Витька остановил свой джип напротив калитки и сказал:
– Утром заеду, без меня из дома ни шагу. И Любке скажи, чтоб осторожней была, никому не открывала.
– Поедешь бабке стучать? – съязвила я.
– Докладывать. Как положено.
Любка в гостиной сидела на полу в позе лотоса, сведя глаза у переносицы.
– Что делаешь? – спросила я, присев рядом.
– Медитирую. Открываю энергетические каналы… В Интернете упражнения нашла. Одной целый день тоска смертная. Я уж и шторы перестирала и во всех шкафах порядок навела… Когда все это кончится, – вздохнула она жалобно, а я сказала:
– Витька объявился.
– Правда? – обрадовалась она. – А бабушка?
– Бабушка у Христофорыча.
– Им там впятером тесновато, – задумчиво произнесла Любка. – Может, они хотя бы Петровича вернут? Во-первых, гулять с ним некому, во-вторых, мне веселее. Кота бабушка точно не отдаст, а попугая я сама не возьму, такой вредный, гад…
– Попробуем выйти с соответствующим предложением. Витька утром явится, тогда и поговорим.
Но Витька явился в тот же вечер, причем не один, а с попугаем.
– Мамаша велела с тобой быть, – видя мою заинтересованность, пояснил он, ставя клетку на стол.
– Спасибо за заботу, а попугая зачем принес?
– Христофорыч сказал: либо он, либо попугай. Пришлось забрать.
– Ну, хоть этот вернулся, – вздохнула Любка, непонятно кого имея в виду. – А ты чего так вырядился? – накинулась она на Витьку, хотя, с моей точки зрения, выглядел он очень даже неплохо: джинсы, приталенная рубашка в полоску. По крайней мере, на человека похож.
– Мамаша сказала – не привлекать внимания. Ты можешь ей позвонить, – повернулся он ко мне. – Или приехать.
– Еще чего. Ей надо, вот пусть сама и приезжает. И говорить мне с ней не о чем. Наврет с три короба. Лучше Петровича приведи, Любка по нему скучает. Чего этой старой вешалке дома не живется? У Христофорыча прячется… партизанка… Пусть еще немного там поживет, – с беспокойством добавила я. – Мало ли что…
Мы поужинали, а потом, к великой Любкиной радости, сели играть в карты. И чего ее так к картам тянет, если всегда проигрывает. Попугай, оказавшись в привычной обстановке, орал практически беспрестанно, видно, натерпелся в гостях. После одиннадцати Витенька отправился в свою комнату, Любка предпочла лечь в моей.
– Хорошо, что Витька вернулся, – заявила она, укладываясь рядом.
– Чего ж хорошего? Он же упырь.
– Упыри тоже люди. Я кино смотрела, там вампир влюбился в девушку и стал защищать ее от своего упыриного сообщества. И если Витька в тебя, к примеру, влюбится, мы сможем жить спокойно. К тебе он своих не подпустит, и ко мне, надеюсь, тоже. Потому что я твоя близкая подруга и ты меня в обиду не дашь. Не дашь?
– Не дам. С какой стати Витьке в меня влюбляться? – нахмурилась я.
– С такой. Я давно заметила, как он на тебя поглядывает. Со значением.
– Брось заливать. Он в бывшую кухарку втюрился, сам сказал.
– Да? Жаль. Ну, хоть вернулся, и то хорошо. И пусть себе в гробу лежит, если ему так нравится. Мне это в принципе не мешает.
– А когда он на меня со значением смотрел? – перебила я.
– Уже с месяц примерно. Ага, и бабушка сказала, что Витька к тебе неровно дышит. Радовалась, что ей одной заботой меньше.
Помнится, Теодоровна и мне советовала к Витьке приглядеться. О господи! Только его мне и не хватало.
Утром я едва дождалась момента, когда можно будет отправиться к вдове в больницу. Витька, как назло, долго торчал в ванной, а потом еще и завтракал полчаса.
– А мне что делать? – спросила Любка, когда мы наконец собрались уходить.
– Добывай сведения на Вдовина, – ответила я, чтобы от нее отвязаться. – И дрессируй попугая. Попробуй научить его вежливо произносить: «Доброе утро».
По дороге в больницу мы заехали к Грушину, вдова могла и подождать чуть-чуть, а с ним поговорить очень хотелось. Сколько я ни терзала домофон, Василий Васильевич так и не отозвался, а желающих впустить нас в подъезд не оказалось. Оттого к больнице я подъезжала в очень скверном расположении духа.
Вдова смотрела телевизор и выглядела не в пример хуже, чем накануне. Темные круги под глазами и затравленный взгляд. Ее маета была понятна, но я против воли почувствовала к ней жалость, может, потому что выглядела она действительно скверно.
– Это кто? – кивнув на Витьку, спросила она, когда мы вошли в палату.
– Охрана.
– Моя?
– О своей вы сами позаботьтесь.
Придвинув стул, я села, а Витька устроился возле окна, привалясь к подоконнику.
– Екатерина Григорьевна, не хотите рассказать, как вы от мужа избавились? – решительно произнесла я.
– Спятила? – фыркнула вдовица, пряча подбородок под одеяло.
– Идея с письмами мне понравилась, – продолжила я. – Внезапная кончина супруга непременно бы вызвала подозрения в ваш адрес, и вы, как умная женщина (тут я ей, конечно, польстила), знали об этом, оттого и поспешили обзавестись письмами с угрозами, чтобы их предъявить и направить следствие по ложному следу. Ваш муж этих писем даже не видел. Его секретарю о них ничего не известно, а по ее мнению, Степан Ильич, будучи человеком осторожным, непременно бы отправился с ними в полицию. Кого вы наняли убить мужа?
– Вот сейчас заору, чтоб народ сбежался, – пригрозила вдова.
Но и я в долгу не осталась:
– А я о письмах в полиции расскажу. Екатерина Григорьевна, хорошо понимаю ваше затруднительное положение…
Положению вдовы и впрямь не позавидуешь. Допустим, она надумала избавиться от муженька и наняла киллера (не сама же стреляла), труп исчез, вдова занервничала, а вместе с ней и киллер. И решил на всякий случай от вдовы избавиться. Но со вторым убийством дал маху. И теперь вдова в безвыходной ситуации. С одной стороны, есть опасения, что своих намерений отправить и ее на тот свет киллер не оставит, с другой – рассказать о нем, это значит признаться в преступном деянии. Либо могила, либо тюрьма. Я коротко изложила свои соображения на этот счет.
– Еще чего, – возмутилась вдова. – Подумаешь, письма. Пошутила… и никто моего мужа не убивал. Уехал он. Отдохнуть. Трупа-то нет…
– Уже есть, – вдруг сказал Витька, кивнул на телевизор и сделал звук погромче.
На экране возникла картинка: из воды появляется машина, вокруг суетятся люди, а голос за кадром поясняет: «Вчера поступило анонимное сообщение в полицию… Водолазы обнаружили утром машину… Труп с огнестрельной раной…», ну и далее в том же духе.
Вдова глухо простонала и попыталась спрятаться под одеяло.
– Екатерина Григорьевна, – позвала я, – самое время покаяться.
– Не убивала я его, – отчаянно завопила она, но тут же перешла на шепот: – Честное слово. Врать не буду, хотела, и даже очень, потому что достал, а разводиться с ним себе дороже. Меня же этот проныра с голой задницей оставит. И куда я без квартиры, без денег и даже без машины? А у него денежки были, уж я-то знаю. Врал, что нету, но меня не проведешь. Я и договорилась с Колькой Жаровым, он раньше в клубе ошивался. Сел за наркоту, теперь вышел. Без работы и без денег болтается. С ним и договорилась. Пока он прикидывал, как все провернуть, Степан Ильич пропал. И вовсе не Колька зарезать меня хотел, я его что, не узнала бы?
– Вы зачем в парк отправились? – спросила я с большой печалью, чувствуя, что очередная ниточка никуда не ведет.
– Позвонил какой-то гад, обещал рассказать, что случилось со Степаном Ильичом.
– Звонивший пожелал остаться неизвестным?
– Пожелал, – кивнула вдова.
– Тогда давайте подумаем, кто и за что мог убить вашего супруга?
– Не знаю.
– В ваших интересах попытаться…
– Он что-то знал о Боне, – пискнула Екатерина Григорьевна. – Знал или догадывался.
– Ваш муж?
– Конечно, муж. Я Боню всегда терпеть не могла, чертова выскочка. Как-то вспомнила ее к слову, ну и понесло меня. А Степан Ильич говорит: «Что ты все психуешь, от твоей Бони давно уж ничего не осталось…», так и сказал. Я, конечно, приставать начала с вопросами, а он на попятный пошел. До сих пор, мол, не нашли, значит, нет ее в живых давно.
– Вам непременно надо сообщить об этом в полицию.
– Ага. Нашла дуру. Мне сегодня уже звонили, советовали проявлять осторожность. Ласково так сказали, но ума-то много не надо, чтоб понять… Уж я-то знаю, чего от него можно ждать.
– От кого? Кто вам звонил?
– Не скажу, – отрезала вдова и отвернулась.
Я предприняла попытку воздействовать на нее доводами разума, но она вдруг заголосила: «Сестра», и пришлось спешно выметаться.
На посту я справилась о самочувствии Олега. В сознание пришел, но меня к нему все равно не пустили. Костя ворчал и торопился от меня избавиться, а так хотелось поделиться новостями.
– Труп нашли, – шепнул он мне. – Хорошо, что я в больнице, может, удастся отсидеться. Еще и от вдовы прятаться приходится… вдруг она ментам настучит, что мы к ней приходили?
– У вдовы сейчас своих проблем выше крыши, – успокоила я.
– Перестань сюда таскаться, – разозлился он. – Из-за тебя, дура, всех заметут.
Витька, пока я носилась по коридорам, ждал меня на лестничной клетке.
– Идем, – позвала я, и мы вместе вышли на улицу.
– Катьке хозяин клуба звонил, – сказал Витька и поскреб затылок. – Больше некому. Она его боится, потому что у него репутация.
– А ты не дурак, – с сомнением глядя на него, заметила я.
– Чего это мне дураком-то быть, – обиделся Витенька.
– Это я так, образно. Убивать Боню Крючкову не было никакого смысла. Ясно, что он кого-то покрывает. Я даже догадываюсь кого. Человека с большими деньгами, который щедро оплачивает его молчание. Вот что, давай-ка сгоняем в Андреево. Это недалеко…
– Давай. Только за нами опять та самая парочка увязалась. Сообразили, что ты здесь непременно появишься.
– Где они? – испуганно спросила я, оглядываясь.
– Не верти башкой-то, внимание привлекаешь. Я их в окно видел, пока тебя на лестнице ждал. Тащить их за собой в Андреево ни к чему. Лучше здесь избавиться.