– Держите его! – кричала Екатерина Григорьевна, елозя желтым платьем по асфальту, а я замерла на месте, окончательно сбитая с толку. Велосипедист ее точно задеть не мог, а если все-таки задел, то самую малость, так что непонятно, чего ее так разбирает. К тому же мальчишка, бросив велосипед, подбежал к ней, и кричать: «Держите его», не было никакого смысла. Выходит, она имела в виду мужчину, а вовсе не мальчишку.
Вокруг вдовы начали собираться люди, возбужденно переговариваясь, и я услышала чей-то голос:
– «Скорую» вызовите, на женщину напали.
Примкнув к толпе, я выглянула из-за ближайшей спины, и моим очам предстала жуткая картина. Вдова лежала на асфальте, с заботливо кем-то подсунутой под голову кофтой, и обеими руками держалась за бок. А на желтом сарафане расползалось кровавое пятно, как раз в том месте, где были сцеплены ее ладони. Лицо посерело, глаза закатились.
– Это что же делается, – причитала рядом со мной бабка. – Белым днем, в центре города женщину зарезали.
Я уже готовилась грохнуться в обморок, но тут выяснилось, что причислять к покойникам Екатерину Григорьевну поторопились.
– Где «Скорая», вашу мать, – отчетливо произнесла она, взглянула на свои окровавленные руки и отчаянно взвизгнула.
– Он к кинотеатру побежал, – наконец-то начав соображать, заголосила я, и двое мужчин, оказавшихся в толпе, с готовностью ринулись в том направлении, но вернулись даже раньше, чем приехала «Скорая».
– Ушел, – сказал один из них в досаде. – Там в заборе дыра…
– Кто это был? – наклоняясь к Екатерине Григорьевне, спросила я, вспомнив о своей роли сыщика. Она мутно посмотрела и не ответила, а меня, скорее всего, не узнала, что неудивительно.
Наконец появилась «Скорая», вдову увезли, а вслед за этим и полиция пожаловала, народ начал торопливо расходиться, и я одной из первых покинула аллею. Там остались только две старушки. За ними я и наблюдала, укрывшись в кустах по соседству. Видели они примерно то же, что и я: женщина шла по аллее, навстречу ей мужчина. Тут появился мальчишка на велосипеде… Ему Екатерине Григорьевне стоило сказать большое спасибо, скорее всего, внезапное появление велосипедиста уберегло вдову от смертельного удара.
Добравшись до ближайшей скамьи, я дрожащей рукой набрала номер Олега. Длинные гудки. Вдову едва не убили, неизвестно, выживет ли, а нашего сыщика где-то носит. Логично предположить, что на Мальцеву напал убийца ее мужа. Сначала с ним разделался, а потом и ее очередь пришла. Выходит, она знала гораздо больше о делах Степана Ильича и о причинах, по которым кто-то желал его смерти. Может, оттого и в полицию не спешила. Как оказалось, зря. В полицию она не пошла, а отправилась в парк. Вряд ли для того, чтобы просто прогуляться. Ей назначили встречу или она сама ее назначила? Догадывалась о том, кто убил ее мужа? Довольно неосмотрительно с ним встречаться. Если только вдова не собиралась убийцу шантажировать. Весьма поспешные выводы. Допустим, ей позвонили, предложили встретиться, пообещав некую информацию. Нападавшего она не знала или не узнала. Шла уверенно, вроде бы не обращая на него внимания… Где же Олега носит? Ладно, нападением займется полиция и, надеюсь, все выяснит. Так что мне свою голову можно не напрягать.
Выждав время, я позвонила в больницу «Скорой помощи». Назвалась родственницей Мальцевой и спросила, каково ее самочувствие.
– Ей повезло, – ответила мне дежурная сестра. – Рана неглубокая, внутренние органы не задеты, нож прошел сквозь мягкие ткани. – При слове «нож» я невольно поежилась. – Сейчас она в шоке, но все будет хорошо.
Чувствовала я себя очень скверно, и это еще мягко сказано. Отправилась домой, по дороге то и дело набирая номер Олега. Теперь его мобильный был отключен. Скверное самочувствие переходило в легкую панику. Любка, напротив, выглядела куда спокойнее, чем накануне. Может, потому что весь день занималась любимым делом: торчала в Интернете, собирая сведения о Береговом. Правда, приготовить обед тоже не забыла.
Мы устроились за столом, я прикидывала, стоит ли рассказать ей о нападении, и пришла к выводу: не стоит, потому что придется отвечать на Любкины вопросы, которые непременно возникнут, ответов я все равно не знаю, а воспоминания о происшествии в парке вызывали нервную дрожь.
– Я тебе на почту материалы о Береговом скинула, – сообщила подружка.
– А можно своими словами? – проворчала я.
– Можно. Богатый наследник, буддист, полгода жил в монастыре в Тибете. Общается с ограниченным кругом людей, нигде не показывается. Для журналистов он лакомый кусочек из-за своей загадочности. Иногда дает интервью, но только по скайпу. Пишут о нем довольно много, но во всех статьях одно и то же. Не женат. Осуществляет общее руководство компанией отца, уж не знаю, что это значит, а сам живет как ему нравится.
– Где живет, за границей?
– Может, и за границей, его передвижение тоже тайна. Но у него поместье тут неподалеку, в сорока километрах от города. Поместье от отца досталось. Если Береговой его не продал, значит, там бывает. Одна из статей называется «Андреевский затворник», поместье в селе Андрееве. Так вот, журналистка, написавшая статью, туда наведалась. Пять гектаров земли, роскошный парк, пруды, охрана, и никого на пушечный выстрел не подпускают.
– Но ее пустили.
– Пустили. Однако с хозяином ей общаться все равно по скайпу пришлось.
– Почему? – спросила я в глубоком замешательстве.
– Ну уж не знаю. Причуда хозяина. Она была в одной комнате, он в другой… сказал, что микробов боится. Я видела фильм с Ди Каприо, там тоже мужик микробов боялся и такой свинарник дома развел… Сто раз на день мыл руки и салфетки везде раскидывал. Ему бы с нашей бабушкой пожить, она бы его мигом научила за собой убирать.
– «Авиатор», – кивнула я.
– Чего?
– Фильм называется «Авиатор».
– Может, и так, я не помню. У меня названия в голове почему-то не удерживаются.
– А фотографии Берегового в Интернете есть?
– Есть. Показать?
Любка открыла ноутбук, и мы просмотрели фотографии. Я насчитала всего тринадцать штук, и все сделаны примерно в одно и то же время. На фотках пижонистый парень лет двадцати семи, в дорогих костюмах либо с бокалом в руке, либо с сигарой. Особо приятной физиономию не назовешь, но в нем ощущался стиль. Хотя, может, просто чувствовались большие деньги, а безденежные девицы вроде меня способны напридумывать прочие достоинства. Если честно, я на таких не особо западала, может, потому, что встречаться с ними не доводилось. Но в тот момент мысль о несправедливости судьбы, которая все никак не пошлет мне умного, красивого и богатого, совсем не взволновала, и, разглядывая фотографии, я произнесла:
– Сейчас ему должно быть тридцать три года. Верно?
– Ну…
– Найди последнюю статью о нем.
Последней как раз оказалась та, что была озаглавлена «Андреевский затворник». И фотографию для статьи, безусловно, взяли из Интернета, где она была размещена шестью годами раньше.
– В соцсетях под своим именем он не зарегистрирован, – продолжила рассказ Любка. – Я все облазила, без толку. Странно, да? Или нет? Ты о чем думаешь? – нахмурилась подруга, наблюдая за мной. А я забормотала себе под нос:
– Последние пять лет ни одной фотографии, живет затворником, общается с ограниченным кругом людей, интервью дает по скайпу, даже в собственном поместье. Предположительно боится микробов. Журналистке сказали, что он в соседней комнате, но с таким же успехом он мог быть за тысячу километров от этого места. Или вообще нигде…
– В каком смысле? – насторожилась Любка.
– У нас еще один кандидат на бесследно исчезнувшего, – скривилась я и только тут поняла, что наношу очередной удар по Любкиной психике, поспешно продолжив: – Исчезает Боня, исчезает наш Андрюха, хотя с этим не все ясно, а Берегового с тех пор практически никто не видит.
– Я за тобой не поспеваю, – нервно заморгала Любка. – Он что же, не совсем живой и его показывать нельзя?
– В отличие от Андрюхи и Бони он человек с деньгами. Кстати, родня у него есть?
– Близкой нет.
– Вот, – кивнула я. – У отца крупная фирма, она переходит в руки парню, который до того момента прожигал жизнь в ночных клубах… – На меня напало вдохновение, и я чесала как по писаному, точно придумывала для бабки очередной детектив. – Парень в делах ни бум-бум, и фирмой продолжают управлять те, кто работал там еще при его отце, – вспомнила я слова Олега. – Допустим, наследник вдруг исчезает. На его место непременно явится дальняя родня, которая начнет судиться, ругаться и прочее, а делу это лишь помеха. Поэтому группа товарищей тщательно скрывает, что Береговой еще пять лет назад исчез в неизвестном направлении, и, чтобы его отсутствие как-то оправдать, придумали байку про эксцентричность миллионера и боязнь микробов. Наверняка «Авиатора» тоже смотрели.
– Ой, мамочка, – пискнула Любка. – А куда он делся? Если он был связан с Андреем, значит, и бабушку мог знать. А наша бабушка… Ленуся, не удивлюсь, если он сейчас глубокий старик, оттого показаться никому не может. А кое-кто из бабушкиных друзей обзавелся телом тридцатитрехлетнего.
– Я тебя в психушку сдам, – с отчаянием сказала я. Любка вновь моргнула, затем принялась всматриваться в фотографию Берегового и наконец произнесла, заметно успокоившись:
– На Витьку нашего совсем не похож. Витька высокий, плечистый, видный мужик, и, не будь конченым придурком, ему б цены не было. А этот невысокий, худой, и физиономия не сказать чтобы очень, обычная физиономия. К тому же лысоватый, а у нашего с волосами порядок. Может, Витька парик носит? Допустим, парик, и с физиономией что-то сделал, но вырасти-то он не мог? Или и с этим что-нибудь придумали?
Рука моя тянулась к Любкиному затылку, чтобы влепить ей хорошую затрещину. Завелась она надолго, сев на своего любимого конька, и тут либо терпи и слушай, либо срывайся в бега. От членовредительства меня удерживало лишь то, что моя версия была ненамного правдоподобнее Любкиной и желающий ее выслушать начал бы через две минуты крутить пальцем у виска.