вырванное из груди чудовища голубое сердце. Метрах в пяти от нас молния горкой взмыла вверх и взорвалась где-то у нас за спиной. Вопрос можно? Мое психическое состояние и молния как-то связаны?
– У человеческого организма есть предел физической и психической выносливости. Моя задача определить, способны ли вы сейчас к длительным психофизическим нагрузкам.
– У меня все тело болит, а с головой – полный порядок.
К нам подошел Горбунов, молча встал рядом.
– Тело у вас болит от ударно-светового шока. Надеюсь, вы не думаете, что вас по дороге раскидало взрывной волной?
– А чем еще? – удивились мы с Горбуновым.
– От взрыва молнии у вас обоих произошло мгновенное рефлекторное сокращение всех мышц тела.
– Какое сокращение? – не понял Иван.
– Рефлекторное. Слышали, наверное, как человека ударом тока сбрасывает с табуретки? Очень распространенная история: любопытный индивидуум сует палец в цоколь для электрической лампочки и летит потом по всей комнате. В цоколе никакого взрыва не происходит. Падение с табуретки влечет непроизвольное сокращение мышц под воздействием разряда электротока. С вами было то же самое – мышцы тела непроизвольно сократились, и вы полетели с дороги в разные стороны. Вас как зовут? – обратился Альберт Львович к Горбунову. – Давайте я вас посмотрю.
Наблюдая, как незнакомец проверяет рефлексы у Ивана, я подумал: «Этот человек не врач. Возможно, он медик по образованию, но сейчас он представляет другую организацию. Скорее всего, он из КГБ».
Закончив осматривать Горбунова, Альберт Львович повернулся ко мне.
– Андрей Николаевич, у товарища Горбунова ярко выраженное постстрессовое состояние, а у вас психический блок. Навскидку предположу, что история с шаровой молнией была вторична, а до нее вы испытали настоящий стресс. События на поляне как-то связаны с вами лично?
Запираться было бесполезно. Простодушный с виду толстячок видел меня насквозь.
– Раненый милиционер – муж моей хорошей знакомой, – ответил я.
– Настолько хорошей, – понимающе улыбнулся Альберт Львович, – что вы не знаете, как ей сообщить о его ранении? Успокойтесь. Эту неприятную миссию мы возьмем на себя.
– Николай Павлович! – позвал он Комарова. – Я дам парням по паре таблеток, до обеда продержатся.
– Что за таблетки? – недоверчиво спросил Горбунов.
– Экстракт колы, психостимулятор и биоэнергетик. В войну такие таблетки давали полевым разведчикам для повышения выносливости. Запивать их не надо. Положите под язык, они сами рассосутся.
Иван взял таблетки, зачем-то обнюхал их.
– Они на потенцию не повлияют? – спросил он.
– Конечно, повлияют! – повеселел толстячок. – Это же стимулятор и энергетик: где мог один раз, легко сделаешь трижды.
– Товарищ доктор, – запротестовал Горбунов. – Это же несправедливо!
– Не называйте меня доктором! – строго осадил его Альберт Львович.
– Так все равно же несправедливо! – возмущенно замахал руками Горбунов. – Товарищ Лаптев в два раза худее меня – ему две таблетки, а я – здоровый такой, и мне – тоже две? Когда я служил в армии, мне дополнительный сахар давали и две «шайбы» масла. Мне надо четыре таблетки, никак не меньше.
– Держите! – толстячок протянул ему еще две пилюли.
– На баб в стойбище бросаться не начни, – недовольным тоном прокомментировал поведение Горбунова Комаров.
– Буду держать себя в руках, – заверил Иван.
«Добродушный Пиквик совсем не доктор! Если Комаров не смеет ему возразить, то этот дядя высоко летает. Интересно, откуда он?»
По команде Комарова все пошли на выход. Незаметно от окружающих Иван сплюнул таблетки в кулак и спрятал их в карман.
У штабного автобуса нас ожидали два армейских вездехода «Урал». Когда они подъехали, я не слышал, наверное, спал, убаюканный разговорами о люли. Мне велели сесть в кабину первого автомобиля, Ивану показали на кузов. Рядом со мной в кабине сел Малышев.
– Поехали! – распорядился он.
Как только «Уралы» тронулись, я склонился к начальнику милиции.
– Откуда все про шаровую молнию знают?
– С «Гнезда» доложили. Они видели, как молния над вами взорвалась. Пока «Скорая помощь» на связь не вышла, мы считали вас погибшими. Представь мое состояние, когда я слышу по рации истеричный вопль: «Наших парней на куски шаровой молнией разорвало!» Это мне надо колу горстями пить, стресс снимать.
– Альберт Львович из КГБ?
– Понятия не имею, в первый раз его вижу. Его Комаров с собой привез.
У тропинки через лес грузовики остановились. Дальше можно было пройти только пешком. Выстроившись гуськом, мы пошли на полянку, после ночного ливня заболоченную по самые щиколотки.
– Вот здесь, головой вперед, лежал Меркушин, – показал я. – Судя по его позе, он получил удар по темени, когда шел в сторону табора, а никак не от него. Вот, кстати, прут. Мы нашли его в кустах. Возможно, удар нанесли именно им.
– Здесь железяки под каждым кустом, – усомнился в ценности находки Васильев.
– Все следы смыло! – подал за нашими спинами голос эксперт-криминалист. – Мне что, пустое место фотографировать? Андрей, покажи еще раз, где он лежал.
Хлюпая туфлями по грязи, я встал на то место, где нашел Меркушина. Эксперт с разных ракурсов сделал несколько снимков.
– Стрелял ты откуда? – Васильев выдернул из земли прут, осмотрел его, отбросил в сторону.
– Где стоял, там и стрелял. Мои гильзы должны лежать правее, у кустов.
– А Меркушин откуда стрелял?
– Я сомневаюсь, что это он стрелял.
– Меркушинские гильзы можно миноискателем поискать, – предложил эксперт.
– Задницей своей поищи, – огрызнулся начальник уголовного розыска. – Здесь вся земля железом нашпигована, а он миноискатель предлагает! У тебя от металла так фонить будет, словно ты по складу металлолома прогуливаешься.
– Разбились цепью! – скомандовал Малышев. – Все смотрим под ноги, ищем гильзы или, если повезет, пистолет. Все готовы? Горбунов, вперед! Остальные, цепью, за мной!
На середине полянки я остановился. За указывавшим дорогу Ваней Горбуновым цепью шли человек тридцать мужиков, одетых в простенькие куртки и плащи-дождевики. Обуты все были в резиновые сапоги. Некоторых попутчиков я знал – это были сотрудники Кировского РОВД и оперативники из других отделов милиции. Идущих в центре цепи мужиков я видел впервые, но по их хмурым лицам догадался, что мы из одной организации.
«Как Малышев за ночь смог собрать такую мощную бригаду? – подивился я. – С коллегами все понятно – послал дежурный автомобиль и поднял всех по тревоге, а вот как с сотрудниками других отделов? Откуда Комаров узнал о событиях на полигоне и кто, черт возьми, этот проницательный толстячок?»
На противоположном краю поляны мы встали полукругом. Горбунов вышел в центр и стал объяснять, где лежал убитый барон, где стояли его родственники, кто и что говорил по поводу смерти вожака маагутов.
– Короче, Иван, – в центр полукруга вышел Васильев. – Ты сам видел на теле барона огнестрельные ранения?
– Я к нему не нагибался, вдруг сзади по голове ударят, как Меркушина…
– Ты видел ранения или нет? – потребовал точный ответ Васильев.
– Ранения я не видел, но у него вся рубаха была кровью залита. Мертвый он был, мертвее не придумать.
– Пошли в табор! – принял решение Комаров. – Что толку тут стоять, грязь месить?
– Разбиваемся на группы! – скомандовал Малышев. – Старшие групп ко мне! Задачу все помнят? Вперед! Группы прикрытия оцепляют табор, группа захвата – за мной!
По дороге в палаточный городок загадочный Альберт Львович пристроился рядом со мной. Вполголоса, так, чтобы нас не слышал никто из посторонних, он спросил:
– Вы хорошо запомнили старуху, обсыпавшую вас огненным порошком?
– Я даже знаю, как ее зовут и где ее искать, – ответил я.
– Андрей Николаевич, как обнаружите старушку, дайте знать. Я заберу ее с собой. Остальные в таборе меня не интересуют.
– Альберт Львович, я могу спросить? Вы из КГБ?
– Нет, нет, что вы! – запротестовал толстячок. – Я из Министерства обороны. Мое звание – полковник. Скажу вам больше – вопрос о стоянке маагутов решался при моем непосредственном участии. Ваши начальники были настроены изгнать племя за пределы области, но мы, через научный отдел ЦК КПСС, отменили это решение.
– Дочь барона вас не интересует?
– Мне надо посмотреть на нее, и я определю, представляет она интерес или нет… Таблетки начали действовать? Часов на шесть их хватит, потом надо обязательно лечь и поспать. Вот еще что. Ваш организм начнет выходить из стрессового состояния к исходу дня. Как почувствуете, что начало знобить, примите эту таблеточку.
– А моему коллеге? Мы оба до костей промокли. Здесь ночью такой ливень был…
– У вашего напарника другая энергетика, – не стал дослушивать меня полковник. – Сейчас он находится во власти «эффекта самца», так что с ним ничего не будет. Сегодня ваш коллега может лечь спать в сырой канаве и даже легкого насморка не подхватит. Внутренняя энергетика человека способна подавить любые инфекционные болезни.
– Так уж и любые? – усомнился я.
– Не все, конечно. Сифилис, гонорею, туберкулез энергетика не подавит, а вот грипп или ангину – запросто.
– «Эффект самца» как-то связан с таблетками колы?
– Конечно. Ваш товарищ сейчас думает не о маагутах или своем здоровье, а о женщинах.
За разговором мы дошли до табора. В лагере еще все спали, и только у самой большой палатки стоял на страже худенький смуглолицый паренек.
– Нам сюда, – показал я на паренька.
– Нельзя, нельзя! – замахал он руками. – Там женщины, посторонним мужчинам входить нельзя.
Костя Лиходеевский без лишних разговоров схватил парнишку за шиворот и отбросил прочь от входа. Раздался хруст защелкиваемых на запястьях наручников. Парень, предупреждая родственников об опасности, что-то закричал на незнакомом языке. Я откинул полог палатки и первым вошел внутрь.
«Так вот как живут самые зажиточные из маагутов! – подумал я. – Стоит один раз одним глазком взглянуть на внутреннее убранство жилища барона, и тяга к кочевой романтике пропадет на веки вечные».