– Желаю всего наилучшего! – сказал Лаптев, развернулся и пошел к двери, но Ефремов остановил его:
– Андрюха, стой, не бросай меня! Ты единственный человек, кому я могу пожалиться.
Лаптев, заинтригованный, вернулся к столу.
«Он ведь не пьян, – оценил состояние коллеги Андрей. – Просто выбит из колеи. Выпил-то Игорек совсем немного. Закаленного в передрягах опера с полбутылки водки не развезет».
– Мы с тобой никогда не ладили, – продолжил исповедь Ефремов. – Но я всегда ценил тебя как талантливого сыщика и руководителя. Наверное, в чем-то даже завидовал тебе.
«Пять минут подожду и ухожу», – решил Лаптев.
– Мы с тобой, Андрей, выкованы из одного металла, в нас течет одна кровь. Знаешь, почему Зиннер отказался от твоей должности? Он посидел в этом кресле день-другой и заявил: «Не могу в этом кабинете работать! Мне все время кажется, что Лаптев смотрит на меня». Зиннер, твой протеже, не смог тут работать, а я могу! Меня твой призрак не донимает. Я с ним мирно уживаюсь. – Заметив, что Лаптев собрался уходить, Ефремов вытащил из папки заключение криминалистической экспертизы, протянул ему и сказал: – На, посмотри! Это мой приговор, постановление о предании меня публичной анафеме.
Лаптев взял документ, пробежал глазами по заголовку и спросил:
– «Папиллон»? Он заработал, что ли?
Автоматическая электронная система распознания и сличения отпечатков пальцев рук «Папиллон» была введена в экспериментальную эксплуатацию в городском УВД в начале 1992 года, но положительных результатов пока не давала.
«Мы нарабатываем базу, а вы от нас результатов требуете!» – отмахивался от всех претензий начальник экспертно-криминалистического отдела и был прав.
Результативность «Папиллона» зависела от количества обработанного материала.
Условно все отпечатки пальцев можно разделить на две большие группы. Это следы, обнаруженные непосредственно на месте происшествия, и дактокарты, полученные при дактилоскопии живых лиц и трупов. В систему «Папиллон» спецы с января загружали дактокарты ранее судимых лиц, а по осени стали вводить отпечатки пальцев, снятые на местах убийств и других тяжких преступлений.
Теоретически система должна была сверить данные, обнаружить совпадение и выдать результат, например:
«На месте убийства гражданина Иванова отпечаток большого пальца правой руки оставил гражданин Сидоров, подвергнутый дактилоскопии при административном задержании за совершение мелкого хулиганства».
Андрей заинтересовался результатом работы «Папиллона» и изучил резолютивную часть заключения:
«Отпечаток пальца, обнаруженный 1 декабря 1982 года на месте убийства гражданина Бурлакова К. К. в квартире по адресу: ул. Волгоградская, д. 8, кв. 37, оставлен Козодоевым С. В.»
– Знакомая фамилия, – задумчиво произнес Лаптев.
– Знакомая?! – воскликнул Ефремов. – Андрей, да это же тот самый ублюдок, который нас с Вороном вчера на три буквы послал! Если бы не Витек, я бы эту тварь там же, у него в кабинете, удушил. Ты представь, я за этим щенком охотился, а он вывернулся, избежал уголовной ответственности и спрашивает меня: «Ты в ГАИ не работал?» Подонок! Точно такой же, как и я. Он убийца, а я малодушный слизняк! Десять лет назад я не решился настоять на его дактилоскопии, и вот результат! Он зажравшийся барин, а я весь в дерьме.
– Декабрь восемьдесят второго года, – стал припоминать Лаптев. – Я тогда только начал работать. Это не то дело, где деньги были по всей квартире разбросаны?
– Оно самое, черт побери! Я был в шаге от раскрытия, но проклятые проценты! В Ленинский РОВД пришел Балагуров, новый начальник. «Не вздумайте переносить нераскрытое убийство на новый год!» – сказал он нам. Костин, его заместитель по оперативной работе, взял под козырек и велел располовинить дело. Убийство мы списали на дружка Козодоева Михаила Быкова, а он сам остался в стороне.
– Как он сейчас выплыл? Его же не задерживали и не арестовывали.
– Тут ты не прав. Козодоева только за последний год раз шесть доставляли в милицию за драки и дебош в ресторанах, но дактилоскопировать его никто не решился. Он же не бич, не бродяга, а почтенный бизнесмен, пуп земли. Отпечатки его пальцев попали в базу случайно. В сентябре Козодоев на личном автомобиле приехал к знакомой в Заводской район. Пока он с ней развлекался, у него с машины сняли магнитолу. Приехала опергруппа, и его откатали как потерпевшего.
– Козодоев так обиделся на кражу магнитолы, что вызвал милицию? – удивился Андрей.
– У богатых свои причуды. Он мог бы плюнуть на мелкую кражу, но не стал.
– Воров нашли?
– Нет, конечно. Мы по квартирным кражам в полном завале, а тут магнитола из автомобиля! Хочешь узнать, как его дактокарта на обработку попала? Фантастика! Эксперт перепутал пачки и загрузил в «Папиллон» всякую чушь. Это рок, Андрюха, перст судьбы! Только мне от этого нисколько не легче. Я смотрю на это заключение и не знаю, что делать. Прошло десять лет. На момент совершения преступления Козодоев был несовершеннолетним. У него истек срок давности привлечения к уголовной ответственности. Он снова на коне. Этот убийца вновь будет невиновен.
– Срок еще не прошел, – заметил Андрей. – Убийство было в декабре, а сейчас октябрь. У тебя есть целый месяц, чтобы отыграться.
– Ничего у меня нет! – в отчаянии выпалил Ефремов. – С одним отпечатком пальца за такой короткий срок кашу не сваришь. Как только мы возьмем Козодоева за жабры, так тут же нарисуется опытный адвокат и начнет воду мутить. Дескать, мой подзащитный в декабре восемьдесят второго года был у Бурлакова в гостях. Пока мы будем эту версию отрабатывать, месяц пройдет.
– Палец – это неопровержимая улика, – заявил Лаптев. – Если ты хочешь вывести Козодоева на чистую воду, то тебе надо сделать так, чтобы он сам во всем признался. Палец плюс признание – это железобетонные доказательства для любого суда и прокурора.
– Ты смог бы его раскрутить?
– Наверное, смог бы. Но не буду. У меня дел полно. Памятник – это тебе не труп десятилетней давности. Он живее всех живых, нас в светлую даль зовет.
– «Пепел Клааса стучит в мое сердце»! – процитировал Ефремов слова Тиля Уленшпигеля. – Пока я не втопчу этого мерзавца в грязь, я буду считать себя никчемным подонком. Андрюха, поможешь мне поквитаться с этой сволочью?
– Мы же с тобой одной крови. Помогу.
На другой день Ефремов пришел к следователям бодрый, свежий, без признаков вчерашнего возлияния.
– Ворон, давай поиграем в игру «Вспомнить все», – предложил он.
– Классная игра! – заявил Виктор. – Как в нее играть? Ты будешь, как Шварценеггер в кино, бегать по управлению, а я – гнаться за тобой и кричать: «Стой, Хаузер! Здесь, на Марсе, тебе нигде не спрятаться!»
– Обойдемся без беготни. Вспомни приемную Козодоева. Сколько там было женщин?
– Три. Сразу от входа сидела женщина лет пятидесяти, за ней, поближе к хозяйским дверям, черненькая симпатичная девушка по имени Марина. Напротив нее – рыженькая девушка лет двадцати двух.
– С кем из них спит Козодоев?
– Со всеми тремя, – уверенно ответил Виктор.
– Да ну! – не поверил Ефремов. – Старуха-то ему зачем?
– Старуху посадили в приемную специально к нашему приходу, чтобы она приглядывала за молодежью. Попробую сказать навскидку. Она, скорее всего, секретарша его папаши.
– Ворон, ты из себя Шерлока Холмса не строй, – сердито пробубнил оперативник. – Как ты мог догадаться, что старуха не при делах? На ней же ничего не написано. С чего ты решил, что она не на своем месте?
– Игорь, ты в приемной сидел, насупившись как сыч, а я печеньке хрумкал, кофе пил. Расположился я как раз у стола пожилой женщины и все бумаги, лежавшие на нем, пока меня рыженькая девушка угощала, видел. Перед старушкой был откидной календарь-планировщик, на нем – запись женской рукой: «Следователь, 14:00». Это твой звонок хозяйка стола приняла и автоматически записала время встречи. Но на этом же календаре, в углу, нарисовано сердечко, тщательно заштрихованное. То есть некая женщина вспоминала любимого мужчину и в мечтах о встрече с ним нарисовала сердечко, символ любви. Времени у этой женщины было полно. Пока вспоминала любимого, она три раза заштриховала рисунок. Скажи, станет пятидесятилетняя женщина сердечки рисовать? Нет! Если она под старость лет влюбится, то будет хранить свои грезы в тайне. Сердечко нарисовала молодая девушка, которую к нашему приходу начальство удалило с рабочего места.
– Логично, – согласился Ефремов. – Немолодая женщина будет в задумчивости домики рисовать или цветочки.
– Едем дальше. После встречи с Козодоевым я решил проверить свои предположения, хотел было заглянуть в приемную к его отцу, но меня туда не пустил охранник. Отсюда мораль. Козодоев-старший делегировал свою секретаршу в приемную к сыну. Куда они дели влюбленную девушку, я не знаю. Но могу сказать, как она выглядит. Ей около двадцати пяти лет. У нее красивая фигура. Она блондинка.
– На столе лежала расческа? – попробовал угадать Лаптев.
– В строгой конторе расческу на столе не оставишь. Хозяин заметит, выволочку сделает, чтобы бардак на рабочем месте не наводили.
– Шерлок, колись, ты раньше не заходил к Козодоеву? – спросил Ефремов.
– Я был в этом здании только один раз, ночью после стрельбы у памятника. На этаж к Козодоеву я не заходил.
– Тогда откуда ты все знаешь? – стал допытываться Игорь. – Колись, змееныш, а то я чувствую себя неполноценным человеком. Мы с тобой в приемной вместе сидели, но я ничего не заметил, а ты все усек.
– Логика – сестра следователя! Чтобы сделать вывод о цвете волос девушки, не надо видеть ее живьем. Давайте сложим осколки информации в единое целое. Итак, у нас есть отец и сын. Оба они бизнесмены, деловые люди. У папаши секретарша в годах, опытная женщина, не вертихвостка. С такой секретаршей шуры-муры крутить не будешь, она по годам не подходит для любовных утех. У сына три секретарши в приемной. Одна из них, рыженькая, только чай гостям подает. Больше, наверное, ничего не умеет. Вопрос: для чего ему три девушки, когда с секретарской работой легко справится одна? Ответ: расслабляться после работы.