминанием. Тогда у них все получилось. Инна переступила порог другой жизни, с иными ценностями и приоритетами. Да, она была далеко не самая умная из троицы подруг, но именно она тут задержалась. Сумела зацепиться, ухватить удачу за хвост, впиться в свой шанс всеми ногтями и зубами. И – да, Инна Васильевна Майорова уже два года законная жена долларового миллионера Виталия Резункова…
Школьные подруги затерялись в прошлом. У Зины судимость за мошенничество. Говорят, недавно откинулась с зоны. Валя так и осталась дешевой давалкой без претензий, амбиций и планов. А Инну вела ее путеводная звезда, точнее, созвездие: расчет, алчность, хватка и мать их – великая и непобедимая ненависть к нищете.
Она лежала в шезлонге на белой открытой террасе в малиновом кружевном пеньюаре на голое тело. Сентябрьское солнце приятно грело, ласкало. Инне захотелось всей кожей почувствовать его горячие прикосновения. Она расстегнула единственную пуговицу пеньюара, допила вино из бокала и блаженно зажмурилась, даже заурчала. Ей казалось, что она дарит свое обнаженное тело самой природе, которая в ответ окутала его томительной нежностью. Прошли те времена, когда Инна находила в себе кучу недостатков. Теперь она всегда смеется про себя, когда видит других жен олигархов. Эти кости без капли жира, туго натянутая кожа, неподвижные лица с закрепленной улыбкой, которые теперь нужно до конца жизни резать и подтягивать. Инне кажется, что они с завистью смотрят на ее пышную фигуру женщины, которая не отказывает себе ни в каких удовольствиях. На ее очень полное, зато пышущее естественным здоровьем лицо. На ее черные глаза, которые, конечно, стали немного меньше над гладкими, упругими розовыми щеками, зато сохранили свой природный разрез и юный блеск.