Глава 1
Раннее утро. Солнце, тяжелое, желтое, похожее на головку сыра, сонно катится по небосводу вверх. Вода светлеет. Еще минут десять назад была чернильной, теперь синяя. И станет голубой, когда солнце полностью проснется и засияет в полную, пусть и не максимальную, силу.
Эдик давно не наблюдал за этим явлением и сейчас восхищался, будто в первый раз.
Он поспал часов пять и ушел из дома, даже не позавтракав. У него имелся скутер. Жена подарила два года назад на день рождения, но Эд на нем ездил всего раз, и то по двору. Несолидно, небезопасно, непривычно. Да еще цвет не мужской – золотой. Но сегодня он воспользовался именно скутером, чтобы добраться до МЕСТА.
Эдик разделся донага и с разбега бросился в море. Вода бодрила. Проплыв мощным брассом метров триста в глубину и столько же в обратном направлении, он выбрался на берег. Поскольку с собой Эд ничего не взял, ни полотенца, ни подстилки, пришлось обсыхать, стоя к дороге задом, к солнцу передом.
Одевшись, Эд пошел по берегу к вышке. Зачем? Он не знал сам. Рефлекс.
Помощник Корнилова навел справки о МЕСТЕ. Оказалось, оно ничем особо не примечательно. Разве что в деревне, что на горе, когда-то жил король местных контрабандистов цыган по имени Василий. У него была огромная семья, куча детей, внуков, племянников, причем последние порой являлись и первыми, и вся эта шатия-братия вывозилась на море. Чтобы следить за ребятней, назначался дежурный: когда кто, но неизменно из ближнего круга. Для него и построили вышку.
Корнилов взялся за нижнюю ступеньку, проверил на прочность. Показалась крепкой. Как и те, что находились над ней. И Эдик решил взобраться по лестнице вверх. Проделав это без особого труда, он уселся на скамейку и обозрел берег с шестиметровой высоты. Все то же самое, только еще и Лешин Эверест – маяк на дальнем мысе – виден. Это если повернуть голову вправо. А если налево – верхушка горы «Комиссар Рекс».
«Как-то не особо верится, что вышку поставили, чтобы следить за купающимися детишками, – пришло в голову Эду. – Уж очень она высокая. Скорее – за всей бухтой. Если б у меня был бинокль, я смог бы порт в крупных деталях рассмотреть…»
Зазвонил телефон, Корнилов достал его и посмотрел на экран. Жена!
– Слушаю.
– М-а-а-ася, ну нельзя же так! – заверещала она.
– Как?
– Убегать из дома ни свет ни заря.
– Как будто я делаю это впервые…
– Нет, но сейчас наступили неспокойные времена, и я волнуюсь за тебя больше обычного.
– Не стоит. Со мной все в порядке.
– Ты где?
– На море. Решил искупаться поутру.
– Не похоже это на тебя, – с сомнением протянула Полина.
– Я через полчаса буду дома. Коль встала так рано, приготовь завтрак, пожалуйста.
– Что хочет мой Мася?
– Блинов.
– С чем?
– С мясом. Но ты вряд ли успеешь приготовить фарш.
– Сделаю с паштетом из утиной печени, – быстро сориентировалась Полина. – Пошла готовить тесто. Жду через полчаса.
«По дороге куплю ей цветы, – подумал Эдик. – Полинка их любит. Радуется, когда дарят. Хотя в нашем саду растут всякие-разные, включая экзотические. Она сама сажает и взращивает. Но дареные «веники» все равно приводят ее в восторг!»
Корнилов стал спускаться. Одна из ступенек треснула под его весом.
«О-о! – булькнуло в голове. Звук как в какой-то старой компьютерной игре. А в какой, и не вспомнить. – Сейчас свалишься, Эдуард Константинович, сломаешь себе ногу и не объяснишь потом никому, какого черта полез на спасательную вышку в этом богом забытом месте…»
До земли Эдик все же добрался без травм. Спрыгнув на гальку, осмотрел конечности. Вроде бы целы. Только немного голень ободрал.
Корнилов хотел было возвращаться к скутеру, как увидел человека, который двигался со стороны гор в его сторону. Шел торопливо, но медленно.
А все из-за хромоты. Человек старался передвигаться быстро, но у него не получалось. И палка, на которую он опирался при ходьбе, не помогала.
Эдик решил подождать. С собой у него были сигареты, и он прикурил одну. Попыхивая сигаретой, смотрел на человека. Теперь, когда он приблизился, стало ясно, что это глубокий старик. И довольно шустрый для своего возраста – Эдик дал бы ему лет восемьдесят, не меньше.
Когда расстояние, разделяющее двух мужчин, не превышало метров десяти – незнакомец как раз перелез через ограждение шоссе – пожилой остановился, чтобы перевести дух. Теперь он опирался на палку двумя руками.
– Доброе утро, дед, – поприветствовал его Эдик.
Дед ответил ему на непонятном языке.
– Я не понимаю, – пожал плечами Корнилов.
Старик покачал головой и сказал по-русски:
– Угости дядьку Яна сигареткой.
Эдик вытащил пачку «Парламента» и двинулся к старику. Дойдя до него, протянул сигареты. Дед взял две. Одну в рот сунул, другую за ухо. Эдик дал ему прикурить.
– А почему по-нашему не понимаешь? – спросил дед, с наслаждением затянувшись.
– А ты на каком языке со мной разговаривал?
– На цыганском, конечно. Что, совсем забыл родную речь?
– Да я не… – Но осекся. Не стал говорить, что русский. – Я не помню ее, да.
– Плохо.
– Согласен.
– Давно тебя прислали?
Опять непонятно!
– Сегодня первый день, – наугад ответил Эдик.
– Видно, что неопытный. Чуть не свалился, видел я.
– Какое, дед, у тебя орлиное зрение. Ты ж был в километре, когда ступенька подо мной проломилась.
– Не зря Барон меня дежурным сделал. В молодости я мог без бинокля увидеть, как на дальнем мысу маяк зажигают – он в те времена не был механическим.
– Это ты, дед, загнул, – хохотнул Эдик.
– Можешь не верить, но это так. Я и сейчас бы дежурил, глаза еще зоркие, а вот тело дряхлое. Хорошо, что тебя прислали. А то без присмотра все тут наперекосяк идет… Не так, как раньше!
– Прислать-то прислали, – осторожно проговорил Эд. – Но не объяснили ничего.
– Странно, – подозрительно сощурился дед Ян.
– Так сказали, дежурный все объяснит, – нашелся Корнилов.
– Почему тогда меня не предупредили? Я тебя случайно увидел.
– А я откуда знаю? Мое дело маленькое. Послали сюда, я приехал.
– Совсем тебя, видно, Барон не уважает, – скривив рот, в котором было всего с десяток зубов, но зато золотых, процедил старик. – А меня он братом считал. Доверял мне как себе.
– Ты легенда, Ян. Хочешь еще сигаретку?
Пока старик выуживал ее из пачки, Корнилов собирал в кучу мозги.
«Итак, что мы имеем? – торопливо размышлял он. – Когда-то в ближайшей деревне жил цыганский барон Василий, заправляющий местными контрабандистами. По его указу на этом пляже возвели вышку, чтобы свой человек отслеживал передвижение катеров и лодок в бухте. Дежурный. Им был Ян. Но это происходило очень давно. Когда я работал в порту докером, там уже заправляла другая мафия. Выходит, как минимум двадцать лет Ян ждет своего сменщика, и тут напрашивается явный вывод – дедок выжил из ума…»
Корнилов, придя к этому выводу, закончил бы диалог с впавшим в маразм Яном, если бы встретил его не на ЭТОМ месте. Вышка снилась Эду не просто так. Теперь он был уверен, что видел отца в последний раз именно тут, у вышки. И с ним что-то случилось. А вот что, нужно попытаться выяснить…
– Ну так что, дед, объяснишь мне мои обязанности? – спросил Эдик.
– Когда тебе поступит сигнал о грузе, ты заберешься на вышку и проследишь за его доставкой. Если все гладко, доложишь Барону да спать пойдешь. Нет – тоже доложишь, но останешься сидеть и наблюдать за развитием событий. В случае чего поможешь ребятам причалить и скрыться.
Груз – это контрабанда. Тут все ясно. Но куда ее доставляли? Неужели прямо в порт?
– А в каком направлении следить?
– Во всех! – рявкнул дед и стукнул своей клюшкой Эдика по ноге. – Ты дежурный, ты обязан все замечать.
– Нет, это понятно. Но груз куда доставляется?
– Когда на маяк, когда в пещеру. Э, нет, стой… – Ян задумчиво пожевал морщинистые губы. – Как маяк стал автоматическим, туда перестали отправлять… Значит, в пещеру.
Эдик знал несколько пещер в районе порта. Но все были, что называется, проходными дворами. То есть в них постоянно лазила местная детвора и взрослые любители экстрима. В этих пещерах точно не стали бы складировать контрабанду. Значит, речь о «Комиссаре Рексе». Во чреве этой горы было много пустот, вот она и ухнула. А с суши забраться в недра «Рекса» было практически невозможно, только со стороны моря. Идеальный склад для хранения контра- банды.
Тут раздался звонок мобильного телефона. Поскольку заиграла бодрая полька, Эдик к своему не потянулся. А вот Ян достал из недр широченных штанов огромную «трубу» с антенной. С такими в конце девяностых ходили самые крутые чуваки края. Но кто бы мог подумать, что до сих пор есть те, кто ими пользуется.
Поднеся аппарат к уху, дед Ян прокричал:
– Алло.
Из динамика послышался раздраженный женский голос. И хоть говорила тетенька по-цыгански, Эдик понял – супруга звонит, гневается.
Пока старики бранились, он набирал жене смс, предупреждал, что немного задержится. Как ему ни хотелось блинов с пылу с жару, а с Яном нужно было договорить.
– Вот чертова баба, – выругался старик, оборвав диалог. – Сорок лет назад ей изменил, до сих пор не доверяет.
– Ревнует?
– Как кошка. Решила, что я к Матильде пошел. Есть у нас в деревне баба сочная, молодая, лет шестидесяти, я на нее нет-нет да и поглядываю, а она меня так просто пожирает глазами. Вот моя и бесится.
– А ты что ж, дед, еще… хм… и борозду пахать можешь?
– Ты не смотри, что я хромой да сгорбленный. Плуг у меня еще о-го-го! Глаза да он, остальное износилось… – Старик бросил окурок сигареты на гальку, растоптал подошвой своих башмаков и проговорил торопливо: – Все, пошел. Пока.
– Как пошел? А как же я?
– Я все объяснил, разбирайся. А мне не до тебя.
– Дядька Ян, я без тебя не справлюсь.
Старик только отмахнулся.
– Телефон мне хотя бы свой оставь, – бросился за ковыляющим в направлении гор дедом Эдик.
– Я с этим телефоном двадцать лет не расстаюсь, он мне роднее сына.
– Да я про номер.
– А я его не помню.
– Дай мне свой аппарат, я с него себе позвоню.
– Зачем?
– Чтоб твой номер высветился.
– Ну ладно, на… – Он выудил из кармана «трубу» и протянул Эдику. Тот быстро набрал нужные цифры. Когда затренькал его айфон, оповещая о новом звонке, Корнилов вернул дядьке Яну его телефон. – Может, тебя на скутере подвезти? – предложил он.
– Это мотороллер, что ли?
– Типа того.
– Не, мне еще жизнь дорога. Я лучше пешком.
И двинулся дальше. А Эдик пошел к своему скутеру. Взгромоздился в седло, надел шлем. Перед тем как поехать, вынул сотовый, чтобы сохранить номер деда, но он оказался закрытым. Выругавшись сквозь зубы, Эдик обернулся, чтобы найти глазами старика, но того и след простыл.
Глава 2
Она спала как убитая. Не слышала даже телефонных звонков. Встала в начале одиннадцатого, пропустив включенный в стоимость проживания завтрак. Хорошо, что в номере были чайные принадлежности, и Оля смогла сделать себе кофе, отыскав в дорожной сумке пакетик «Нескафе».
Выпив кофе, проверила телефон. Обнаружила два неотвеченных звонка – один от Саши, второй от риелтора. Последнего она нашла не только затем, чтобы посмотреть варианты обмена для Пахомовых, но и чтобы ей помогли найти квартиру на пару месяцев. Жить в отеле, конечно, неплохо, за тебя уборку делает горничная, завтраки готовят повара, шампунь и туалетная бумага не кончаются, но накладно. К тому же Оле надоело стирать белье в тазике.
Сначала она перезвонила подруге, затем риелтору, назначив встречи, вернулась в кровать, чтоб еще немного поваляться и посмаковать воспоминания о вчерашнем вечере…
О, он был чудо как хорош, этот вечер.
Ольга не уставала радоваться тому, что Пьер вразумил ее и Олега, когда они хотели вернуться в город и провести время по-плебейски. «Парадиз» ее поразил. Хотя сначала она скептически отнеслась не столько даже к ресторану, а к клубу в целом. Клуб находился в обычной деревне. Когда они подъехали к воротам, Оля даже не поняла, что уже на месте. Никаких вывесок не было. Но им сразу открыли. Пьеру не пришлось даже стекло опускать, чтобы сказать что-нибудь в переговорное устройство. По всей видимости, машину Устинова знали и ждали.
За забором оказались ухоженный сад, водопадик, пруд с уточками, несколько беседок и трехэтажный дом. В общем, ничего особенного. В Самаре у каждого уважающего себя богатея все это имелось.
Пьер, припарковав машину, открыл перед пассажирами дверь. Они вышли.
– Вижу, не впечатлил тебя клуб, – заметил Олег, когда они пошли по гравийной дорожке к особняку.
– Приятное место, – уклончиво ответила она.
– У владельца не было задачи поразить своих гостей роскошью. У каждого из них свой особняк не меньше этого. Они ценят уединенность, уют и особое отношение.
– Насчет последнего не поняла.
– Тут знают пристрастия каждого члена клуба и делают все для того, чтобы ему было комфортно. Сейчас маленький пример приведу. Видишь, дядечка сидит у пруда и уток кормит? – Оля кивнула. – Это владелец сети гостиничных комплексов на побережье. Денег у него немерено. Может есть омаров и суп из акульих плавников хоть каждый день. Но любит путассу.
– Мы эту рыбу коту покупали, – поморщилась Оля. – И когда варили ее, так воняло…
– А ему нравится и запах, и вкус. Но эту рыбу даже в столовых не подают. А повара «Парадиза» для единственного гостя включили в меню несколько блюд из путассу.
– Котлеты, наверное, из нее могут получиться неплохими, если побольше специй и зелени добавить в фарш.
– Хочешь их заказать на ужин?
– Э, нет, я буду омара или суп из акульих плавников.
– Можем заказать и то и другое, Устинов велел записать на его счет.
– Какой замечательный у тебя работодатель.
– Да, он хороший мужик. Настоящий. Если что-то дает, то от чистого сердца.
– То есть детям качели, бабушкам лекарства, а юным морякам кораблик он подарил не ради того, чтобы его выбрали в Думу? Или куда он там баллотируется?
– Одно другому не мешает.
Они дошли до крыльца. Самое обычное крыльцо, без золоченых колонн и устилающей ступени ковровой дорожки. Но у дверей посетителей встретила благородного вида женщина с красиво уложенными седыми волосами и проводила в ресторан.
«Парадиз» занимал весь верхний этаж здания и имел стеклянную крышу. Окон же не было. А стены покрывали вьющиеся растения. В зале – море цветов, зелени, птиц в клетках и свободно порхающих бабочек. Настоящий рай!
Олю с Олегом сопроводили в один из его укромных уголков и предложили меню.
– Супа из акульих плавников нет, – с притворным возмущением воскликнула Крестовская.
– Зато из черепахи имеется. Хочешь?
– Не-а. Буду омара. И тарталетки с икрой. А еще «Дыню в снегу». Как думаешь, что это за блюдо такое?
– У официанта спроси, он скажет.
– Нет, пусть будет сюрпризом. А что закажешь ты?
– Я мяса хочу. Много. Разного! И вина.
– Тоже разного?
– Тебе белого, мне красного. И по стопочке коньяка на посошок.
Далее последовал пир. Потом танцы – в «Парадизе» играла живая музыка. После коньяка на посошок они пошли прогуляться. Тогда-то Оля и порвала ремешок босоножки, и Олег до машины нес ее на руках.
Пока ехали, хохотали над любой ерундой. Им было очень легко и комфортно друг с другом. И Оля решила пригласить Олега к себе. Но прекрасный вечер не закончился бурным сексом, как она планировала. Только поцелуем, пусть и долгим.
Весь ее настрой сбил Леша Земских. Появился не вовремя, обратил внимание на платье, глянул с тем восхищением, что наполняло его взор в семнадцать, внес сумятицу в мысли и ушел куда-то в странной компании…
А Оля, вместо того чтобы пригласить Олега к себе, поблагодарила за чудесный вечер и пожелала спокойной ночи. Он как будто другого и не ждал. Ответил ей тем же, потом поцеловал.
На этом Оля закончила вспоминать вчерашний вечер и стала собираться к выходу. Но не успела подкраситься и натянуть на себя белье, как в дверь застучали. Накинув махровый халат, Оля пошла открывать.
На пороге стоял Пашка Соколов и виновато улыбался:
– Извини, что без предупреждения явился. Я телефон дома забыл.
– Ничего страшного, проходи.
Она впустила гостя в номер, усадила на стул со стаканом холодной минералки, а сама отправилась в ванную, чтобы одеться.
Когда вернулась, Пашка смотрел телевизор, который Оля не включала вообще. Даже не знала, работает ли.
– Ты куда собираешься? – спросил он.
– У меня встреча через час.
– С Сашей?
– Нет, с ней я увижусь позже. А что?
– Нравится она мне.
– В смысле?..
– Да как женщина.
– Это же здорово!
– Да чего уж здорового? – проворчал Пашка.
– Нет, я понимаю, что иметь отношения с человеком ограниченных возможностей нелегко…
– Пофиг мне на это. Меня другое смущает.
– Если отсутствие на ее голове волос, так я уже убедила Сашу отрастить их.
Соколов застонал.
– Да пусть бы лысой оставалась. И беззубой. Внешность – это не главное. Меня бесит то, что она все еще сохнет по Лехе Земских.
– Что за ерунда?
– А ты не заметила, как она на него смотрит?
– Обычно.
– Не-е… Особенно как-то.
– Придумываешь.
– Хотелось бы думать, что так.
– Ты пришел из-за этого? Чтобы выяснить, есть ли у тебя шанс?
– Ага. Саша обо мне ничего не говорила?
– Она тебе благодарна, так что…
– Как о мужчине, – рявкнул Соколов, да грозно так, что Оля едва сдержала улыбку.
– Я не спрашивала, Паш. Но если хочешь, я это сделаю.
– Только аккуратно, ладно?
– Конечно. Я ее просто прощупаю. Но ты пойми, она не думает о том, что может заинтересовать кого-то. Она поставила крест на себе как на женщине.
– А ты дай ей понять, что зря.
– Может, это ты сделаешь?
– Сделаю, но после того, как пойму, что у меня есть шанс.
– Вот вы, мужики, даете! Без гарантий никак?
– Оль, я жизнью битый. Можно даже сказать, калеченый – меня жена бросила, причем я до сих пор не понимаю почему. И я теперь берегу себя. Вхолостую эмоции не растрачиваю.
– Ладно, инвалид, поняла тебя. – Крестовская приобняла Пашку и похлопала его по предплечью. – Давай в бар спустимся, я кофе попью нормального, а то утром растворимую бурду пришлось хлебать.
– Не, я поехал к вокзалу, работать надо. – Он поднялся со стула, посмотрелся в зеркало, пригладил поредевшую челку, втянул живот и почувствовал себя настоящим мачо. – Я ведь еще ничего, да?
– Очень даже. Но похудеть не мешает.
– Леха, конечно, стройнее. И волос у него до фига. Что на голове, что на физиономии, и борода, как ни странно, Земских идет. Но выглядит он каким-то уставшим.
– Большие города высасывают из людей энергию.
– Города, – фыркнул Пашка. – Бабы, бабы это делают!
Оля щелкнула одноклассника по лбу и пошла к двери. Ей совершенно определенно нужен нормальный кофе, а потом она встретится с риелтором.
Оля лежала на диване и тяжело дышала. За последние полчаса она слопала три ватрушки и выпила два стакана домашнего кваса. Живот надулся так, что сидеть было трудно, вот она и развалилась. Саша тоже покушала, но немного. Сказала, плотно завтракала. Но Оле показалось, что подруга расстроена, вот у нее и нет аппетита.
Тетя Маня, накормив девочек, для нее они по-прежнему были девочками, отправилась в магазин.
– Смотрю, у тебя волосы немного отросли, – вслух заметила Оля. – Через месяц можно в парикмахерскую ехать, чтобы сделать стрижку.
– Чтоб стрижку поддерживать, придется регулярно туда мотаться. А я этого делать не буду. Думаешь, почему я обрилась? Нет волос, нет проблем.
– Есть парикмахеры, которые на дом приезжают.
– Наверное…
Ольга приподнялась на локтях и посмотрела на подругу, которая куксилась все больше.
– Что с тобой, Саня? – спросила Крестовская.
– Все то же, что и раньше. Инвалидность. Я за пятнадцать лет научилась жить с ней, но так и не смирилась. А знаешь, что гложет больше всего? Что я сама виновата в том, что случилось.
– Не ты же была за рулем.
– Ну и что? Я села в машину, зная, что водитель пьян. Как и все мы. Оля, я прожигала жизнь, вместо того чтоб устраивать ее. Я даже в институт после школы поступать не стала. Потому что не знала, кем хочу быть. Папа разрешил подумать годик, но прошло три, а я так ничего и не решила. Мне нравилось тусоваться, пить, принимать всякую дрянь, гонять по ночным дорогам, трахаться… Оля, сколько мужиков у меня было, и не вспомню сейчас. Спала с каждым, кто проявлял ко мне искренний интерес. Давала каждому, кому нравилась.
– Почему не тем, кто нравился тебе?
– А ты как думаешь?
– Никто не?..
– Точно. Все мои мысли и чувства занимал Леша. В том числе во время секса с другими. Если б не ты была его девушкой, я затащила бы Земских в койку. А может, и женила бы на себе. Я кукушка залетная была и беременела мгновенно. Три аборта сделала за два года. Но если б от Леши забеременела, родила. – Она смотрела своими потускневшими глазами в стену. На Олю, судя по всему, не могла, а выговориться хотелось. – Но если б я знала, как моя жизнь сложится, родила бы и не от НЕГО.
– А что ты чувствуешь к Леше сейчас?
– Все то же самое. Только тогда у меня была надежда на счастье с ним, пусть и призрачная, то теперь и ее нет.
– Ты по-прежнему его любишь? – ошарашенно переспросила Оля.
– Люблю. А ты нет?
– Нет. Хотя при первой встрече волнение испытывала.
– Он еще красивее стал. Возмужал. Эти серебряные ниточки в светлых волосах так ему идут. А борода! С ней он на Тора из фильма похож.
– На актера Криса Хемсворта? Да перестань!
– Разве нет?
– Никогда не находила Лешу красивым, и ты это знаешь, а Крис картинка.
– Лучше б он не приезжал, – сдавленно проговорила Саша, пытаясь сдержать слезы. – У меня и без него переживаний выше крыши… – И все-таки расплакалась.
Оля поднялась с дивана, обняла подругу. Саша такой худенькой стала, что казалось, прижми ее посильнее к себе, что-нибудь треснет.
– Ты нравишься Соколову, – не зная, как еще утешить Сашу, выпалила Оля.
– Какому еще?..
– Паше. Нашему однокласснику.
– Я очень рада.
– Как женщина.
Саша подняла на подругу полные слез глаза.
– Чего-чего?
– Того-того. Примчался ко мне в отель утром, чтобы узнать, есть ли у него шансы.
Пахомова рассмеялась.
– Это да или нет? – решила уточнить Оля.
– А сама-то как думаешь?
– Паша хороший парень, надежный. И внешне приятный.
– Так себе забирай, – запальчиво выпалила Саша.
– А ему ты нравишься, – в тон ей ответила Оля.
Подруга хихикнула. Крестовская посмотрела на нее с недоумением и услышала:
– Забавно это.
– Что именно?
– Я кому-то понравилась в этом своем состоянии. Разве такое бывает?
– Как видишь.
– Может, он сказал так, чтоб ты поревновала?
– Что за глупости, Саша? – возмутилась Ольга. – Он питает к тебе искреннюю симпатию. Но боится быть отвергнутым, как любой другой мужчина, брошенный женой.
– Видимо, отчаялся совсем Пашка… Красивую и здоровую найти не может, вот и решил страшную и больную подобрать.
– Есть еще средненькие и чахлые, – все больше сердилась Оля. – И чего он мимо них проскочил?
– А было бы здорово, да? Если б мы сошлись. Для меня по крайней мере.
– О чем я и говорю.
– Только не нужен мне Соколов. Ничего у меня к нему нет…
– У тебя, как ты сама говорила, ни к кому не было. Но это не мешало тебе заводить отношения с теми, кому нравилась ты. А Паше ты нравишься. Подумай об этом.
Саша кивнула. Плакать она давно перестала, но не грустить.
– Леша долго пробудет здесь?
– Я без понятия.
– Ты часто его видишь?
– Вчера поздно вечером столкнулись в дверях отеля.
– Расскажи.
– Да мы перебросились парой фраз и разошлись.
– Кто куда?
– Я в отель пошла, а он гулять.
– С кем? – ревниво уточнила Саша. Наверняка ее воображение нарисовало рядом с Лешей женский силуэт.
– С друзьями. Один из которых был приматом.
– В каком смысле?
– В прямом. Леша ушел гулять с накрашенным мужчиной и его, или не его, не знаю точно, обезьяной.
– Он что, еще в цирк шапито устроился? Уборщиком за животными? – Оля пожала плечами. – Что такое с ним происходит, как думаешь?
– Кризис среднего возраста.
– Всего-то?
– Это всего лишь мое мнение.
– Нет, все гораздо серьезнее. И драматичнее.
Пахомова продолжала находиться на своей волне. Она вроде бы слышала, что ей говорят, и реагировала на реплику, но думала о своем.
– Ты не жалеешь о том, что тогда давно поставила ему ультиматум и разрушила тем самым ваши отношения?
– Жалела сто тысяч раз. И столько же нет. А это только в первый год. В последующие я не думала об этом, поняв, что не мой ультиматум разрушил отношения. Я предлагала компромисс, но Леша и на него не согласился. Тогда я и поставила вопрос ребром. А Земских сделал свой выбор, и он оказался не в мою пользу. Я приняла случившееся. Но если ты спросишь, жалела ли я о том, что у нас не сложилось, я отвечу – ДА. Безоговорочно ДА. У нас бы все получилось, если бы не произошло то, что произошло. Твоя трагедия не идет ни в какое сравнение с моей, и это понятно… Но я тоже пострадала в той аварии.
– Ты мужа хоть немного любила?
– Немного да. А иногда даже сильно. Когда он узнал о беременности и от счастья прыгал, хотя мы не планировали ребенка в ближайшее время. Когда я родила и Ленка оказалась его копией. Когда она серьезно заболела и нам сказали, что поможет только операция за границей, он пошел по домам деньги собирать.
– Это не любовь, Оля, а благодарность за дочь.
– Возможно. Но я длительное время была счастлива в браке.
– И у тебя отличная дочь.
– Да ты откуда знаешь?
– Мы с ней задружились на Фейсбуке, общаемся. Ленка такая мудрая у тебя, как будто ей не двенадцать, а как минимум двадцать три.
– Через месяц тринадцать. Хочу сюда ее привезти. Не знаю, согласится ли.
– Вместе уговорим, если что.
Тут из прихожей послышался звук открываемого замка. Это тетя Маня вернулась.
Но, как оказалось, пришла она не одна. Пожилую женщину сопровождал мужчина лет сорока. Оля его не знала. А Саша – да.
– Капитан Лаврушин, это опять вы, – вздохнула она, увидев визитера.
– Я, Александра Глебовна, добрый день.
– Здравствуйте.
Мужчина разулся у порога и поставил на пол пакет из супермаркета и объемную спортивную сумку. Но в руках у него осталась еще кожаная папка.
– Ванечка вещи Глеба принес, – сообщила тетя Маня.
– Ванечка? – удивилась Александра.
– Он в детстве за пирожками и ватрушками ко мне из соседней школы бегал. Я его хорошо помню. Только в детстве он пухлый был, а сейчас исхудал, кожа да кости остались, вот я с первого раза его не признала.
– Работа такая, тетя Маня. И был я не пухлый, а жирный. Жить без вашего печева не мог.
– Я тебя и сейчас угощу, Ванечка. Есть ватрушки. И компотик. Ты заходи, я приготовлю.
– Да вы не беспокойтесь.
– Какое беспокойство? Мне деток кормить за радость. Ступай. – И указала на открытую дверь комнаты, в которой находились девушки.
Лаврушин, взяв сумку, проследовал в Сашину спальню.
– Могу узнать ваше имя, девушка? – обратился он к Крестовской.
– Это Ольга, моя подруга детства, – ответила за нее Саша.
– Знакомое лицо. Но откуда, убей, не помню.
– Она была королевой красоты нашего города.
– Точно! Я ходил на тот конкурс. Первый и единственный раз в жизни. Тогда только из армии пришел и не мог пропустить мероприятия, на котором девушки в купальниках выступали.
– Оля и региональной королевой стала. Могла бы на «Мисс России» корону взять, но не поехала на конкурс.
– Саш, может, хватит обо мне? – перебила подругу Ольга. – Господин Лаврушин по делу пришел.
– Именно, – спохватился он и поставил на стол сумку. – Тут вещи вашего отца.
– Где вы их взяли?
– Нашли место, где он обитал в последнее время. Глеб Симонович постоянно перемещался, жил то тут, то там, но мы смогли вычислить адрес. Неподалеку от города есть деревня, ее называют цыган- ской.
– Почему?
– Там когда-то был дом криминального барона. К нему стекались многочисленные цыганские родственники, отсюда и неофициальное название. Официальное – Малый Ручей.
– Деревня Малый Ручей? Не слышала о такой.
– А я – да, – встряла Ольга. – Там загородный клуб для местной элиты. – Она вспомнила указатель с надписью «д. Малый Ручей» на въезде в поселение с «райским» местом на его территории.
– Откуда знаешь?
– Я была там вчера. Ужинала в ресторане «Парадиз».
Глаза Саши загорелись любопытством, но она воздержалась от вопроса. А Лаврушин не стал:
– Как вы смогли туда попасть? Насколько я знаю, клуб закрытый.
– Я и мой спутник были гостями одного из членов.
– Могу я узнать, кого? Это важно.
– Господина Устинова, – ответила Оля, решив, что не будет ничего страшного в том, что она скажет правду.
– Устинов – член клуба? – расхохотался капитан. – Вот это да.
– А что тут такого смешного? – не поняла Оля. – Он же богатый человек, политик…
– Нет, рассмешило меня не это. Просто этот богатый человек и политик охотился за Глебом Симоновичем, а тот прятался у него под носом. Умный ход.
– Охотился? – переспросила Саша тревожно.
– Не в том смысле, что хотел подстрелить. Он искал его, чтобы договориться. Вы простите меня, Александра Глебовна, но ваш батюшка вел последние годы какую-то бестолковую войну со всеми, кто встал у власти или пытался это сделать. Бездоказательно обвинял людей в страшных грехах. И это многих раздражало. В том числе Устинова, который в политику ударился.
– Говорите, не хотел подстрелить? – Саша как будто пропустила мимо ушей все фразы, кроме первой. – Тогда почему моего отца нашли с тремя пулевыми ранениями в груди?
– Если его убили, то не по заказу Устинова. Он продолжал разыскивать вашего отца и после его смерти. Значит, не знал, что того нет в живых.
– Или делал вид? – озвучила неожиданно пришедшую в голову мысль Ольга. – Убрал мешающего человека, но продолжал создавать видимость того, что все еще его разыскивает. Даже частного детектива нанял для убедительности.
Взгляд Лаврушина стал задумчивым. Но поразмыслить ему не дала тетя Маня.
– Ванечка, – послышалось из кухни. – Иди покушай.
– Барышни, я отойду на десять минут, а вы, Александра, пока вещи отца посмотрите.
И удалился.
Саша расстегнула молнию на сумке.
Вещей оказалось не так много. Одежда в основном. Ее сложили комом и засунули в сумку, поэтому сумка казалась набитой. Но кроме трусов, футболок, штанов – бритвенные принадлежности, складной нож и термос, а еще книга. «Д’Артаньян и три мушкетера».
– Отец обожал этот роман с детства, – сказала Саша, взяв том в руки. – Перечитывал десятки раз. На прикроватной тумбочке держал. Ба говорила, что он меня Констанцией назвать хотел. Но этому моя мама воспротивилась. И мне дали имя Александра.
– В честь Дюма? Автора «Трех мушкетеров»?
– Да.
– Ты никогда об этом не говорила.
– Я скрытная, ты же в курсе.
– В курсе. От тети Мани совсем недавно узнала, что мама твоя не работать уехала за рубеж…
– А к мужику.
Оля плохо помнила госпожу Пахомову. Она почти не принимала участия в жизни дочери. На торжественные линейки, концерты ходил чаще всего Глеб Симонович. На родительские собрания тетя Маня. Но и дома Сашина мама царила, если так можно выразиться, неодушевленно. Ее вещи были повсюду – она разбрасывала их. Ее духами пропитывались платки, подушки, скомканные бумажные салфетки. На салфетках оставались следы ее алой помады. И на чайных чашках. И на щеках дочери. Когда Оля приходила в гости к Саше, всегда знала, дома ли ее мама. Если нет, то на мордашке девочки оставалась алая отметина в форме губ. Госпожа Пахомова всегда целовала Сашу перед тем, как уйти.
– Смотри, что я нашла, – услышала Оля тихий голос подруги.
– Что?
Пахомова указала на одну из страниц книги. На ней одно слово из текста было подчеркнуто карандашом.
– И так еще в нескольких местах.
– Наверное, это что-то значит.
– Я тоже так думаю.
– Скажешь об этом Лаврушину?
– Пока нет. Изучу.
– Тогда убери книгу, не привлекай к ней внимания.
Саша закрыла ее и кинула на кресло. В комнату вернулся капитан. В руке он держал стакан с компотом и был, судя по физиономии, сыт и доволен. Сейчас, глядя на него, Оля верила в то, что Ванечка когда-то был толстым и бегал за ватрушками за два квартала.
– Александра Глебовна, ваша бабушка волшебница, – выдохнул Лаврушин. – Я все годы, что жевал сдобу, приготовленную другими пекарями, будто не жил.
– Да ты заходи, Вань, у меня всегда что-то есть из сдобы.
– А давайте вы будете печь пирожки на продажу? У нас в отделении их с руками оторвут. И вам прибыль, и нам радость. Я могу заезжать за ними, потом выручку привозить.
– Спасибо, сынок. Но сил у меня нет на такие объемы.
– Господин Лаврушин, эта сумка с барахлом – все, что удалось найти из вещей папы? – прервала их щебет Александра.
– Да, – сразу собрался капитан.
– Ни документов, ни кошелька, ни телефона?
– Насчет последнего вы сами знать должны. Ваш отец не пользовался телефонами. Как и компьютерами. А кошелек с документами наверняка при себе носил, и убийца изъял его.
– Просто странно, что от человека осталась лишь кучка нестираной одежды.
– Понимаю ваши чувства. Но это пока все, что следствием обнаружено. Все вещи изучены и взяты на контроль. Обычно за ними мы в отделение родственников вызываем, но я знаком с вашей ситуацией, поэтому привез… Но вам все равно нужно расписаться за получение.
С этим словами он раскрыл свою кожаную папку и достал из нее листок. Но за ним следом полез еще один. Вылетел и готов был упасть, как тетя Маня подхватила его.
– Ой, а я его знаю, – воскликнула она, глянув на лист, на котором оказалась распечатка фотографии с паспорта.
– И кто это? – мгновенно отреагировал Лаврушин.
– Котя.
– Кто? – округлила глаза Саша.
– Котя, – повторила тетя Маня. – Друг детства Глеба. Они были неразлейвода когда-то. Но лет десять назад поругались сильно и перестали общаться.
– А почему он Котя?
– Котов фамилия, – ответил ей капитан. – И именно его труп был найден на борту старого корабля «Юнга-2» наряду с телом вашего отца. Сегодня его идентифицировали.
– А второй? – спросила Оля.
– Пока нет. – Он вынул ручку и протянул младшей Пахомовой. – Александра Глебовна, распишитесь в получении вещей вашего отца.
Та чиркнула закорюку на листке.
– А теперь, с вашего позволения, пойду, – проговорил Лаврушин, убрав подписанный документ в папку.
– Заходи к нам, Ванечка, – сказала тетя Маня.
– Зайду.
На том с капитаном и распрощались.
Едва за ним закрылась дверь, Саша схватила книгу. Затем достала из ящика письменного стола блокнот и ручку и кинула на колени Ольге:
– Сиди, записывай. Сейчас будем угадывать шифр.
Глава 3
Отец совсем не изменился!
Это стало для Леши шоком.
Да, он стал выглядеть хуже, это понятно: возраст, алкогольная зависимость, не самые лучшие условия жизни, НО…
При этом он совсем не изменился.
Что такое седые волосы, лишние морщины и набрякшие под глазами мешки, когда сами глаза такие же яркие, живые, как и когда-то?
Говорят, глаза – зеркало души. Возможно, и так. Значит, у Лешиного отца душа молодая, чистая, светлая. Алкоголиков и даже пьяниц всегда выдают глаза. Пустые, мутные, водянистые или красные. Не зря говорят о напившемся – зенки налил! Но старший Земских своими жгучими очами обманывал всех: и сына, приезжавшего к нему на каникулы, и руководство больницы, и пациентов. Никто не мог предположить, что тот беспробудно пьет. Сейчас, естественно, этого уже не скроешь, но Леша не сомневался, что если отец возьмется за ум и завяжет, то очень скоро обретет подобающую форму.
– Сын? – осторожно спросил старший Земских, столкнувшись с Лешей возле ИХ дома.
– Отец, – с утвердительной интонацией произнес Леша.
Алексей пришел в родной двор, чтобы узнать, как отыскать папашу, но, к своему удивлению, встретил его самого.
– Ты тут?
– Я тут.
– Давно?
– Не очень.
Диалог двух дебилов!
– Если хочешь пожить в квартире, то с этим могут возникнуть трудности.
– Ты сдал ее.
– Да. Она слишком велика для меня одного.
– Приходил за арендной платой?
Отец кивнул. Он был трезв. Но, очевидно, потому, что выпить было не на что. Но сейчас в кармане лежали деньги, и немалые, поэтому он предложил:
– Давай зайдем в какое-нибудь кафе, выпьем за встречу.
– Пойдем, только пить я не буду.
– Тут есть хорошее местечко поблизости.
Леша предполагал, о каком местечке речь. Пивнушка в подвале соседнего здания. Он видел, как из нее выкатывались пьяненькие мужички. Во времена его детства в том помещении принимали тару. Ребенком он таскал туда бутылки из-под лимонада, чтобы на вырученную мелочь купить крючки или леску.
Младший Земских не ошибся. Отец привел его именно к тому кафе. Называлось оно «Пир». Ни больше ни меньше.
Отец и сын спустились в зал. Зал был небольшим, на шесть столиков. Старший Земских указал сыну на один из них, а сам пошел к крохотной барной стойке.
– Тебе что взять? – спросил он у Леши.
– Бутылку минералки, если не трудно.
– Сонечка, ты слышала, – обратился к девушке, принимающей заказы, отец. – А еще пивка полторашечку и сухарей.
Получив желаемое, отец подошел к столу, за которым разместился Леша. Сыну принес пол-литра воды, себе полтора крепкого пива. Сразу налил его в стакан и залпом выпил. Крякнув, закусил ржаным сухарем со вкусом хрена.
– Ну, рассказывай, как живешь? – поинтересовался отец, откинувшись на спинку стула. Ему, как говорят в народе, похорошело.
– Нормально. А ты?
– Тоже. Сестра моя и твоя тетка сообщала, что стал-таки хирургом.
– Да.
– Молодец. В Москву переехал?
– Последние десять лет провел в столице.
– Прижился там?
Леша кивнул. Неужели все родители с детьми или дети с родителями общаются так после долгой разлуки? С чужими людьми диалоги лучше выходят.
– На могиле матери был? – продолжил расспросы папа. Он, кажется, тоже чувствовал неловкость, но крепкое пиво помогало, он выпил еще один стакан.
– Сходил на днях.
– А я на все праздники церковные ее навещаю.
– Могила ухожена, я заметил.
– Памятник еще поменять хотел, да дорого…
Пауза.
Леша не знал, что говорить, поэтому пил воду.
Отец не знал, что говорить, поэтому пил пиво.
Но емкости опустели, а ни тот ни другой не придумал, как продолжить беседу.
– Какие люди! – послышалось со стороны входа. Это в кафе завалилась компания из трех человек. Двое мужчин и одна женщина. Все в разной стадии опьянения. – Доктор собственной персоной!
Один из компашки, самый трезвый, направился к столику Земских. Леша остановил его возгласом:
– Будьте добры, оставьте нас одних.
Мужик встал как вкопанный. На опухшем лице недоумение.
– Сын мой, – объяснил отец, как будто извиняясь. – Разговор у нас.
– Понял, не мешаю. Только ты это… ну… не мог бы?..
Леша сунул руку в карман, выудил несколько мятых сотен, он не имел кошелька, и протянул мужику:
– Нате, выпейте за мое здоровье. Только не здесь.
Тот схватил деньги и быстро увлек свою компанию на улицу.
– Твои друзья? – зачем-то спросил Леша. Ведь ясно было, что собутыльники. Причем знающие, когда отец получает деньги от жильцов.
– Нет, просто знакомые. Живут поблизости.
Леша не знал, о чем еще спросить.
Он изгнал алкашей, желая остаться наедине с отцом, но для чего? Чтобы переброситься еще несколькими пустыми фразами? Успокоить себя тем, что он перед смертью помирился с папенькой? Но, как он сказал Пашке Соколову, они не ругались, просто перестали общаться. Первое время Леша ждал от отца действий. Он мог найти сына через свою сестру и хотя бы позвонить, но тот молчал…
Молчал и Алексей.
– Ты меня ненавидишь? – спросил отец, вылив в стакан остатки пива.
– Нет.
– Презираешь?
– Тоже нет.
– Тогда что ты ко мне испытываешь? Скажи как есть.
– Я сам пытаюсь понять… И мне не нравится то, что приходит на ум.
– И что же приходит? – Отец присосался к пиву, но закашлялся и отставил стакан.
– Мне нет до тебя никакого дела. Это же ужасно. Ты отец мой. Самый близкий из оставшихся в живых родственников. А мне за тебя даже не стыдно…
– А за себя?
– Не понял?
Отец допил-таки пиво и грохнул стаканом об стол. Хорошо, не разбил.
– Не стыдно? За себя? – рявкнул он. – Когда мне нужна была поддержка, ты бросил меня! Отвернулся. Сбежал. И спрятался, как будто твой отец прокаженный.
– Ты искалечил мою подругу.
– Ей никто не мог помочь.
– Тогда зачем же ты взялся за операцию? А я отвечу. Был в пьяном кураже, когда море по колено. Если б ты не пообещал Пахомову излечить его дочь, он оставил бы все как есть. А скорее бы повез ее к столичным или заграничным докторам. Кто-то из них, возможно, смог бы что-то сделать. Пусть не тогда, а годы спустя, когда медицина шагнула далеко вперед. Кому-то помогают инъекции стволовых клеток в позвоночник. Понятно, что они не всегда могут поднять обезножевшего с кресла, но улучшают его состояние. Но ты искорежил, доломал, если хочешь, ее поврежденный в аварии позвоночник. И такое уже точно не исправить. По крайней мере в этом веке.
– Думаешь, я не страдаю из-за этого? Каждый божий день я думаю об одном и том же – зачем я согласился на ту операцию? Да, возможно, виной тому пьяный кураж, но я думал о Саше. Я хотел помочь девочке. И думал, что смогу. У меня не вышло. И ее отец сделал все, чтобы превратить мою жизнь в ад. Думаешь, почему я еще жив? А потому, что Хома знал, что для меня хуже смерти жизнь в позоре и муках.
– Я сейчас не совсем понял…
– Глеб Симонович ни в грош не ставил человеческие жизни. По его указке убирали неугодных не один и не два раза. Уверен, тех людей, чьи трупы до сих пор находят в порту, заказал именно Хома. А сколько их еще попрятано в пещерах и скинуто на дно моря. Пусть его руки не в крови, но на совести десятки смертей. И когда с Сашей произошло несчастье, он вдруг понял, что дочка за его грехи поплатилась. И начал деньги раздавать да грешников обличать. Да только сам он прямо-таки сатана. И тот, кто убил его… Да простит меня боженька… – Отец перекрестился. – Совершил правильный поступок.
– Все это тебя не оправдывает, – тихо проговорил Леша.
– Я знаю.
– Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Но ты моих тоже. Так что мы квиты.
Леша дошел до барной стойки, взял еще одну полуторную бутылку крепкого пива и поставил ее перед отцом:
– Надеюсь, это поможет притупить твою душевную боль. Прощай.
И ушел, ни разу не оглянувшись.
Они ехали в машине Эдика и грызли семечки. У каждого было по огромному подсолнуху – сорвали по дороге, проезжая поле с «оттенками солнечного дня», оба запели эту песню Королевой, увидев его.
– Вкус детства, – протянул Леша, раскусывая мягкую и сладкую семечку.
– Помнишь, говорили, что, если кожуру глотать, аппендицит воспалится?
– Да. Я специально ел, чтоб в больнице полежать. Рос на удивление здоровым, но иногда так хотелось поболеть. И чтоб обязательно операцию сделали, но под местным наркозом, чтобы я все понимал, а лучше – видел. Что еще ждать от сына хирурга?
– Я полежал с этим самым аппендицитом. Скажу тебе, ничего хорошего.
– Тебе сколько было?
– Из армии только пришел.
– Так ты уже большой был. А в десять, двенадцать операция – это приключение. Помню, с какой гордостью друзья мне свои шрамы демонстрировали.
– Зато я познакомился в больнице со своей будущей женой. И вот, кстати, смотри и завидуй… – Эдик приспустил штаны, чтобы показать свой шрам.
– Я и говорю: операция по удалению аппендикса это что-то!
Мужчины рассмеялись и снова взялись за семечки.
Через несколько минут водитель объявил:
– Приехали.
Земских выглянул в окно. Встречу им назначили в курортном поселке. В ресторане, расположенном на окраине. На вид ничем не примечательном.
Они вышли из машины, проследовали к входу. На открытой террасе кушали отдыхающие. Ели солянку и шашлык. Взрослые пили пиво и домашнее вино, дети компот. Столики были почти все заняты, но пара свободных имелась. Однако Эдика и Лешу повели внутрь ресторана. Но не в общий зал, а в отдельную кабинку. Она оказалась небольшой. Но уютной и колоритной. По стенам ковры, на них кубки и перекрещенные кинжалы. На широких диванах пестрые подушки. На столе скатерть с вышивкой и шикарная медная посуда.
Гостей усадили, дали каждому по чаше кваса. Ядреного, ледяного. Выпив, Эд аж крякнул от удовольствия.
– Я думал, господин Устинов нас уже ждет, – сказал Леша, попробовал квас, но отставил чашу. От напитка у него могла кислотность в желудке повыситься.
– Я тоже. И сидит, как император, на высоком троне.
– Предпочитаю удобные диваны, – послышалось откуда-то сбоку.
Не успел Земских удивиться тому, что в стене есть какое-то переговорное устройство, как край одного из ковров приподнялся и показался Устинов. Кабинка была с сюрпризом. Наверняка местный Наполеон тех, кому не особо доверял, сюда приглашал, винцом напаивал, потом выходил через дверь и тут же перемещался в сокрытую за ковром часть помещения, чтобы послушать, что о нем говорят. «А с другой стороны, – тут же возразил себе Леша, – к чему все эти игры в стиле ретро, если достаточно поставить «жучок» и микрокамеру?»
– Добрый день, господа, – поприветствовал гостей Устинов. – Извините, что заставил вас ждать.
Он уселся на диван, буквально утонув в подушках. Росту в Устинове было и вправду мало. Да и комплекцией он не поражал. Пожалуй, мужчина носил сорок второй размер одежды, как не самый крупный подросток. Леша скосил глаза, чтобы посмотреть, достает ли Устинов ногами до пола. Доставал! Но наверняка потому, что диваны специально для него низкие поставили, Земских свои длинные конечности не знал, куда пристроить.
– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказал Леша, продолжая рассматривать Устинова.
Одет он был в серый костюм и белую рубашку. Земских не мог себя назвать специалистом по брендовым вещам, но даже он сразу понял, что одежда на Наполеоне крайне дорогая, сшитая на заказ. К ней подошла бы шляпа из соломки, но никак не берет. А Устинов носил именно его.
– Только из уважения к вашей фамилии, господин Земских, я согласился на встречу, – ответил на Лешину реплику он. – Ваш батюшка меня с того света не раз и не два вытаскивал. Я очень благодарен ему, поэтому не отказал вам. Ваше имя Алексей?
– Совершенно верно.
– А спутника как зовут?
– Эдуард, – Корнилов лично представился.
Устинов коротко кивнул.
У него были хорошие манеры, грамотная речь. Но головной убор в помещении он не снял, хотя этого требовал этикет.
– Это ваш талисман? – спросил Леша, указав на берет. Корнилов тут же пнул его под столом. Но Устинов ответил не моргнув глазом:
– Можно сказать и так. У меня была тяжелая травма черепа. Врачи не думали, что я оправлюсь. И выписали меня домой умирать. За мной ухаживал дед. Каждый день он выносил меня в сад дышать воздухом, я не мог ходить сам. Чтобы мою лысую голову не напекло, надевал этот берет. С тех пор я его и ношу. Скорее как память, нежели оберег.
Тем временем официант, высоченный красавец-лезгин с усищами и смоляными локонами, стянутыми на затылке резинкой, поставил на стол поднос. На нем резаные овощи, посыпанные грецкими орехами, несколько соусов и пышущий жаром грузинский лаваш «лодочка».
– Что кушать будете? – поинтересовался у своих гостей Устинов.
– А чем заведение славится? – У прожорливого Эдика уже засверкали глаза.
– О, тут шикарно готовят все мясные блюда. Но мне особенно нравятся кебабы.
– Тогда я буду их.
– Рекомендую попробовать из всех сортов мяса.
– Спасибо, прислушаюсь. А ты, Леха, чем себя побалуешь?
– Этим лавашем – он так обалденно пахнет. Если мне мацони принесут, я буду счастлив.
– Принесут все, что пожелаете, – сказал Устинов. – И если не едите мясо, то вам и рыбу приготовят, и овощи на гриле, коль вы веган…
– У меня проблемы с желудком, и ничего не хочется… – Аромат выпечки защекотал ноздри. – Вот кроме этого лаваша! Можно я отщипну?
Устинов сделал приглашающий жест, и Леша, как коршун, накинулся на лаваш. Оторвав заостренный конец, начал терзать его.
– Тебя как сто лет не кормили, – с некоторым недоумением проговорил Эдик.
– Очень вкусно, – с набитым ртом прошамкал Леша.
– Мацони дождись.
– Угу.
Когда официант удалился, Устинов обратился к Земских:
– Итак, о чем вы хотели поговорить?
Леша указал оттопыренным большим пальцем на Эдика. За что опять получил тычок под столом. Но Земских в долгу не остался, пнул Корнилова в ответ, чтоб тот начал диалог сам.
– Я владею заброшенным доком, на территории которого убили Музеридзе и Пахомова и обнаружили еще два трупа.
– Не повезло вам.
– Больше им, конечно. Но мне тоже.
– Менты цепляются?
– Естественно. Это их работа. И к ней я отношусь с уважением и, если хотите, терпением. Меня больше беспокоит другое.
– Понимаю, о чем вы. Думаете, а не слишком ли много трупов для одного места? И ладно в заброшенном доке убили кого-то, место безлюдное, почему нет? Но зачем останки давно почивших людей переносить на «Юнгу-2»?
– Вы поражаете меня своей осведомленностью.
– Я держу руку на пульсе, это нормально. Так я прав?
– Да. Но все усложняется тем, что Малхаз Музеридзе, Муза, сидел за то, за что хотели осудить меня.
На лице Устинова отразилось удивление. Не в полном объеме, как видно, он получил информацию о произошедшем.
– Но и это еще не все. Он писал мне из тюрьмы письма. Моя дура жена, чтобы меня не волновать, их рвала и выбрасывала. Поэтому я не могу знать, что они содержали. Но одно чудом сохранилось. Могу вам показать, я взял копию с собой.
– Будьте любезны.
Эдик протянул Устинову сложенный вчетверо лист. Леша уже читал письмо, поэтому не стал отвлекаться от трапезы. Тем более ему принесли мацони. Корнилов с Устиновым что-то обсуждали, Эд вводил Наполеона в курсе дела, а Земских просто ел. И наслаждался вкусом!
Завтра они на «Бывалом» выходят далеко в море. Вернутся на берег только через сутки. Земских решил поголодать. Он купил в аптеке пять литров дистиллированной воды и надеялся, что ему хватит. Но если нет, всегда можно попить обычной. Главное, не есть. Леша понял, что, когда его желудок пуст, он меньше беспокоит. Жаль, что насладиться в полной мере вкусняшками не получилось. Как и перепробовать разные винные напитки. Рак Алексея оказался суровее, чем он думал. Он не делал предупредительных выстрелов, а сразу атаковал.
Принесли горячее. Эдику кебабы в количестве пяти штук – говядина-баранина-свинина-курица-ливер всех этих животных, Устинову шашлык. Принявшись за еду, мужчины продолжили диалог.
– Я слышал о Музе, но лично его не знал, – макнув кусок мяса в соус «ткемале», сказал Устинов. После этого отправил мясо в рот. – Мы варились в одном котле, но, скажем, попадали в разные половники. А вот с Пахомовым наоборот.
– Разные котлы, но один половник? – решил уточнить Леша.
– Он все равно что суп из омара, а я похлебка из кильки. Но кто-то нас смешал в одной тарелке. И кильке это не нравилось!
– Не совсем понимаю этой вашей аллегории, – беспомощно пробормотал Земских.
– Я был мелким бандитом. Таких, как я, называли отморозками, но у нас был свой кодекс. Лично я никого не убил и даже сильно не покалечил. Всегда считал, достаточно напугать. Но всех, кто промышлял в порту, контролировал Хома. И считал отморозков своими марионетками, потому что криминальные паханы позволяли ему играть в солдатиков. Им был нужен Пахомов. А мне – нет. Я, солдатик, не хотел плясать под его дудку.
– Это вы свергли «омара»? А конкретнее, Глеба Симоновича Пахомова?
– Нет, когда заваруха произошла, мне до него дела не было. Он другим людям жить мешал. Я давно вывел свой бизнес из наших мест. Поэтому и преуспел. Не хотел под Хомой ходить, как все, как и революцию устраивать. Меня даже не было тут, когда все происходило. Я в Сербии несколько производств открывал. Вернулся, а тут смена власти. Подивился…
– Тому, что не кокнули Хому, а просто убрали с руководящей должности?
– И этому тоже. У нас народ суровый, сформировавший свое мировоззрение в лихие годы. Тогда шлепнуть человека всем казалось простейшим решением проблемы.
– В том числе Хоме?
– В первую очередь.
– И почему же не шлепнули Глеба Симоновича?
– Не убивают того, кто владеет ценной информацией.
– О какой информации речь?
– Я не уверен на все сто, только предполагаю, – предупредил Устинов. – Давно, чуть ли не сорок лет назад, тогда Хома еще был никем, всего-навсего рядовым работником таможни, а в порту заправлял цыганский барон по имени Василий, где-то в прибрежных водах затонуло международное торговое судно под названием «Надежда».
Леша заметил, как вздрогнул Эдик. И отложил кебаб, который до этого поедал с огромным аппетитом.
– На «Надежде» официально везли партию турецких сладостей, – продолжил Устинов. – Но, как водится, еще и контрабандный товар. Обычно в Россию из Турции переправляли парфюм, косметику, платки, заколки, браслеты. Реже одежду, обувь, сумочки. Бывало, простейшую технику, типа плееров или игрушек. Но на «Надежде» в тот рейс везли антиквариат. Старинные изделия из драгметаллов с каменьями. Их стоимость сейчас трудно оценить. Когда они покупались, доллар официально стоил дешевле советского рубля. Но на черном рынке один к двум в пользу американской валюты. И все равно это был огромный куш. Потому что по мелочи Василий не поднимал кипишь, а тогда он всех на уши поставил. Товар обязан был прийти из пункта «А» в пункт «Б». Для исполнения этой миссии и контроля за ней Барон привлек лучшие силы.
– Но «Надежда» все равно затонула? – предположил Земских.
– Кого этим удивишь после катастрофы «Титаника»? – заметил Эдик, вернувшись к еде. Леша следил за ним очень внимательно и видел: рассказ взволновал его сильнее, чем ему хотелось бы показать это окружающим.
– Да, суда тонут, самолеты падают, поезда сходят с рельс. И никому нет дела до обломков, если под ними не сокрыты сокровища.
– «Надежда» до сих пор лежит на дне моря? – спросил Алексей.
– Совершенно верно. И в каком месте, неведомо. Хотя многие члены команды были обнаружены, пусть и посмертно. Их тела нашли и предали земле. Но сокровища «Надежды» до сих пор под водой.
– Судно не подавало сигнала бедствия? Странно как-то…
– Вся информация по крушению испарилась.
– Ее удалили?
– Или изъяли и очень глубоко запрятали.
– А я понял! – шлепнул себя по лбу Земских. – Пахомов каким-то образом выяснил, где затонула «Надежда», но не стал ее поднимать со дна. Оставил турецкие сокровища на черный день. Но на них еще желающих куча.
– У нас с вами, господин Земских, мысли сходятся. Я подумал так же. Иначе как объяснить, что Хому не убрали, а скинули? Причем завели на него хитрое дело, чтобы обобрать.
– Специально лишили всего, надеясь, что он полезет в «загашник»?
– Но он этого не сделал. Даже ради дочери.
– Так вы поэтому искали его? Надеялись узнать координаты?
Устинов фыркнул:
– Я давно уже ничего не делаю ради денег, у меня их полно. Сейчас меня заботит только политика. Я ею не просто увлечен, а одержим. И если еще лет пятнадцать назад я со своей биографией мог не волноваться, баллотируясь в ту же Думу, там таких, как я, подавляющее большинство заседало, то теперь все иначе. Белые воротнички с Кембриджами занимают руководящие позиции. Я тоже окончил престижный вуз, причем окончил, а не купил диплом, но мое бандитское прошлое – это клеймо на биографии. И я должен сделать так, чтоб ничего из него не всплыло, когда начнется предвыборная гонка. Я договариваюсь с людьми, которые могут меня утопить. Хома один из них.
– Спасибо за разъяснение.
– Я помог вам?
Леша вопросительно посмотрел на Корнилова.
– Вы очень помогли, – горячо заверил тот. Чем удивил Земских. В принципе, ничего особо полезного они не узнали. – И огромное спасибо за то, что согласились встретиться. Больше мы ваше время отнимать не будем, нам пора.
Устинов с достоинством кивнул. Получив очередной тычок под столом, Леша встал вслед за Эдиком.
– А кебабы в этом ресторане на самом деле удивительные. Сколько с меня за них?
– Я вас умоляю, Эдуард.
– Пусть он пообещает, что проголосует за вас, – влез Леша.
– А вы правы, господин Земских, – улыбнулся Устинов и задорно посмотрел на Корнилова: – Как вам такая плата за кебабы?
– Принимается.
Он протянул руку, и мужчины скрепили уговор рукопожатиями.
Покинув ресторан, Леша с Эдиком направились к машине.
– Что с тобой такое? – спросил Леша.
– А что со мной?
– Это я у тебя спрашиваю. Ты как-то странно вел себя, когда Устинов рассказывал про турецкие сокровища.
– Разве?
– Пытать не буду, не хочешь – не говори.
Корнилов тяжело вздохнул, после чего выдал:
– Мой отец погиб на «Надежде». Он был ее капитаном.
Глава 4
Оля лежала на кровати и щелкала телевизионным пультом. От Пахомовых она еле уехала. И Саша, и ее бабушка пытались оставить гостью до вечера. Саша, выписав все подчеркнутые слова из книги Дюма, пыталась сложить их в связный текст и надеялась на помощь подруги, а тетя Маня не могла отпустить Олю без ужина. И все же Крестовской удалось вырваться. Спасибо за это Олегу, который позвонил. И пусть он просто справлялся о делах, Оля сказала, что у нее встреча, и упорхнула.
Вернувшись в отель, помылась и легла передохнуть. Причем тело не устало, а вот мозг и нервная система – да. Думать о чужих проблемах и переживать из-за них так же тяжело, как и из-за своих.
Не найдя ничего интересного из телепрограмм, Ольга вырубила телевизор. Лучше ничего не смотреть, чем какую-то ерунду.
– А не искупаться ли мне? – спросила Оля у своего отражения в зеркале, расположенном напротив кровати. – Купальник я так и не обновила.
Мысль показалась удачной. Спрыгнув с кровати, Ольга кинулась к шкафу, чтобы натянуть на голое тело бикини.
Едва она успела это сделать, как в дверь постучали.
Подумалось, что это опять Паша, так и не заехавший за своим телефоном. Но Олю ждал сюрприз…
Открыв дверь, она увидела на пороге Лешу Земских.
– Привет, – растерянно проговорила она.
– Добрый вечер. Могу я войти?
Она посторонилась, впуская гостя.
– Ты не ругай администратора за то, что он сказал, где ты живешь.
– Не буду. Тем более я собираюсь съезжать.
– Когда? – Он плюхнулся в кресло и, проверив, много ли воды в чайнике, включил его.
– Как только риелтор найдет для меня подходящее жилье. Кстати, варианты обмена Сашиной квартиры тоже подыскиваются. Надеюсь, ты не передумал доплачивать?
– Нет, все в силе. Но хотелось бы ускорить.
– То есть завтра же сделать «ченж»?
– Я понимаю, что завтра это вряд ли, но тянуть тоже не стоит. В ближайший месяц хотелось бы уложиться.
– Я так понимаю, ты чаю хочешь?
– Очень.
– У меня ватрушки есть. Тетя Маня мне с собой пакет собрала. Будешь?
– Нет, я сыт, спасибо.
– Значит, просто чай?
– Да. Черный.
Оля тоже хотела чая. За то время, что она жила в «Приморской», запас пакетиков иссяк. Его в трехзвездочном отеле почему-то никто не пополнял, но она купила упаковку «Гринфилда».
– Мне понравился твой кавалер, – сказал Леша.
– Да, он классный.
– И вы прекрасно смотритесь, но…
– Только не говори, что он слишком молод для меня.
– А он молод?
– У нас есть незначительная разница в возрасте, но мне кажется, он выглядит как мальчишка. Я на его фоне как старшая пионервожатая.
– Не заметил…
– Тогда в чем «но»?
– Тот, на кого он работает, манипулятор со стажем. И не скажешь, что человек гнилой, нет. Не хуже других. Возможно, даже лучше. Но если твой – не твой Олег продолжит сотрудничество с ним, потеряется.
– Ты пришел, чтобы предупредить меня об этом?
– Конечно нет. Я вообще явился в «Приморскую», потому что забыл кое-что в номере, из которого выехал. Но сегодня такой странный день… – Он повертел головой. – Где мой чай? – Оля поставила перед ним чашку. – Оль, я прощения просить пришел.
– За что?
– За все.
– В нашем с тобой случае виноваты оба.
– Я с тебя ответственности и не снимаю, – усмехнулся Леша.
Крестовская упала животом на кровать. И, подперев подбородок кулаками, приготовилась слушать Земских.
– Я прожил чуть ли не полжизни с мыслью о том, что все делал правильно. С тобой расстался, с отцом расплевался, с Сашкой перестал общаться. Но вот сейчас… Сейчас! – Он поднял вверх оттопыренный указательный палец. – Я понял, каким был дураком.
– Как гласит народная мудрость, лучше поздно, чем никогда, – выдала Оля. Кроме этой избитой фразы ничего на ум не пришло.
И тут Земских удивил. Резко поставив чашку на тумбочку, он рухнул на пол, уткнулся лбом в край кровати и заплакал.
Вернее, Оле так показалось…
На самом деле Леша смеялся. Но горько. С надрывом.
Такой смех хуже плача.
– Если бы я осознавал тогда, что жизнь так скоротечна, все было бы иначе.
– Ты как минимум явился бы в загс? – Оля хотела немного сгладить ситуацию, потому задала этот вопрос со смехом.
Но Леша никак не желал переключаться на легкую волну.
– Если б ты узнала, что через пару месяцев умрешь, что бы ты сделала?
– Даже думать не хочу об этом.
– Ответь, пожалуйста.
– Провела бы их с близкими: с дочкой, папой, мамой.
– Это правильно. А мне вот не с кем проводить последние дни…
– Ты что, умираешь? – испугалась Оля.
Он ответил не сразу.
– Если бы… – Пауза. – Умирал… – Тяжкий вздох. – Через два месяца… мне не с кем было бы провести последние дни.
– Нет в целом свете ни одного дорогого тебе человека?
– Увы. Мама умерла, отец для меня дяденька чужой, детей не «родил», а единственная женщина, которую я любил, это ты, и наши с тобой пути разошлись давным-давно…
– Значит, нужно найти того, кому дорог ты, и сделать его счастливым, пусть и на короткое время.
– Тут тоже неувязочка, – криво усмехнулся Алексей. – Нет таких людей. Хороший друг имеется, да, но я сомневаюсь в том, что осчастливил бы его своим каждодневным присутствием на протяжении двух месяцев.
– Я знаю человека, которому ты дорог.
– Серьезно? И кто же этот таинственный почитатель моей скромной персоны?
– Саша Пахомова. Она до сих пор любит тебя.
– Да брось.
– Я не шучу.
– С ума сойти… Значит, сдержала обещание.
– Какое?
– Не говорил я тебе, не хотел вашу дружбу портить, но она приходила ко мне.
– Когда?
– Тогда! – И махнул рукой за спину, что, по всей видимости, означало – давно, много лет назад. – Мы приехали с тобой сюда, чтобы сообщить родителям о том, что подали заявление. Естественно, и Саше сказали об этом. Она вроде бы порадовалась за нас, но поздно вечером пришла ко мне домой. Была пьяненькая. Говорила много и все какую-то ерунду. Когда я сказал, что мне пора, выпалила: «Я люблю тебя!» Меня это поразило. Нет, я, естественно, знал, что Саша долгие годы была неравнодушна ко мне, но думал, это прошло. А оказалось, нет. О чем она сообщила мне, а потом добавила: «Если у вас с Олей не получится, знай, я жду тебя. И не важно, сколько пройдет времени, прежде чем ты поймешь, что именно я – твоя женщина, я буду ждать… И любить…»
– Ты прав, она сдержала обещание. Хотя давно перестала надеяться на то, что ты поймешь – именно она твоя женщина.
Земских снова уткнулся головой в кровать. Оля встала, взяла чашку и протянула ему:
– Попей.
Леша отмахнулся.
– Давай завтра навестим Сашу вместе? – предложила Оля.
– Мы выходим в море в четыре утра. Вернемся через сутки.
– Хорошо, послезавтра.
– Думаю, мне лучше встретиться с ней тет-а-тет. Дашь мне Сашин номер?
– Если ты пообещаешь мне сохранить в тайне наш сегодняшний разговор.
– Конечно, сохраню.
– Тогда записывай.
Леша достал сотовый и ввел в его память номер Пахомовой. Затем поднялся с пола. Разгибаясь, поморщился.
– Что-то болит?
– Желудок.
– Дать активированного угля? У меня есть.
Земских почему-то хохотнул:
– Нет, спасибо. Я уже принял таблетку. Скоро пройдет. До свидания, Оля.
– Пока.
Через несколько секунд Леша скрылся за дверью, а Оля вернулась на кровать. Она не могла понять, почему ей так не по себе после разговора с Земских. Но покопаться в себе она не успела, позвонил Олег и сообщил, что через час будет в «Приморской».
Они сидели на берегу моря. Пили «Советское» шампанское, ели шашлык. Посуда – пластиковая. Салфетки – бумажные. Под попой полотенца. И все равно рай…
Пусть и не «Парадиз».
– Как тебе наш плебейский ужин? – спросил Олег, облизнув измазанные кетчупом пальцы.
– Он шикарен.
– Я того же мнения. Не хватает только музыки, но и это мы сейчас организуем. – Он выудил из кармана сотовый и пробежался пальцами по экрану. Вскоре из динамика полилась лирическая инструментальная композиция.
– Можно вопрос?
– Любой, какой пожелаешь.
– Тебе нравится твой работодатель?
– Я нахожу его отличным мужиком, но я вроде уже говорил тебе об этом.
– Слышала, что он беззастенчивый манипулятор.
– Как и все политики.
– И как долго ты собираешься на него работать?
– Да я, собственно, уже закончил. Вчерашний ужин, можно сказать, был «комплиментом» от клиента. Я получил не только гонорар, но и благодарность за работу в виде приглашения на ужин. Но я сказал, что у меня свидание, и отказался, тогда Устинов сделал красивый жест и дал нам с тобой возможность провести вечер в «Парадизе».
– Тебе не кажется это подозрительным?
– Что именно? – Олег вытер руки салфеткой и улегся на спину, подложив под голову свой рюкзак.
– То, что Устинов перестал нуждаться в твоих услугах, едва обнаружилось тело Пахомова?
– Нет. Потому что я сделал свою работу. Единственное, кого не отыскал, так это Глеба Симоновича. Но он, а вернее, его останки, как ты правильно сказала, обнаружились и без меня. И, кстати, Устинов предложил мне работу на постоянной основе. Но я отказался.
– Почему?
– Я птица вольная. Не хочу клевать из кормушки. Мне нравится самому добывать пищу.
– И когда ты возвращаешься в Ростов?
– Завтра.
– О…
– Что значит это «о»? – спросил Олег, приподнявшись на локте.
– Ничего. Просто возглас удивления.
– Я вернусь через неделю.
– Зачем? Ты же отказался от кормушки?
– Ради тебя, Оля. Если ты еще будешь тут, я приеду. Вернешься в Самару – примчусь туда. Снова улетишь на Тенерифе – подамся в те края. Но на Канары попозже, у меня шенген кончился. Так что, если я тебе не совсем безразличен, лучше пока в России останься.
– Еще на пару дней не можешь задержаться?
– Никак. У сына день рождения послезавтра, я всегда его лично поздравляю.
– Сколько ему исполняется?
– Девять.
– Какой большой.
– Ты постоянно забываешь, что я уже взрослый мальчик, еще и рано женившийся.
– Действительно, – рассмеялась Оля.
Олег сел, чтобы снова наполнить стаканчики.
– Поздравляю тебя с днем рождения сына, – сказала Крестовская, подняв свой пластиковый «фужер».
– Заранее не поздравляют. Поэтому давай выпьем за…
– За?
– Этот город, что свел меня с тобой!
– Строчка из песни? Только там про Сочи. И про поцелуи.
– За поцелуи тоже выпьем. – И едва Оля сделала глоток шампанского, Олег прижался к ее губам своими.
Они самозабвенно целовались, пока не услышали странный звук: то ли смех, то ли писк. Отстранившись друг от друга, оба повернулись, чтобы увидеть его источник.
– Я узнаю этого парня, – усмехнулась Оля, увидев мартышку в тельняшке. Обезьянка скакала вокруг эффектной дамы в блестящем платье с глубоким декольте и пыталась запрыгнуть к ней на руки.
– Артур, убери животное, – крикнула дама мужчине, который стоял поодаль. Судя по всему, он выгуливал обезьяну. И это был не вчерашний тип с подводками на веках. Другой, вполне адекватный, даже симпатичный.
– Поль, ну тебе трудно погладить его, что ли? – пробасил Артур.
– Может, мне его еще поцеловать? И сколько раз повторять, называй меня Паулиной.
– Хорошо. – Мужчина схватил обезьянку и прижал к груди. Она протестующе верещала до тех пор, пока ей не сунули конфету. – Паулина, ты куда направилась?
– В ресторан. – И указала тонким пальчиком, украшенным массивным авангардным кольцом, на «Приморскую». – Хочу поужинать.
– С мужем?
– С мужем, – фыркнула красавица, и ее переполненные гелем губы заколыхались, как потревоженные медузы. – Я без понятия, где мой драгоценный супруг пропадает целыми днями. Совсем свою Паулину позабыл, позабросил.
– Забот у него много, что поделать.
Тут мартышка, слопавшая угощение, снова начала вырываться. И Артур торопливо выпалил:
– Ладно, пойдем мы. Что-то Мартин сегодня беспокойный.
– Так от него алкоголем разит. Споите животное, черти.
И, махнув ручкой Артуру и его питомцу, заспешила к гостинице. А Оля с Олегом, обменявшись веселыми взглядами, вернулись к прерванному занятию.
Глава 5
Он снова оседлал скутер, чтобы доехать до цыганской деревни. Оказалось, деревенька называется Малый Ручей. Эдик увидел указатель, когда поднимался в гору.
Добравшись до деревни, он заглушил мотор и огляделся. Все дома как на подбор – крепкие, добротные, покрытые яркой черепицей. Ни одного ветхого жилья. Корнилов слез со скутера и прошелся по главной улице. Она поражала. Дорога, мало того что заасфальтирована, обнесена метровым бордюром, чтобы дети, что носились от дома к дому, не попали под колеса автомобилей. Чуть ли не через каждые пять метров фонарные столбы, под ними урны. А в самом конце улицы огромный особняк за забором в два человеческих роста.
– Эй, малец, подожди! – Эдик остановил пробегающего мимо пацана со скейтом и вдрызг разодранными коленками. – Это чей дом?
– Цыгана Васьки был, – ответил тот, сделав ударение в слове «цыган» на первый слог. – А сейчас ничей.
– Как так?
– Да в нем сейчас не живет никто. Там ресторан, бассейн, баня, корт теннисный.
– Загородный клуб то есть?
Мальчишка пожал плечами и, бросив под ноги скейт, унесся.
А Эдик прошел еще несколько метров, но, дойдя до забора, развернулся. Вряд ли Ян обитает на территории бывшей усадьбы Василия, хоть и цы́ган.
Корнилов свернул на параллельную улицу. Она тоже была в идеальном асфальте, но без бордюров. И фонарей здесь было поменьше.
– Милок, ты не заблудился? – услышал Эд голос за спиной.
Обернулся и увидел, как из-за увитого диким виноградом забора выглядывает крохотная старушка в шляпе с розами. Если бы Эдик верил в сказки, то подумал, что перед ним фея садов.
– Здравствуйте, – поприветствовал Корнилов. – Я ищу дядьку Яна. Не подскажете, где он проживает?
– А зачем он тебе? – подозрительно спросила старушка. Лицо ее сразу посуровело. И ни малый рост, ни розы на шляпе больше не делали ее похожей на фею. И Эдика осенило:
– Вы его жена!
– Допустим…
– Позовите, пожалуйста, мужа. Мне поговорить с ним нужно.
– Нет его дома.
– А где я могу его найти?
– Ясно где, у вышки. Двадцать пять лет назад с нее шмякнулся, ноги переломал, башку повредил, а все ходит.
– Хорошо, что не по бабам, – зачем-то ляпнул Эдик.
– Милок, да он и причинные места отбил, когда свалился с вышки. Какие уж бабы. Поглазеть на них любит, да. На соседку все пялится да всем болтает, что и она на него. Строит из себя… как это сейчас говорят? Мачо, во! А сам… Как Ленин из анекдота.
– Какого?
– В котором Ленин жене говорил, что идет к любовнице, любовнице, что к жене, а сам на чердак, «Искру» печатать.
Корнилов рассмеялся.
– Спасибо за информацию. И за анекдот. Всего хорошего.
– И тебе не хворать. А деда моего встретишь когда, скажи, если дотемна не явится, калитку запру, придется к любовнице идти ночевать.
И довольная своей шуткой, скрылась за забором, а Эдик пошел к скутеру.
Через десять минут он был у моря. Вышку видел. А дядьку Яна нет.
Решил искупаться. Уж коль приехал. Стянул с себя одежду и бросился в воду. Море было неспокойным. Волновалось, и Эдик не стал заплывать далеко. Когда он развернулся, чуть не вскрикнул от удивления. Дядька Ян сидел на вышке. Как он умудрился забраться на нее со своими больными ногами, для Корнилова осталось загадкой.
– Здорово, дед! – прокричал Эдик, доплыв до берега.
– А, сменщик, привет. – Старик помахал ему. – Явился-таки? Долго же тебя не было.
– Мы этим утром виделись.
– Не выдумывай. Я уже неделю хожу, проверяю, на месте ли ты, но ты где-то бродишь. Пришлось мне стариной тряхнуть и сюда вскарабкаться, чтоб тебя подменить.
Эдик выбрался на сушу, прикрыв срам рукой. На сей раз он взял с собой полотенце, поэтому смог вытереться перед тем, как одеться.
– Ты где там? – послышалось сверху.
– Иду, – откликнулся Эдик.
– Курево не забудь.
Корнилов проверил, на месте ли «Парламент», и направился к вышке. Взбирался по лестнице аккуратно, с оглядкой. Но на сей раз под ним ни одна ступенька не треснула. Оказавшись на верхотуре, Эдик плюхнулся рядом с Яном и протянул ему сигареты.
Дед, не изменяя традиции, одну сунул в рот, вторую за ухо. Прикурив, выдохнул вместе с дымом слова:
– Сегодня груза не будет.
– С чего ты взял?
– Вижу по огням.
Бухта уже погрузилась во тьму: солнце скрылось, а луна еще не взошла, и ее расцвечивали мириады фонарей.
– Ты прав, сегодня груза не будет, – согласился со стариком Эдик. – Барон звонил, предупреждал. И передавал тебе привет.
– А что сам поприветствовать меня не может?
– Так номера твоего не знает. Потерял.
– Старый он уже.
– И не говори. Память ни к черту, не то что у тебя. Говорят, у тебя в голове, как в компьютере, сведения обо всех кораблях, доставлявших грузы, хранятся.
– Врут. Их столько было, что, если б я запоминал все, башка бы взорвалась.
– Но «Надежду» ты не мог забыть.
– Тебе Барон про нее рассказал?
– А кто же?
– Да просто для него это была больная тема, он всем запретил вспоминать о «Надежде»…
Эдик осторожно молчал, боялся спугнуть старика неудачным враньем. Ян тоже ничего не говорил. Смотрел вдаль, попыхивая сигаретой. Корнилов решил, что он думает уже о чем-то другом, как дед продолжил:
– Это был провал Барона. Самый крупный в жизни. В груз было вложено столько денег, что я даже представить не могу этой суммы. Операцию готовили тщательно, но… Как говорится, мы предполагаем, Господь располагает. Любой план может рухнуть из-за ерунды. Так и случилось. Судно, на котором должны были вывозить «товар», задержали в стамбульском порту из-за драки членов экипажа с местной матросней. Ребята знали, что скоро получат хорошие мани, разгулялись, да и ввязались в потасовку. Причем нешуточную, с поножовщиной. Часть команды арестовали. Пришлось срочно искать другой корабль. Но в нужный турецкий порт из нашего в ближайшие сутки отправлялась только «Надежда». А на ней нужных людей не было. Барон лично решил с капитаном поговорить. Но тот ни за какие коврижки не соглашался взять на борт запрещенный груз. Барону бы отступить. Выдохнуть, подумать, как самураи перед битвами делали. Но он психанул. Велел припугнуть капитана «Надежды». У того сынок был малой, лет трех-четырех. Его из детского садика похитили, привезли сюда. Отцу сказали – не будешь сотрудничать, мальчишке конец.
– И он согласился?
– А что ему оставалось? Да только так и не вернулся корабль «Надежда» в наш порт. Затонул вместе с грузом. По какой причине, не знает никто, потому что судно так и лежит на дне моря. Барон пытался его отыскать, да без толку.
– Мальчика отпустили?
– Конечно. Двое суток подержали в доме Барона, он там с внуками и племянниками его играл, и отвезли домой. Мать даже и не узнала, что ее сына в заложниках держали. Муж сказал ей, что увез ребенка к родственникам.
Вдруг старик напрягся. Схватившись за опору вышки, привстал. Вытянул шею, глянул влево. В направлении «Комиссара Рекса». Эдик повернул голову туда же, но не увидел ничего, кроме темных вод и огней. Даже макушка горы сливалась с небом, и ее очертаний не рассмотреть.
– Что там такое? – спросил Эдик у дядьки Яна.
– Да как будто груз идет.
– Откуда?
– Из порта. Видишь перемещающийся желтый огонек?
– Дядька Ян, сейчас лодки у каждого десятого жителя города. В порту для них стоянка. Кто-то из владельцев моторки просто решил прокатиться.
– Никто в сторону пещер так просто не плавает. Там опасно. Много подводных камней. Огромных и острых, как акульи зубы. Напорешься на такой, и все, днище пробито.
– А эхолоты на что?
– Такую бандуру на лодку не поставишь.
– В наше время они размером с пачку сигарет.
– Да? – Старик все же сомневался. – Я пока ходил нормально, наведывался в пещеру, проверял, все ли там на месте.
– Это когда было? Ты двадцать пять лет назад с вышки свалился.
– И что? – нахохлился старик. – На мне все как на собаке заживает. Я уже через год бегал, пусть и припадал на одну ногу. Такой хромой да кривой недавно стал. От старости. В башке, правда, после падения немного шарики с роликами перепутались, и все эти годы находит на меня что-то. Но отпускает тут же. Только бабка моя так не считает. Говорит, я умом тронулся, дура старая.
– И как ты попадал в пещеру? Со стороны моря?
– Не, я сухопутный. Воды не то чтобы боюсь, опасаюсь. Был в пещеру секретный ход. Вот я через него туда пробирался. Сидел там в тишине, виски потягивал. Было там три ящика контрабандного «Чиваса». Да выдержанного, восемнадцатилетнего. Я и там попивал, и с собой выносил. Как опустошил ящики, так и решил, хватит.
– Пить?
– Еще чего! Ходить в пещеру. Я сторожем не нанимался. У меня свои обязанности есть. Я дежурный.
– Правильно сделал, потому что гора обвалилась.
– Знаю.
– Слышал об этом?
– Да я в нее чуток взрывчатки заложил, чтоб запечатать коробочку.
– Взрывчатки? – переспросил Эдик.
– Чуточку, – повторил Ян.
– Ты где ее взял, дед?
– У деда чего только нет в запасе. Я, мил мой, дежурный.
Корнилов не знал, верить дядьке Яну или нет. Шарики с роликами в его голове совершенно точно перемешались. Тут он снова вскочил:
– Нет, ну вот опять! Огонек. Только не желтый теперь. Синий.
– А цвет имеет значение?
– Конечно. И синий не использовался. Значит, ты прав, и какой-то дебил просто решил поплавать с эхолотом по опасному участку. Их же, дебилов этих, как-то называют, да?
– Экстремалы?
– Точно. Ладно, давай спускаться, а то моя мегера ругаться будет.
– Может и домой не пустить.
– Ничего, к Матильде ночевать пойду. Она мне рада будет. Баба – огонь. И молодая, всего шестьдесят. И так зазывно на меня смотрит, что еле держусь, чтоб устоять.
– А точно, старый ты бандит, держишься? Или согрешил пару раз?
– Джентльмены о своих победах помалкивают, – важно изрек Ян.
Посмеявшись про себя, Эдик помог старику спуститься.
– Давай подвезу до дома? – предложил он, чуть ли не на руках сняв дядьку Яна со ступенек. Как дед умудрился забраться на вышку, для него так и осталось загадкой. – Поеду медленно, не волнуйся.
– Медленно я и без тебя дойду. Бывай!
И зашагал прочь, что-то бормоча себе под нос.