– Стелла, – не дотрагиваясь до девушки, я отвел ее в сторону, – я отношусь к тебе, как к ядовитой змее. Змея – она ведь не плохая и не хорошая. Она живет своей змеиной жизнью: ест лягушек, ловит кузнечиков, греется на солнце. Змею нельзя любить, ее нельзя ненавидеть, ее надо принимать такой, какая она есть. У тебя будут ко мне просьбы?
– Сообщите о моем задержании адвокату Терскову… У меня кто будет следователем, мужчина или женщина?
– Конечно, женщина. Ты, Стелла – уникум, любого мужика разжалобишь, а то и влюбишь в себя. Я подберу у нас в управлении женщину, на которую твои чары не подействуют.
– Тогда, – Стелла прищурилась, посмотрела поверх кладбищенской ограды на дорогу, – мне надо купить десять пачек сигарет «Морэ» с ментолом, лимонад, пирожные «корзинка» со сливочным кремом и пачку кукурузных палочек.
– Тебе не дадут лимонад в стеклянной бутылке в клетку пронести.
– Я им у следователя в кабинете кукурузные палочки запивать буду.
– Стелла, а где ты видела в продаже сигареты «Морэ»? – спросил я для интереса.
– Надо заехать в гастроном у памятника Пушкину, подойти к директору и сказать, что сигареты для меня.
– Стелла, я тебе за сигаретами бегать не буду, а вот пирожные по дороге купить можно.
– Андрей Николаевич, если у меня к обеду не будет сигарет и пирожных, я откажусь давать показания.
– На пудренице твои отпечатки пальцев.
– Ну и что? Я – глупая невинная девочка, гуляла по кладбищу и нашла красивую вещицу, принесла к себе в каморку, а там – порошок. У меня шесть классов образования, у меня явное отставание в психическом развитии, откуда я знаю, что этот порошок не пудра, а кокаин? Давайте идти друг другу навстречу. Я не кривляюсь перед вами, не темню, мои просьбы не выходят за рамки разумного. Сейчас следствие начнется, суд, я буду нервничать, захочется закурить, а сигарет нет. Я же редко курю, одну-две сигаретки в день, не больше.
– Продукты никакие по дороге купить не хочешь? С кормежкой у нас – не очень.
– У меня смена белья, зубная щетка, продукты – все с собой. В машине лежат.
С дороги на кладбище свернул легковой автомобиль. Стелла ладошкой закрылась от солнца, присмотрелась.
– Директор, что ли, пожаловал? Вот он сейчас «обрадуется», когда вы ему про пистолет скажете.
– Стелла, а почему ты школу бросила? – спросил я.
– Зачем она мне? – пожала плечами девушка. – Читать, писать, считать я умею, а остальное мне в жизни не пригодится. Школа для меня – это пустая трата времени. На кладбище интереснее.
Маленький Мук переговорил с вылезшим из автомобиля молодым, добротно одетым мужчиной.
– Андрей Николаевич! – крикнул через весь двор Лукин. – В тему!
– Наш директор признался, что пистолет в кабинете – его? – спросила Стелла.
Я согласно кивнул головой.
– Надо, чтобы он пистолет в руки взял, отпечатки пальцев оставил, – по-деловому сказала Мухина. – Я вчера ствол на всякий случай тряпочкой протерла, сейчас на нем никаких следов нет.
– Стелла, – спросил я, – а к чему у вас такие сложности с распределением ролей? Разве нельзя, чтобы один человек на себя все преступления взял?
– О чем вы говорите, Андрей Николаевич! – укоризненно ответила девушка. – Нельзя одному человеку все на себя брать – посадить могут. Мне, как малолетке, за порошок условно дадут, а если бы я на себя еще и ствол взяла, как бы это со стороны выглядело? Девочка может подобрать красивую вещь, а пистолет-то ей зачем? У директора же – наоборот. Он мужчина, купил для самообороны у неизвестного лица ствол и хранит его на работе. С кокаином его в зону отправят, а с одним пистолетом из зала суда выпустят.
С аллеи, замерзший и злой, вернулся Муха.
– Вы еще здесь? – возмутился он. – Давайте закругляться. Этот балбес на ствол подписался?
– Сережа, открой мне машину, я вещи заберу, – вместо ответа попросила Стелла.
– Погоди с машиной! Что с директором?
– С нами поедет, – ответил я.
Муха достал из кармана ключ с золотым брелоком, бросил его Стелле. Когда девушка отошла, он сказал мне:
– Девчонку не обижайте. Если узнаю, что кто-то до нее пальцем дотронулся, я этот палец отрежу и съесть заставлю. Я реально говорю. У меня на кладбище места много.
– Муха, – перебил я смотрителя, – где Задорожный?
– А кто это? – сделал бровки домиком смотритель. – Это твой знакомый? Ко мне такой не заходил. Вы давайте валите отсюда, у меня на сегодня дел полно.
– Хочешь, на пятнашку тебя заберу?
– Забирай, отсижу, – равнодушным тоном ответил Муха. – Только на фига тебе такие дешевые понты? Стелла, ты все забрала?
Девушка подошла к нам, отдала ключ от автомобиля.
– Володя! – крикнул я Маленькому Муку. – У тебя все? Тогда поехали в управление.
В понедельник прокурор города санкционировал арест Стеллы. В следственном изоляторе она была на особом положении. Начальство ее побаивалось, а сокамерницы… Каждое утро две молодые воровки расчесывали Стелле волосы и заплетали косы. Умывалась она только теплой водой, которую для нее специально грели работники хозобслуги. Пока Стелла за обеденным столом не брала в руки ложку, остальные сокамерницы к еде не прикасались. На ночь бомжиха баба Валя мыла ей ноги в тазике. Перед сном Стелла любила послушать пересказ кинофильмов и прочитанных сокамерницами книг. Если конец истории ей не нравился, то Слониха, здоровенная мужеподобная арестантка, била рассказчицу по щекам:
– Ты что, потаскуха, не могла другой финал придумать? Если завтра Стеллочке сказка не понравится, я тебе все космы повыдергиваю, я тебя в параше утоплю!
Как-то начальник оперативного отдела СИЗО («Кум» на тюремном жаргоне) решил познакомиться со Стеллой и вызвал ее к себе. Девушка недолго слушала офицера. Когда ей наскучили однообразные вопросы оперативника, она тихо сказала:
– Хочешь, я поцелую тебя?
Кума от такого предложения пробил холодный пот. Он мгновенно представил, что с ним будет, если разговор о поцелуях дойдет до Мухи-Цокотухи.
– Уведите ее в камеру! – распорядился оперативник.
Стелла одарила взмокшего начальника оперотдела прекрасной невинной улыбкой.
– Как жаль, гражданин начальник, что наше знакомство так быстро закончилось!
На следствии Стелла Мухина охотно подписала показания, изобличающие ее в незаконном хранении наркотиков. На суде же все пошло немного не так, как было запланировано. Молодая прокурорша, поддерживавшая обвинение, посреди своей речи не выдержала и, нарушая строгий регламент, обратилась к Стелле:
– Девочка, зачем ты себя оговариваешь? Признайся, это же не твои наркотики!
– Это еще что за новости? – нахмурился председательствующий судья. – Объявляется перерыв. Товарищ гособвинитель, зайдите ко мне в кабинет!
После перерыва прокурорша, не поднимая глаз, зачитала обвинение так, как положено. Длинно и витиевато выступил адвокат Терсков. Суд удалился в совещательную комнату. Вердикт – год условно. Прямо из зала суда Стелла уехала на кладбище – приводить свою каморку в порядок.
Мне Стелла позвонила в конце июня.
– Здравствуйте, это Стелла Мухина. Андрей Николаевич, для меня Сережа живую гадюку у пацанов купил. Я ее в аквариуме держу, под лампой грею. Андрей Николаевич, вы меня обманули в прошлый раз. Гадюка не хочет лягушек есть, мне приходится ее одними кузнечиками кормить. Как вы думаете, если змейка будет кушать только одних кузнечиков, это не повредит ее здоровью?
– Ты, главное, молоком ее не пои. У гадюк от молока бывает несварение желудка.
– Андрей Николаевич, приезжайте к нам на кладбище, я вам покажу, как настоящая змея выглядит. Она на меня нисколечко не похожа. Правда-правда!
– Копи порошок, приеду.
– Не-е, давайте без порошка. Мне опять в тюрьму неохота. Там скучно, каждый день одно и то же. Приедете?
– Буду ехать мимо – заскочу.
Пройдет четыре года, и Стелла Мухина развяжет самую кровопролитную мафиозную войну в истории нашего города. На фоне событий весны 1993 года «клубок» во «Встрече» и истребление группировки Задорожного покажутся нам блеклыми незначительными происшествиями.
Глава 28Конец смутного времени
С кладбища мы вернулись в управление около часа дня. Я доложил Малышеву и Шмыголю об итогах обыска и попросил отпустить меня на обед.
– Какой обед! – возмутился Шмыголь. – Сейчас оперативные группы станут возвращаться, пора итоги подводить, а ты обедать собрался?
– Иван Иванович, я двое суток на работе, не спал, не ел и прошу всего час времени. За час ничего не случится?
– Поезжай, – разрешил Малышев. Он уже понял, что обед – это только повод покинуть УВД.
Не теряя ни минуты, я помчался на ГТС. Директор телефонной станции провела меня в секретную комнату, где была установлена прослушивающая аппаратура. Комната была невелика. Вдоль стен располагались столы со студийными высокоскоростными катушечными магнитофонами. При подключении прослушиваемого абонента к телефонной сети магнитофон, настроенный на его адрес, включался автоматически и так же автоматически выключался после окончания разговора. Во время моего присутствия в секретной комнате один из магнитофонов неожиданно включился и вел запись до самого моего ухода. Не удивлюсь, если по заданию областного управления КГБ прослушивали кого-то из моих коллег: Малышева, Большакова или Клементьева. Контрразведчики любят послушать милицейские разговоры, но что они хотят из них узнать – непонятно. В милиции уже давно выработался специальный телефонный жаргон, когда собеседники говорят одно, а имеют в виду совсем другое. Фраза «это не телефонный разговор» – самая популярная в милиции. Ее употребляют чуть ли не в каждом телефонном разговоре, к месту и не к месту. Звонит жена мужу:
– Ты купил хлеб?
Муж, с раздражением в голосе:
– Нет.
– Почему?
– Это не телефонный разговор. Приеду домой, все объясню.
Прослушавший этот диалог сотрудник КГБ делает пометку в оперативном журнале: «Разобраться в причинах, по которым Иванов не смог купить хлеб».